Каждый раз

      Дин никогда не боялся крови. Он пустил ее разным тварям столько, что с лихвой хватило бы на заполнение небольшого бассейна. В глубине души он даже ловил от этого кайф. Знаете, какое облегчение испытываешь, когда в страшный мороз, полночи рыская по лесу, ты наконец закалываешь оборотня? Из перерезанной артерии кровь вырывается фонтаном, обжигая задубевшую кожу приятно горячей густой массой, сердцебиение успокоенно замедляется, выравнивается дыхание… Да, конечно, вы не знаете, а вот Дин знает прекрасно.       Чувства брезгливости он лишился годам к двенадцати: нисколько не смущали ошметки чужой плоти под ногтями, багровые разводы на одежде и вереница красных капелек на лице и руках.       Напрочь исчез и страх: какой бы серьезной ни была рана, Дин всегда улыбался. Отец и брат, добив монстра, подлатают, а если нет — опасная работа, что же поделать.       Было единственное, с чем бывалый в свои двадцать семь охотник не мог смириться — когда кровь была Сэма. В такие моменты глаза будто застилала пелена, он переставал чувствовать собственное сердцебиение, с большим трудом заставлял руки и ноги делать элементарные движения.       Ему двадцать три. Его младшему братишке, черт возьми, всего двадцать три, а, чтобы пересчитать, сколько синяков, переломов, ссадин и ран ему оставили сверхъестественные ублюдки, не хватит пальцев на руках всех жителей Америки.       И что опять? Неужели опять?       — Ди-ин…       Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что происходит. По собственному хрипло вытянутому имени он уже знал, что с Сэмом беда. Рана глубокая и, скорее всего, где-то в районе живота. Звук идет снизу, значит, парень даже встать на ноги не в состоянии. Плохо. Определенно очень плохо.       Дин ринулся к брату, снес голову подбирающемуся к тому вампиру и отбросил мачете в сторону: с клыкастыми на этом было покончено. Уже предчувствуя беду, он беглым взглядом оценил состояние Сэма.       Парню действительно досталось, и очень сильно. Упыри разодрали ему правый бок и бедро. Кажется, задели что-то из внутренностей: Сэм сплевывал красную густую слюну, дышал хрипло, собирал края разодранной куртки на ране, кашлял, делал отчаянные попытки подняться со стылой земли.       Дин сглотнул. Опустился на колени рядом с братом и трясущимися в мелкой дрожи руками зажал Сэму рану. Пульсирующая теплая кровь ударила в ладони похлеще отдачи в плечо, сердце пропустило удар, а глаза полезли из орбит. Он делал это куда больше раз, чем несколько взятых вместе квалифицированных врачей, но так и не научился закрывать на замок чувства и просто делать дело. С того самого первого дня, как впервые именно ему за неимением рядом взрослых пришлось обрабатывать Сэмми разбитую коленку.       Да, в памяти почему-то всплыло именно это событие: восемьдесят девятый год, Дину десять, Сэму шесть. Их няня, самая худшая няня из всех, отправила вверенных ей детей поиграть на улице: пришел к ней молодой человек, вот она и заперлась в доме, а малыши присмотрят друг за другом сами.       Дин и присматривал. И отвлекся-то всего на пару секунд: засмотрелся на пролетающий самолет, и точно так же, как и сейчас, только голос был несколько выше, услышал жалобное:       — Ди-ин!       Тогда-то все и началось: сердце и легкие, которые резко забывают, как надо работать, не соображающий мозг, безмолвно шевелящиеся губы.       Старший брат и присел точно так же рядом с Сэмми, растянувшимся на асфальте. Коленка разбита, тонкая струйка крови стекает по голени, в глазах мелкого слезы, а ручонки боязливо тянутся к ссадине, но не решаются прикоснуться.       Дин из рюкзачка достал бутылку с водой, стал поливать на больную ногу, трясущимися руками со всей осторожностью стирать прозрачно-красные разводы платком и шептать, успокаивая скорее себя, чем брата:       — Все будет хорошо, Сэмми.       — Я знаю, — задорно отвечал мальчуган. Слез у него уже не было, губы растянулись в улыбке, а коленки он чуть согнул, чтобы горе-медбрату было удобнее. Ему хоть бы хны, а у Дина стресс и, кажется, поседевшие волосы на затылке.       Винчестер сглотнул и сфокусировался на текущих событиях. Все ровно так же, разве что масштаб чуть больше: они же выросли. Онемевшими пальцами снял с себя ремень, затянул, как жгут, Сэму на бедре чуть выше раны.       — Все будет хорошо, Сэмми, — заученно повторил он, стараясь звучать как можно увереннее.       — Я знаю, — хрипло отозвался мелкий, растягивая окровавленные губы в обнадеживающей брата, пусть и на этот раз слишком слабой усмешке.