Talking too much (Слишком много болтая)

Когда обычный обход привел ее к главной батарее, Шепард отчасти ожидала, что ее прогонят под предлогом калибровок. Как обычно. Хотя Гаррус и простил ее за то, что встала между его винтовкой и головой Сидониса, прощение – это совсем не то же, что непринужденная дружба. Она знала, что дружба между ними еще была, но ей определенно очень не хватало непринужденности. Не достаточно, чтобы пожалеть о своем решении, но нехарактерная для Гарруса краткость в разговорах с ней была более чем огорчающей. Намного сильнее, чем если бы на его месте был кто-то другой. Черт, Миранда до сих пор не простила ее за то, что она встала на сторону Джек в их маленькой войне. Это беспокоило ее, но не так, как ее беспокоило представлять, как Гаррус сидит в своей батарее и дуется на нее за вмешательство. Гаррус был другим. Гаррус – это Гаррус. Это верность, и поддержка, и своевременные остроумные реплики. Он был, де-факто, ее первым помощником. Редко случались миссии, на которых он не прикрывал ей спину. Еще он был ее прошлым; нерушимая, стойкая связь с тем, кем она была. Прежде. В темные дни, в дни, когда она проводила пальцами по гладкой коже там, где раньше светились зловещим красным шрамы Цербера под не до конца зажившей плотью, в дни, когда она смотрела в зеркало в своей слишком большой личной душевой и спрашивала себя, что именно проснулось на кушетке в лаборатории Миранды, она искала Гарруса, чтобы напомнить себе. Если кто в галактике и знал, кто она, кто она на самом деле, то это он. Она верила, что он скажет ей правду. Если бы он посмотрел на нее тогда, на Омеге и сказал: "Ты можешь носить ее лицо, но ты не Шепард", она бы поверила ему. Она не уверена, как бы она поступила с этой информацией, но она бы поверила ему. Он был ее лучшим другом, но сейчас между ними возникла невидимая стена. Она ненавидела это. Это было неправильно. И она не знала, как это исправить. Это она тоже ненавидела. Но она не собиралась прекращать попытки. Неважно, сколько раз он бы отмахнулся от нее из-за своих калибровок. Он стоял, склонившись над своей консолью, когда она вошла, и она уже собиралась молча уйти. Но он удивил ее, тут же оторвавшись от того, чем он там занимался, и поприветствовав ее, почти как раньше. Столь резкая перемена застала ее врасплох. Честно говоря, к моменту, когда он поблагодарил ее за помощь с Сидонисом, можно было признать, что он взял на себя беспрецедентную инициативу в их словесной игре. Ее вопросы имели слегка безнадежный характер, пока она пыталась прийти в себя, и никак не мешали россказням Гарруса. Иррациональная ревность – легкая, но все же присутствующая; абсолютно не обоснованная и чертовски раздражающая – когда он заговорил о разведчице и их… решающем матче, только усугубляла ситуацию. То, что там было у Гарруса со всякими разведчицами – не ее чертово дело. И все же. Это должно было быть шуткой. Или так она сказала себе, когда открыла рот, и слова "Мы могли бы проверить, насколько у тебя длинные руки… и насколько я гибкая" слетели с ее губ. В конце концов, их отношения держались на дружеских подколках. Гаррус рассказывал истории (преувеличенные до неприличия, особенно если судить по тем сказкам, что, она слышала, он рассказывал команде Цербера), которые заставляли ее смеяться, охать или закатывать глаза; она отвечала шутками и насмешками, чтобы заставить его взять свои слова назад… или засмеяться, заохать, или взглянуть на нее с турианским эквивалентом закатанных глаз. Но в шутках не должно быть подтекста неподдельного желания. И ее голос определенно не должен при этом становиться сиплым и напряженным, когда она просто хотела позабавиться. Шутка определенно не должна была заставить голос Гарруса стать таким. Черт. Он запинался. Если бы это была шутка – нормальная шутка – она бы безжалостно задразнила его за внезапную и полную потерю своей бравады. Но она этого не сделала. Потому что было в его бормотании что-то, от чего ее дыхание сбилось и все внутри тревожно (но, к удивлению, не неприятно) сжалось. Когда, вместо того, чтобы отшить ее (при всем уважении, коммандер), он моргнул, и наклонил голову, и растерял все свое самоуверенное щегольство, она от души понадеялась, что неясное освещение главной батареи скроет внезапный румянец, загоревшийся на ее щеках. Шутка не должна была оставить ее с ощущением ликования – ликования, и ужаса, и возбуждения, и "что я наделала?" - когда он сказал: - Черт, да почему бы и нет? Пока он продолжал свое очаровательно неуклюжее (и, черт, когда она начала считать Гарруса очаровательным? Он никогда не позволит ей забыть об этом, если узнает) выражение согласия на ее предложение, она задумалась, как много из ее возбужденного состояния улавливает его визор. (Учащенный пульс. Сбившееся дыхание. Повышение температуры тела?) К счастью, он, похоже, был слишком смущен, чтобы заметить. Или прокомментировать. Заметить, она надеялась. (Температура тела точно повысилась). Когда она ушла пару минут спустя, пульс все еще учащен, дыхание сбившееся, она подождала, пока дверь за ней с шипением закроется, прежде чем вытереть вспотевшие ладони о штаны. Затем она расправила плечи, надела свою маску коммандера Шепард и решительно зашагала в сторону лифта. Гарднер окликнул ее, когда она проходила мимо, и она молча помахала рукой в ответ, потому что не была уверена в твердости своего голоса. Мы могли бы проверить, насколько у тебя длинные руки… и насколько я гибкая. О чем, черт возьми, она думала? Один из членов команды Цербера – Холлингс? Холли? – зашел в лифт вместе с ней, направляясь с жилой палубы в БИЦ, но он все это время дисциплинированно смотрел прямо перед собой. Черт, да почему бы и нет? О чем, черт возьми, он думал? Она уставилась на двери лифта, желая, чтобы они побыстрее открылись, чтобы избежать короткого натянутого разговора. Она едва сдержала вздох облегчения, когда те, наконец, разъехались. Холлинс? Холли? ушел так быстро, что ей не пришлось ставить себя в неловкое положение, признаваясь, что она забыла его имя. Оно точно начиналось на Х. По крайней мере, ей казалось, что оно начиналось на Х. Она потом спросит об этом Чамберс. Ее сердце успокоилось к тому времени, как она достигла своей каюты (чертов лифт действительно слишком медленен), но взгляд на ее огромную кровать вновь заставил его колотиться о ребра. Она никогда раньше не проявляла интереса к турианцам. Черт, она даже никогда не задумывалась о возможности… Хорошо, может не никогда. Ее щеки снова предали ее, хотя видеть это могли только рыбки и хомяк. Может задумывалась. Раз или два. Или около того. Но в исключительно праздных (и совершенно неуместных) фантазиях, не предполагающих осуществления в реальности. Может, все это Гаррусово бормотание о том, чтобы разобраться, как это сделать, не было таким уж необоснованным. - Что за черт? – спросила она у рыб (несколько из последней партии выглядели довольно вяло), отворачиваясь от кровати. Снять напряжение? Выпустить пар? Ургх. Здорово. Коммандер Шепард, мастер романтики. Трепещите перед ее могуществом. – Что за хрень я только что сделала? Это определенно не было частью ее плана "Эй, как у тебя сегодня дела, Гаррус?" по улучшению отношений с лучшим другом. Это просто… произошло. И теперь она не может забрать свои слова назад. Более того, она этого не хочет. # Хоть и не чуждая… выпусканию пара, Шепард всегда непреклонно следовала Правилу Не На Борту Корабля после одного опрометчивого и печально закончившегося эксперимента на заре своей карьеры, последствия которого преследовали ее, пока ее служба на том судне не подошла к концу. С тех пор, Правило верно служило ей. Для коротких увлечений существовали увольнения на берег, а Правило оставалось нерушимым. До сего момента. Сейчас она не могла дождаться, пока нарушит Правило. Это шло вразрез со здравым смыслом. А еще это было волнующе. Волнение побеждало. Волнение держало здравый смысл за неким ментальным замком и отказывалось выпускать. Здравый смысл молил о пощаде. Волнению было плевать. Как бы она не хотела… чего бы она там ни хотела (нарушить Правило, она хотела нарушить Правило), она никоим образом не собиралась позволить этому помешать миссии. Ничто не должно помешать миссии. Строя глазки Гаррусу Вакариану, не остановишь коллекционеров, не вернешь жизни людей с отдаленных колоний, не задержишь Жнецов. Она знала это. И на поле боя все было так же профессионально как и всегда, Гаррус прикрывал ей спину, и они обменивались выстрелами, подсчитывая убитых. Но раз или два, когда сражение было окончено, она задерживалась в укрытии чуть дольше, чем это было необходимо, невидимая под своей тактической маскировкой, наблюдая. Если он и был как-то обеспокоен их намереньем нарушить Правило, то не показывал этого. Он отпускал остроты, хвастался и комментировал каждый свой удачный выстрел, как и всегда. Как в старые времена, Шепард. Этого было почти достаточно, чтобы стереть воспоминания о том, как он, запинаясь и опуская глаза, говорил: "определенно". Он держался абсолютно профессионально. Он не поднимал этой темы. Он не вставал слишком близко и не задерживал на ней взгляд слишком долго. Он определенно точно не запинался. И она начала задумываться, не чувствовал ли он себя… обязанным. Пусть это и церберовский корабль, на котором действуют церберовские правила, возможно, он согласился только из уважения к ней. Он почти так и сказал, верно? Нет никого в галактике, кого я уважал бы больше, чем тебя. Может, это какое-нибудь негласное правило в турианской иерархии. Дерьмо. Хуже всего, она на самом деле не могла спросить об этом ни у кого, кроме него самого. У СУЗИ, может. Или у Мордина. Но этого никогда не произойдет. Ни. За. Что. Она скорее выбросится из воздушного шлюза. Трепеща перед предстоящим разговором, но намереваясь выдержать его со всем возможным достоинством, Шепард заставила себя спуститься в батарею. Волнение обиделось, а здравый смысл поздравил ее с возвращением рассудка. И когда Гаррус снова начал запинаться – почти бубнить, честно говоря – волнение схватило здравый смысл, уложило его на лопатки и отказалось отпускать. Когда он не воспользовался путем отступления, который она ему предложила ("я не хочу на тебя давить"), облегчение – а это было облегчение, чистое и неподдельное, поразительное в своей дикости - заставило ее ухмыльнуться. И еще она поняла, что неважно, что она сама говорит, неважно, как она это объясняет, неважно, как это началось, ее чувства зашли намного дальше простого выпускания пара. Шепард, во всей этой сраной галактике у меня, фактически, есть только один друг – ты. Если бы только она успела остановить себя прежде, чем пробормотала: - Ну, так когда мне заказывать комнату? Вдохновляющие речи, вроде "держать строй"? Да, конечно. Что-либо романтическое? Жутко до дрожи, откровенно говоря. Следовало просто остановиться на Мне нужен ты. Нужен тот, кому я могу доверять. Это было нормально. И это было правдой. И совсем не жутко. Но нет. Очевидно, ее языку не нравилось спокойно держаться за зубами. Она вздохнула, когда вышла из батареи, и Гарднер бодро улыбнулся: - Тяжелый день, коммандер? - Ммм, - согласилась она, пока в ее воображении крутились совершенно непотребные картинки. Здравый смысл из своего заточения пытался напомнить ей, что именно поэтому Правило и существовало. Она его проигнорировала. # Все, что она называла смущением раньше, меркло в сравнении с чувством, что она испытала, когда Мордин подстерег ее в лаборатории, чтобы предложить свои, гхм, советы. Никогда раньше она так не желала, чтобы земля разверзлась под ее ногами. Черт, она была бы рада немедленной атаке на Нормандию просто потому, что это дало бы ей повод уйти. Жнецы? Давайте их сюда. Море хасков и она со всего одной обоймой? Вызов принят, если это заставит Мордина замолчать. Если он скажет "натертости" еще раз, то она не несет ответственности за свои действия. Ургх. Или "принимать внутрь". Принимать внутрь хуже, чем натертости. Принимать внутрь намного хуже, чем натертости. И это и близко не было бы так ужасно, если бы она не была абсолютно уверена, что он над ней смеется. # Было… странно видеть Гарруса без своей брони. Более чем странно, на самом деле. И запинание определенно скатилось до полноценного бубнежа. Впечатление дополнялось очень эксцентричной музыкой для настроения. (Она не собиралась говорить ему, что ее настроение сейчас колебалось между паникой и истерическим смехом. Он определенно рассчитывал не на это). Она подозревала, что ему было так же странно видеть ее в платье, которое Касуми заставила ее надеть на их миссию по ограблению. Но это была одна из немногих вещей в ее гардеробе, что не кричала "униформа", а она… хотела исключить униформы из этого уравнения. Честно говоря, она чувствовала себя так же неудобно, как Гаррус выглядел. Или нервозно. Может это была нервозность. Она не собиралась идти на попятную или вроде того. Ей просто хотелось, чтобы это было менее… странно. Более естественно. Потому что для того, что задумывалось как снятие напряжения, она чувствовала себя слишком напряженно. Но все же, даже не смотря на неловкость со стороны их обоих, и висевшую в воздухе атмосферу "не делаем ли мы ужасную ошибку", все наладилось, как только музыка была выключена, вино переместилось на стол, и Гаррус признал: - Я хотел сделать что-то правильно. Хотя бы раз. Хотя бы… Потому что тогда она поняла, что для него это тоже не просто выпускание пара и снятие напряжения. Она еще никогда не видела его таким уязвимым. Проглотив ком, внезапно возникший в ее горле, не отводя своих глаз от его, Шепард протянула руку и провела кончиками пальцев по его шрамированному лицу. Она почувствовала, как он вздрогнул от ее прикосновения, но не отвел взгляда. Медленно, очень медленно, они наклонили головы, пока их лбы не соприкоснулись. У Гарруса перехватило дыхание; она слышала это. Черт, она была достаточно близко, чтобы чувствовать движение воздуха между ними. - Турианский, - прошептала она. Затем она повернула голову, не разрывая до конца контакта, чтобы мягко прижаться губами к его щеке, и затем, ко рту. – Человеческий. - Разные. Она улыбнулась, снова прижимая свой лоб к его. - Не такие уж разные. Он прикоснулся рукой к ее плечу, и она вздрогнула от прикосновения. - Мне нравится. - Платье? - Твое плечо. – Он провел кончиком пальца вдоль ее ключицы. – И это. - Ключица? – она откинула голову, и Гаррус уткнулся носом между ее плечом и шеей, его дыхание обжигало ей кожу. Она простонала и удивилась, когда он тут же отстранился и встретился с ней взглядом. - Тебе больно? - Ммм, напротив, - признала она. – Чувствительное место. Приятно. - Ох, - ответил он, на его лице возникло выражение, которое она давно научилась распознавать, как турианский – гаррусовский – эквивалент ухмылки. – Я люблю, когда приятно. - Самоуверенный ублюдок. - Будто ты предпочла бы иначе. Она закатила глаза и указала себе на шею. - Ну? Продолжай тереться, Вакариан. - Тереться? Я не терся. - Прижимался? Утыкался? - Я ухожу. Она усмехнулась и обвила его шею руками, начав массировать пальцами точку под гребнем. Он прикрыл глаза и издал звук, который звучал как очаровательная комбинация стона и урчания. - Так куда ты там уходишь? – прошептала она, прижавшись своей щекой к его и, в свою очередь, потершись об нее. Когда он заговорил, его голос был глубже, чем она когда-либо от него слышала, мульти-тональный гул намного отчетливей. - С чего бы мне… ох, черт, Шепард. Твои пальцы. Как ты вообще узнала… - Исследования, - ответила она, растягивая слово и подчеркнув его, слегка прихватив зубами кожу прямо под его мандибулой. В этот раз к стону и урчанию примешалось немного рыка. Она провела языком по укушенному месту, и Гаррус обвил ее руками, притягивая к себе. Ох. Ей это нравится. - Стой, - сказала она, внезапно забеспокоившись. Гаррус удивленно уставился на нее, но не ослабил полностью захвата. - Это не… ведь это не считается за… за принятие внутрь, нет? - При… Что? Она заколебалась. - Мордин сказал… Гаррус рассмеялся. - Мордин сказал? И что, черт возьми, сказал Мордин? Покраснев, она отвернула голову, уставившись на голубое сияние аквариума. Одна из ее рыбок умерла. Упс. - Что-то насчет возможности анафилактического шока. - И ты поверила? – Гаррус опустил голову, но она могла чувствовать вибрацию его смеха. – Черт, Шепард. Мы как раз собираемся разобраться с коллекционерами, и ты думаешь, что он позволит тебе рисковать жизнью из-за каких-то межвидовых любовных игр? Тебе должны были сделать тест на аллергическую реакцию; мне делали, я знаю. Он наверняка в твоем личном деле. Маленький быстроговорящий засранец просто повеселился за твой счет. - Я убью его. - Он все еще может быть полезен. Знаешь, на всякий случай. - Хорошо. Изувечу. Я изувечу его. Гаррус перехватил ее губы в удивительно близком подобии человеческого поцелуя для того, у кого вообще нет губ. - Не знал, что в нем это есть. От этого он стал нравиться мне даже больше, честно говоря. - Конечно, - проворчала она. – Над тобой он не издевался. - Не могу быть в этом уверен. Он прислал видео. Шепард фыркнула. И затем засмеялась. А затем, язык Гарруса начал выводить узоры на чувствительной коже ее шеи и горла и, ох – сообразительный ублюдок нашел молнию… - Хочешь, покажу тебе, что я выучил? - Ммм, - согласилась она, и затем вино, и музыка, и непривычная одежда были полностью забыты. Потому что осталось только это. И они. И было забавно – удивительно – замечательно, на самом деле – как мало неловкости входило в это уравнение. Ну, была одна вещь – ох, и вот этот момент – но в основном было просто хорошо. И правильно. Все определенно шло правильно. # - Гаррус, - прошептала она после, прижимаясь к нему и обняв одной рукой, уставшая, и определенно больше не напряженная, и чувствующая облегчение настолько, насколько это вообще возможно для человека, направляющегося к ретранслятору Омега 4 на практически верную смерть. – Я знаю, что сделала все… не очень хорошо. Прости, если представила все так, словно я заинтересована только в… я не знаю. Физическом? Разрядке? Я не… Я не… ты должен знать – ты наверное догадался – я не очень хороша в этом. - Ну, я бы так не сказал, - отозвался он с заметным весельем. Приподнявшись на локте, она слегка ткнула его в плечо, и он явно притворно дернулся, а его мандибулы разошлись в улыбке, которую она любила больше всего. Она была милой. Кто знал, что турианцы могут мило улыбаться? Она была абсолютно уверена, что больше никто на Нормандии никогда не видел этого выражения на лице Гарруса; от интимности момента у нее перехватило дыхание. - Прекрати, - потребовала она, хотя сама думала нет, не прекращай, - я пытаюсь говорить серьезно. Это тяжело для меня. - Конечно, - отозвался он мгновенно. – Или было тяжело. Будет еще. – Ее щеки вспыхнули, и она накрыла лицо рукой. Он усмехнулся. – Ты сама под это подставилась, Шепард. Она немного отняла руку от лица и призывно изогнула бровь. - Конечно, подставилась. Усмешка Гарруса переросла в полноценный смех. Она чувствовала, как от этого трясется его грудь. Я сделала это, подумала она, чересчур гордо, даже когда он затряс головой и сказал: - Черт. Думаю, мы одинаково плохи в этом. - Я просто имела в виду… - Я знаю, что ты имела в виду, Шепард. – Он притянул ее ближе, мягко придерживая за голову. – Ну и кто теперь слишком много болтает? - Ублюдок. - Тебе это нравится. Нравится, подумала она, крепче обнимая его. Действительно нравится. Черт, этого достаточно, чтобы подарить женщине причину жить.