Ветер

- Ветер, Рихард. Это просто ветер. Кристиан уже полчаса торчал у окна, раздвинув пальцами полоски жалюзи. В левой руке он сжимал чашку с безнадежно остывшим кофе. Замерзшее окно стонало и хрустело под напором метели. И от вида раскинувшегося гигантской паутиной огней завьюженного города что-то обрывалось и выстывало у Кристиана внутри, заставляя смаргивать выступившие на глазах слезы. Да, это просто ветер, - будет повторять Кристиан, задыхаясь от разрастающейся в груди нежности, когда губы Рихарда станут целовать его раскрытую ладонь. Когда вцепится пальцами в жесткие черные волосы, утыкаясь носом в висок, мимоходом скользя губами по скуле и в полуобмороке от счастья ловя себя на мысли, что еще немного — и он сойдет с ума. Когда утром проснется от холода на хорошо знакомой широкой кровати, оставшись наедине со стылым утренним солнцем, втекающим в комнату через приоткрытое окно, и будет принюхиваться к доносящемуся с кухни аромату кофе. На горизонте замаячил Хеллерер с неизменными подтяжками, стопкой дел и пакетом с булочками. - Тяжелая ночь? - понимающе спросил он. Кристиан тупо уставился в чашку. Против его ожиданий, на стол приземлилась не новая порция работы-которую-надо-делать-немедленно, а только булочка с колбасой. - У тебя в последнее время отвратительный вид, - честно поделился он. - Кто бы ни довел тебя до такого, ей стоит умерить свой пыл. Кристиан ухмыльнулся. Какого-то черта вчера он снова застрял у окна. Застрял и стоял, как идиот, пока не стало казаться, что еще немного, и его раздавит накатившим ощущением растерянности и беспомощности — перед разыгравшейся непогодой и тягучим пульсирующим холодом внутри. А потом пил с Рихардом чай, смотрел на него широко распахнутыми от страха глазами и отчаянно не хотел, чтобы он уходил. Когда-то давно, еще в прошлой жизни, возвращаясь из музыкальной школы, он должен был два раза в неделю ехать сквозь ночь в маленьком качающемся вагоне электрички. Тогда у него внутри тоже все как будто выстывало, замораживалось. Но дома ждали мама, горячий пирог и теплый свет ламп. А потом он завалил годовой экзамен по сольфеджио, и ночные поездки прекратились. - Я не могу сказать, что ты сейчас со мной, - говорит Рихард, и его дыхание щекочет затылок. Они лежат на смятой постели, прохладный воздух приятно холодит разгоряченные тела. И хочется выть, потому что непонятно, какого черта он, Кристиан, сейчас здесь, а не в офисе, не около трещащего под порывами ветра окна. За что Рихард позволяет ему это? И почему от этого так тяжело? - Я тебя люблю, - вздыхает Рихард, проводя ладонью по плечу Кристиана. И от этих слов, в которые так не верится, хочется провалиться под землю. Это просто ветер, - думает Кристиан и отвечает: - Я тоже. От кузины Элизы пахло конфетами, шерстью и здоровьем. Пушистая копна вьющихся русых волос вокруг лица, разноцветные бусы и голубые глаза за прямоугольниками очков. - Кто бы там у тебя ни был, фигней ты занимаешься, Кристиан. Так любят себя, а не другого. Она всегда говорила подобные вещи так легко, будто речь шла о погоде или о приготовлении завтрака. Кристиан задумчиво потягивал лимонад. - От этого боязнь, что тебя бросят, - продолжала она, - от этого ревность. - Не понимаю, - перебил он, - что ты имеешь в виду, говоря, что я люблю не... ее, а себя. Элиза махнула рукой. - Мало ли, что можно такого в себе любить... Она тебе нужна, чтобы решить какие-то твои проблемы. Главное, что рядом с ней ты занимаешься не тем, что любишь ее, а тем, что боишься за себя. В отношениях ни грамма понимания и доверия. Легкие слова врезались под дых, окончательно вышибая почву из-под ног. Кристиан улыбнулся и с горечью спросил: - А как — по-другому? По больничной палате гуляет сквозняк. - Господи, Кристиан, ты идиот, - качает головой Мозер. Отходить от наркоза оказалось противно: в глазах двоится, голова плывет — почти как вчера в конторе, когда Кристиан сидел на столе, зарывшись лицом в его черные жесткие волосы и снова пытался справиться с гуляющим внутри ветром. - Зачем ты на нож полез? Жить надоело? Мозер выглядел настолько озабоченным, что Кристиан засмеялся. - Знаешь, - сказал он, аккуратно выговаривая слова: язык плохо его слушался, - я все думаю... когда я на него полез - это я за себя боялся или за тебя? Смеяться было больно, но Кристиан не мог остановиться. - Я идиот, - продолжил он. - Помнишь, ты говорил, что любишь меня? А я, похоже, и сам лгал, и тебе не верил. Кстати, я тебя люблю. Кажется. Кристиан снова засмеялся. Потолок над ним рябит, Мозер строит скорбное лицо, а он просто знает, что дальше все просто будет хорошо. Потому что он давно уже не чувствовал себя настолько живым и теплым.