«Иногда то, чего мы боимся, менее опасно, чем то, чего мы желаем». Д. Коллинз
— Отпустите меня, мне больно! — воскликнула Вирджиния. Но Охотник угрюмо молчал и тащил её куда-то, а её волосы, бесконечные и спутанные, как морские водоросли, волочились по земле вслед за ней. Они были полны опавших листьев, в них застревали ветви и пожухлая трава. Они удивили даже его. Ступив на них лёгким сапогом, Охотник замер. И, пока Вирджиния валялась на земле и проклинала всех богов, он охватил взглядом их невероятную длину. Впрочем, ему не следовало терять времени. Он был человек действия, решительный и упрямый. А ещё он был скуп на слова. Наверное, то же свойство было даровано всем его душевным проявлениям. Его холодные серо-голубые глаза были холоднее ненастного неба, пасмурного дневного света и ледяного утреннего воздуха. Вирджиния увидела, наконец, его лицо. Он ухватил её за отвороты куртки и бесцеремонно вынудил подняться на ноги. Вирджиния поглядела на него, как затравленное животное, — этому он ничуть не удивился. Ей было страшно от того, что он не кричал и не понукал её, и его намерения оставались неясными. Убьёт ли он её сейчас или расправится с ней позже? Для чего он подошёл к этому здоровенному дереву, что значит его зловещее молчание? Охотник велел ей закрыть рот, уже распахнувшийся для какого-нибудь глупого вопроса, и прижал свой крепкий кулак к стволу. Сплетения плюща, обвивавшего это необыкновенное дерево, ожили. Их тонкие плети поползли вверх, точно змеи, обнажив грубую кору. Вирджиния не знала его названия, впрочем, дерево могло оказаться сказочным, волшебным. Её предчувствия оправдались, — Охотник толкнул полукруглую дверцу и втащил девушку за собой. Её волосы доставили ему много неудобства: он наклонился, загребая их в охапку, затем швырнул их на дощатый пол и с силой затворил вход. Вирджиния осталась наедине с Охотником; он пронзал её бездушными глазами. Его лицо тонуло в полумраке, чёрная широкополая шляпа скрывала брови, которые, несомненно, всегда хмурились. Поэтому над переносицей у него была глубокая борозда, такая же, как у Волка. Волк был чересчур чувствителен, его лицо было подвижным, выразительным и взгляд — до странности простодушным. Всё в нём — и страдание, и гнев, и голод, и счастье — всё читалось в тот же миг, как только производилось в недрах его беспокойной души. Душа Охотника, несомненно, была загадкой. Его лицо оставалось неизменным. Вирджиния чувствовала — он прошёл огонь и воду. На его лице — морщины, на его душе — грубые рубцы. И, если она вообще её жива, её сжимают стебли мёртвой лозы, и холодный камень, громоздящийся на ней, не позволяет ей ни единого движения. Этот камень — точно кусок сыра, потерянный на дороге рассеянным путником. Сухой, не внушающий ничего, кроме желания вышвырнуть подальше, в колючие кусты. Наверное, этот камень и есть его сердце. Откуда берутся люди, похожие на Охотника? * * * — Отпустите меня! — взмолилась Вирджиния, заглядывая в холодные воды голубых глаз Охотника. В ответ он отчеканил: — Где пёс? — Я не понимаю, о чём вы, — пролепетала девушка с глупым видом. — Я дважды не спрашиваю. — Кажется, он умер, — неуверенно ответила Вирджиния. — Кажется, ты врёшь. Охотник приподнял брови. Вирджиния испуганно глядела в его лицо, стараясь понять, как ему удаётся быть столь проницательным. — Хотя и не во всём, — добавил Охотник глубокомысленно. — Он ранен? Вы что-то волокли за собой на колёсах. Но следы остались слишком глубокие... Вирджиния промолчала. Охотник порывисто вскочил и ухватил Вирджинию за ворот: — А где остальные? Они будут искать тебя? — Им наплевать на меня, — печально соврала Вирджиния. — Значит, они придут. У них есть оружие? — Да, — с вызовом промолвила она. — Значит, они безоружны. Его рука была тверда. Он велел девушке сеть у окошка и молчать. Охотник поставил в угол свой арбалет и бросил стрелы на стол. Он молча пересчитал их и сунул в колчан. Иногда Охотник бросал в сторону пленницы быстрые, настороженные взгляды. Она не могла сидеть тихо и время от времени приходила в движение, шевелились и длинные цепи на её руках. Он замечал, что она так же наблюдает за ним. Её юный вид, прекрасные глаза и длинные, необыкновенные волосы, валяющиеся теперь у самых его ног и устелившие почти всю его маленькую спальню, породили в нём смутные догадки, неясные сомнения. Охотник видел немало волшебных существ и чудес. Кто же она? Он мучился этим вопросом. Неразрешимых загадок не существует, и в это он верил, как в самого себя. Может быть, она простая девчонка, наказанная этим пожизненным бременем, заколдованная какой-нибудь злой ведьмой. А может быть, она сама колдунья и её волосы — волшебные? А ещё эта девушка может оказаться молодой королевной, — Охотник знал предания и сказки об этих несчастных созданиях, об узницах, томящихся в темницах: к ним рыцари поднимались, ухватившись за волшебные волосы, словно за канат. Кто знает, ведь она может оказаться невестой принца, которого королева превратила в пса. Или пленницей, сбежавшая из королевской тюрьмы. Но кто же тогда эти двое, которые всюду таскаются с ней, — Волк и тот неотёсанный болван?.. Может быть, это её друзья и телохранители?.. Теряясь в своих предположениях, словно в гуще ветвей, Охотник её величества положил арбалет на стол, а сам направился к девушке, которая смотрела на него оленьими, полными страха и любопытства глазами. Ей, конечно, хотелось знать, зачем он её сюда притащил. Ровно, как и всем другим, которым довелось побывать здесь, в его необыкновенном доме. Охотник приблизился к Вирджинии. Он положил руку на колено, и, чуть склонившись над ней, стал говорить... или рассказывать?.. — Я родился в этом лесу. Когда я впервые увидел Королеву, я был лесничим. Она приехала в мою деревню, — она охотилась. И остановилась, чтоб напоить лошадей. Она подозвала меня, и показала мне это. Охотник схватил арбалет и положил его на свои ладони, задумчиво созерцая ужасное орудие смерти. — Она сказала: "Если выстрелить из этого арбалета, стрела будет лететь, пока не поразит чьё-то сердце. Он не знает промаха". Я спросил: "Что мне сделать, чтобы получить этот волшебный арбалет?" И она сказала: "Закрой глаза, выстрели, куда захочешь, и он станет твоим". Я так и сделал. «Неожиданная и очень странная искренность», — насторожилась Вирджиния. — Стрела сверкнула, как молния. Она пролетела мили меж деревьев и убила ребёнка, который играл в лесу. Я помню лицо Королевы, каким было оно, когда я вытаскивал стрелу из сердца моего сына. Она сказала "Ты будешь моим охотником". Теперь ты понимаешь? Охота — моё призвание и единственное удовольствие. Я не знаю жалости. Вирджиния вздрогнула, дрогнуло и её сердце. — Кто она, эта Королева? Ведь она заставила вас убить собственного сына! — ошеломлённо воскликнула она. — Это была моя судьба, убить сына. А ей было предназначено попросить меня об этом. — Ты сумасшедший, вы все здесь сумасшедшие!.. — голос девушки сорвался на крик. — Чему быть, того не миновать. И сейчас я должен убить тебя. Арбалет нацелился в лицо Вирджинии... Девушка вскочила, но за её спиной оказалась стена, и Охотник вновь стоял перед ней, вооружённый страшным оружием. — Кто ты? — спросил он. Его голос чуть изменился. Его не покидала мрачная решимость выведать всё во что бы то ни стало. Он мог, ничуть не повышая голоса, мог задавить Вирджинию одним своим взглядом. Но теперь в его глазах показалось нечто иное. Он в самом деле хотел услышать её имя. — Я не знаю, не знаю!.. Охотник досадливо нахмурился. * * * — Отпустите меня! — бессильно простонала Вирджиния. Охотник поднял тяжёлый арбалет. Он видел, как она боится. И понял, что лишь угрожая её жизни, сумеет добиться чего-нибудь, похожего на правду. Ведь девчонка, несомненно, знает, кто она. — Я убью тебя. Но вдруг с улицы донёсся тревожный звон колокольчиков, повешенных над волшебной дверью в Дом. Охотник повёл бровью. Затем он повернулся так, чтобы лучше слышать их затухающее и мелодичное позвякивание. Он сопроводил происходящее словами: — Продолжим разговор. Ты расскажешь, откуда ты взялась и зачем тебе эта собака. Ты скажешь без утайки, почему Волк следует за тобой. Я хочу знать, кто этот второй, и кто ты. Вирджиния теперь уже боялась врать, и некоторое время в молчании глядела на Охотника, дрожа всем своим существом. Её распахнутые глаза то касались его лица, то опускались в пол. Охотник ждал ответа. Вирджиния, наконец, решилась сказать правду: — Вы, конечно, снова не поверите, но я не отсюда, я пришла из другого мира. Там, в другом мире, я возвращалась домой и случайно сбила эту собаку… Охотник спросил: — Где теперь твоя лошадь? — Я… я ехала не на лошади. — На чём же — на телеге, в карете? Ты крестьянка или дочь дворянина? Охотник явно ничего не понимал. «Да, с ним так просто не сговоришься», — тревожно подумала Вирджиния. — Я просто девушка. Меня зовут… Она осеклась, но всё-таки продолжила: — Я ехала на велосипеде. Охотник нетерпеливо повёл плечами, затем в негодовании произнёс: — Ты сказочница, я понимаю. Ты из другого королевства, где передвигаются на загадочных зверях, где у девушек вырастают волосы длиной в лигу. И как же тебя зовут? Кажется, Охотник уже почти взбесился, и тогда его пленница решилась расстаться со своими сомнениями. Предчувствуя недоброе, она ответила: — Вирджиния. На долю мгновения его лицо окаменело. Затем он как будто пришёл в себя и сказал уже спокойнее и значительно тише: — Так ты говоришь, что пришла из другого мира. Но как? — Через волшебное зеркало. Целую минуту Охотник хмурился и в молчании бродил по комнатке. — Скажите, о чём вы всё время думаете? — взмолилась Вирджиния. Охотник молчал, вперив глаза в стену, а услышав её вопрос, медленно повернулся к ней. * * * — Отпустите меня, — смиренно произнесла Вирджиния. — Я ведь вам не нужна. — Если я ещё раз услышу эти два слова, тебе несдобровать, Вирджиния. Вирджиния прикусила язык. Охотник не мог избавить себя от мыслей о Королеве, подарившей ему волшебный арбалет. Нет, он не был её слугой... Охотник был её рабом, и в глубине души всегда знал об этом. Случилось так, что один лишь вид заколдованного оружия вскружил ему голову, точно он плясал под звуки волшебной флейты, и лишил его разума, точно он съел отравленное яблоко и лишился чувств. Охотник был властелином и жалким ничтожеством, могущественным захватчиком и пленником. Всё в одно время... И он не мог избавить себя от этого. У него осталась только охота, и он желал быть сильнее своих воспоминаний о своём прошлом, о себе, — другом человеке, любящем отце и счастливом муже. У него не было никого, кроме ненавистной Королевы. Боготворя её, он жаждал мстить ей, но страшился этого желания так же сильно, как её саму. Только теперь Охотник понял, что за гостью привёл к себе. Вирджиния наблюдала за переменами в его лице; впрочем, оно было почти неподвижно. — Скажи мне, где твои родители? — спросил Охотник коротко. — Но… зачем вам это? «Ладно, как-нибудь выкручусь. Всё равно он думает, что они далеко». — Свою мать я не знаю, она ушла от нас с отцом, когда я была совсем маленькая. — Вот как? Охотник подошёл к ней и вкрадчиво спросил: — А где же твой отец? Вирджиния пришла в замешательство. Если соврёт, он тотчас поймёт её слова на свой лад и окажется прав. Нужно действовать от противного. — Мой отец… он недалеко отсюда. Он искусный лекарь. Он остался с цыганами, потому что умеет лечить лошадей. Вирджиния густо покраснела и опустила глаза, но спохватилась и попыталась уверенней взглянуть в лицо напротив. Охотник усмехнулся. В этой усмешке была явная издёвка. — Ты врёшь. Он не мог остаться с ними, а если это так, то в этом случае он уже мертвец. Сегодня утром я перебил этих браконьеров. Всех до одного. Вирджиния растерялась. — Где твой отец? — Оставьте меня, оставьте, что вам нужно?! Неужели вы находите удовольствие мучить меня этим допросом! — в отчаянии воскликнула Вирджиния. — Твой отец остался в том мире? — Да. — Значит, нет. Он тот человек, который сейчас с Волком? — Нет!.. — в последний раз солгала Вирджиния. — Значит, это он. Вирджинию наполнил справедливый гнев, и она ринулась на мужчину с кулаками. Но он ловко поймал обе её руки, готовые нести ему разящий удар. Встряхнув девушку, точно куклу, Охотник прижал её к деревянному столбу, подпирающему потолок. Всё в ней бурлило: и ужас, и негодование, но Вирджиния не могла двинуться с места и заплакала. Горячие слёзы стекали по её щекам, обжигая нежную кожу, горчили в горле, и, конечно же, уже давно произвели язвительную усмешку на лице её похитителя... Вирджиния не желала смотреть на этого монстра. Она старалась успокоиться, но получалось неважно. И тогда она осознала, что случилось необъяснимое: вместо того, чтобы снова разгневаться или с пренебрежением отойти в сторону, Охотник, безмолвный и притихший, всё ещё оставался рядом. Голова Вирджинии бессильно склонилась, чистый лоб коснулся его груди. Она замерла. Ей не следовало этого делать… Всё это время она должна была держать себя в руках и молчать! Но теперь уже слишком поздно было что-то менять. Вирджиния, разумеется, не решалась признаться себе в том, что ей нравится этот немолодой, но сильный, уверенный в себе и немногословный человек. Те, с которыми судьба сталкивала прежде, были так на него непохожи. Ей нравился этот мужчина. Нравились его безжалостные руки, его длинные, с проседью, волосы, его широкополая шляпа и отличные охотничьи сапоги, его грубый ремень и широкие, расправленные плечи. Нравились холодные голубые глаза и тонкие губы, морщинки в уголках глаз и проницательность взгляда. О, если бы не это, страх сковал бы её так, что она ничего не смогла бы отвечать Охотнику! Но она могла не только отвечать, но ещё и смотреть в его лицо, поднимая глаза. Может быть, это было напрасно. Вирджиния чувствовала — твёрдость деревянного настила ускользает из-под её ног. Точно песок, что струится в стеклянных часах, теряются драгоценные секунды, мгновения, в которые она могла бы противостоять себе самой. Его руки не оттолкнули её. Они скользнули по плечам, остановились… Его пальцы охватили талию требовательно, властно, спокойно. Поначалу он показался Вирджинии не очень уверенным, но то было её заблуждение: если Охотник и раздумывал, то лишь секунду. Её дыхание переменилось — оно не стало тише, но звучало почти в такт ударам сердца. И в нём не было любви... Вирджиния испугалась, и испуг не отступал, делаясь тихим, мучительно-сладким страхом. Таинственная страсть стала полнее, Вирджиния попалась в тенета непозволительного влечения.Её Вирджинии лежали на его груди… но как они там очутились? Она заглянула в глаза Охотника, одаривая его немым вопросом, за ним последовал безмолвный ответ. Это было безумие! Жар подступил к её горлу, и поэтому она ничего не могла сказать, руки наполнились теплом. Неведомое тепло проникло в них, наполняя до самых кончиков пальцев, как чугун наполняет заготовку литейщика. Так нечто бесформенное становится цельным, огненная лава застывает, образуя причудливый узор, таинственные знаки, которые может прочесть только природа, начертавшая их. К щекам хлынула кровь — Вирджиния ощутила на своём лице лихорадочное горение румянца. О, нет! А как же Волк? Он так преданно следует за ней, он так любит её! Он этого не вынесет. Опомнись, Вирджиния, всё это слишком ужасно! Но доводы рассудка слабли: она всё ещё находилась в руках Охотника. * * * — Отпустите меня… — пролепетала Вирджиния. — Ты хочешь освободиться? — иронично спросил Охотник, склонившись над ней. — Да. — Скажи мне, что мне делать — освободить тебя или твои желания? Вирджиния задрожала с головы до ног. — Я… не понимаю, о каких желаниях вы говорите. — О тех, что я вижу в твоих глазах. В остекленевшем воздухе повисло долгое, неловкое молчание. — Это не так. Вы ошибаетесь… Там нет никаких желаний. Охотник схватил Вирджинию и бросил на пол возле деревянной кровати. Она попыталась встать, опираясь руками на край постели, и не успела, потому что он опередил её. Её лицо уткнулось в смятый плед, а Охотник уже был рядом, удерживая её руками. «Вот зачем нужны столь длинные цепи, — подумала Вирджиния. — Скольких девушек он уже изловил?» Охотник не шевелился. Он просто держал Вирджинию в своих руках и прислушивался к её дыханию. — Ты станешь моей, девушка с волшебными волосами… — прошептал он, и его горячее дыхание коснулось чуткой кожи возле правого уха. — Вам не стоит делать этого, — воспротивилась Вирджиния. Она не могла осознать, как неубедительно звучит её голос. И её ослабевшее тело, о тайных желаниях которого в последнее время почти не доводилось думать, неумолчно напоминало Вирджинии об их существовании. Она ощутила, как тёплая ладонь Охотника ложится чуть ниже поясницы. Его пальцы нетерпеливо комкали подол глупого платья. Показалось дешёвое бельё; Охотник руководился осязанием и не мог оценить его прелести. Он просто стянул его вниз. — Сейчас узнаем, чего ты хочешь на самом деле, — хрипло промолвил Охотник, затем его палец с лёгкостью скользнул внутрь. Вирджиния задержала дыхание. Исподволь почувствовав в себе напряжение, она едва не помешала ему, но очень скоро он двигался в ней нерешительно и размеренно. «Это немедленно нужно остановить, — думала Вирджиния, задыхаясь от страсти и страшась происходящего в одно время, — Господи, если папа узнает… И что будет с Волком? И почему они, чёрт возьми, меня не ищут?!» — Ты горячая, как дуло оружия. Затем Охотник уткнул лицо в пышные волосы и обронил вполголоса: — Моя принцесса. Волк и отец Вирджинии в это время были не слишком далеко, но Дровосек занимал их довольно серьёзной беседой, и они не могли прервать её: их мысли были слишком заняты чудесным топором Дровосека. И пока они думали о том, как избавить Вирджинию от ненавистных волос, его настигло новое испытание... — Ты девственница? — спросил Охотник. Вирджиния не ожидала подобного вопроса. Она пришла в замешательство. Нет, у неё уже был парень, и даже не один. Очевидно, её юный вид и волшебные волосы запутали Охотника и натолкнули на подобные догадки; наверное, стоит солгать! Кто знает, что будет тогда? А вдруг Охотник испугается и отпустит её, он, кажется, и впрямь принял её за принцессу! — Нет, — холодно ответила Вирджиния, больше не решаясь врать. Охотник ничего не ответил. Без всяких слов он сменил один палец двумя. Вирджиния тихо вскрикнула. Он улыбнулся. Она прикрыла глаза. Его пальцы случайно коснулись чуть ниже, и это мимолётное прикосновение окончательно избавило её от сомнений. Хотелось, чтобы это повторилось снова и снова… * * * — Я отпущу твои желания, — проговорил Охотник глухо, повинуясь мысленной просьбе Вирджинии. Её стон напомнил ему утробный призыв оленьей самки во время гона. Он был полон сладостной муки. Охотник встал на колени так, чтобы обнажённые бёдра девушки находились перед ним. Он невежливо облапил всё её податливое, безвольное тело, стиснул грудь, коснулся шершавой ладонью ягодиц. Вирджиния услыхала бряцанье пряжки на его ремне. Кажется, всё последующее уже неизбежно. Ей оставалось только смириться. Вирджиния понимала (даже в эти жаркие минуты), что это не насилие. Не потому, что Охотник не принуждал её к этому, не старался подчинить и овладеть её слабой волей. В какой-то мере он сделал это. Происходящее нельзя было назвать насилием хотя бы потому, что она (у Вирджинии не оставалось сил, чтобы злиться на саму себя) была не против. Чистое сознание, неусыпное, существующее в каждом из нас, отказывалось верить в то, что Вирджиния не желала бороться. Оно протестовало, оно разражалось изумлёнными восклицаниями, оно негодовало. Плоть насмехалась над ним. Она не слушалась рассудка. У неё был свой собственный, низменный, первобытный ум. Душа Вирджинии опускалась куда-то… всё ниже, ниже. Из того жаркого кома, что застрял в её горле и погубил крик, она переместилась в сердце. Сердце ничуть не пострадало, оно только застучало, ошалевшее от того, что кровь мчалась через него в два раза скорей. А душа переместилась в живот, скрутившись там в тугой узел. Душа спускалась в ад. Во всяком случае, так твердил разум. Вирджиния не боялась, и её пальцы сминали шерстяной плед. Охотник входил в неё толчок за толчком, пока не заполнил почти до самой глубины. Сухие и горячие ладони властно охватили её бёдра, и её руки вытянулись через узкую постель с тем, чтобы крепче схватить противоположный край. Вирджиния стала другой вместе с тем разрядом, который пробежался по всему позвоночнику, от самой макушки до поясницы, заставляя тело выгибаться в страшном и желанном усилии. Она понимала, что поддаётся каждому его движению. — Вот так, моя девочка, вот так, — спокойно твердил тихий голос Охотника. Вирджиния погружалась в хаос ощущений, несвязных мыслей и образов, что роились в её голове, как тысячи диких пчёл. Опасность и риск были вполне оправданы. Охотник мог заполнить сладостью до предела. Тёмные вспышки сменялись светлыми, подобно предупреждающей расцветке шумных насекомых. Злых, вооружённых жалом, но, тем не менее, источающих сладкий мёд. Вирджиния погрязала в нём всё сильней. Вирджиния не видела его лица, запрокинутого подбородка, прикрытых глаз, расправленных плеч. Он недолго подбирал нужный темп, но прошла уже не одна минута, и он не останавливался. Охотник, как видно, оказался весьма крепким для своего возраста. Губы Вирджинии пересохли, она, уже отвыкшая от подобных утех, ощутила утомление. Он замер. Вирджиния не могла бы сейчас говорить за себя, и в тёмной глубине её сознания появилось смятение, потому что она не успела насладиться случившимся в полной мере. Он с тяжёлым вздохом вышел из неё. Чуть помедлив, Охотник шлёпнул Вирджинию, отчего она вскрикнула; он приказал: «Поднимайся, встань лицом ко мне». Вирджиния попыталась влезть на кровать, но он с силой стащил её вниз. Её спина облокотилась на край постели, локти упирались в скомканный плед, она сидела на полу, расставив колени, точно роженица. Но это ничуть её не заботило. Грудь Вирджинии высоко вздымалась, в бессмысленных глазах застыло зыбкое марево. Мужчина стянул с неё трусы и бросил их куда-то, затем вцепился руками в кофту. — Постойте, я расстегну, — встрепенулась она. Недопустимо было позволить ему рвать одежду. Увидев Вирджинию обнажённой, Охотник исполнился новых сил. Он подхватил её и уложил в постель. Вирджиния наблюдала за ним из-под тяжёлых век. Он опустил лицо на её грудь, и его пальцы сжимали соски, а губы скользили вверх и вниз, следуя от ямки между ключицами. Вирджиния глядела в потолок. Его растрёпанные волосы щекотали её шею, плечи… Охотник осыпал её тело жадными, частыми поцелуями. Вирджиния металась, придавленная его телом, и не смела вскрикивать слишком громко. — Тебе нравится, я чувствую, тебе нравится, — прошептал он, и ужаснее всего было то, что Вирджиния не могла оспорить эти слова. С ней никто ещё не был так решительно-напорист. Охотник оставлял засосы на её плоском животе, терзал пальцами ягодицы. В следующее мгновение он опустил голову между её разведённых бёдер. Вирджиния не противилась. Он лишь несколько раз коснулся её пальцем, и она, к своему стыду, проиграла. Вирджиния вскрикнула тихо и коротко, и Охотник усмехнулся. Ей хотелось впиться руками в его волосы, но она не решилась на это. — Ещё, — попросила Вирджиния, и ужаснулась тому, как прозвучала её просьба. Охотник повиновался, избавляя Вирджинию от ужасного напряжения последней минуты резкими, животными движениями языка. Неудовлетворённое желание разгоралось в нём всё сильнее. Вирджиния увидала тёмный потолок, её сознание прояснилось, и глаза распахнулись. Она слышала, какой стон вырвался из недр её гадкого, порочного тела, и глядела вверх, пытаясь отдышаться. В эту минуту Охотник, опираясь на локоть, неотступно смотрел в её лицо. Он снова овладел ею, и старенькая узкая постель, у которой одна ножка была короче прочих, раскачивалась и стучала об пол. Охотник погрузил лицо в её волшебные, пахнущие лесом и хвоёй, волосы. Его широкая ладонь коснулась маленьких пальцев Вирджинии, их руки соединились, и это простое и странное соприкосновение окончательно убедило Вирджинию в силе самых простых вещей. Наконец, Охотник замер и, тяжело дыша, мало-помалу приходил в себя. Вирджиния была тише мышки-полёвки. Когда он слез с неё, стал оправляться и застёгивать ремень, она, не стесняясь своей наготы, продолжала лежать на смятом пледе. Охотник удовлетворённо хмыкнул про себя: очевидно, сегодня он был вполне неплох. — Прикройся одеялом, бесстыжая, — наконец, процедил он сквозь зубы. Вирджиния боязливо взглянула на Охотника и коснулась краешка шерстяного пледа. — Меня ждут неотложные дела. Я вернусь, и мы поговорим о чём-нибудь ещё. * * *«Несбыточные желания называют «благими». Как видно, считается, что осуществимы лишь не благие желания». Мария Эбнер-Эшенбах