I have no regrets

Она бежала от него день и ночь, и снова день, а когда солнце скрылось за горизонтом во второй раз, обессилено склонила голову. Что там твердила Тинк? От судьбы не уйдешь? Да и убежать не получится, как ни старайся. Робин стоял у стойки и улыбался небрежно, словно и не ждал, словно и не верил. А между тем, в руках у него было три стакана. Три. Тинк ушла быстро, отговорившись какими-то спешными и важными делами, а Робин остался, и морщины его, протянувшиеся от глаз, внезапно показались чем-то нужным. В памяти Регины хранился только образ Румпельштильцхена, не стесняющегося использовать яркую мимику, все остальные жители Сторибрука и Зачарованного Леса хвастались лицами гладкими и постно натянутыми. Разве что Крюк и Эмма выделялись среди них, но неудивительно: Крюк столько лет пробыл в Неверленде, а Эмма – в мире, где хмуриться начинаешь с момента появления на свет, потому что вокруг слишком много темной энергии. Регина рассеянно смотрела в сторону тех, о ком думала, когда голос Робина немного навязчиво вполз в ее мысли. - Выпейте со мной, - он протянул встрепенувшейся Регине стакан, и в его улыбке не было ничего неприятного. В нем вообще не было ничего из того, что могла бы подумать о нем Регина. Кроме татуировки. Регина помнила, как увидела ее впервые. Помнила и все сравнивала с той секундой, когда она открылась ей во второй раз. Что изменилось? Кто изменился? Робин? Вряд ли. Да Регина и не знала его, чтобы судить, какие изменения могли с ним произойти. Она сама? Несомненно. Генри и любовь к нему, фактическое примирение с Белоснежкой, принятие того факта, что Эмма Свон существует и от нее никуда не деться – разве все это не изменило Регину? Не заставило смотреть на вещи иначе? И Дэниэл… Память о нем никуда не делась, но она перестала болезненно колоть сердце. Регина думала о Дэниэле без прежней тоски, лишь со светлой грустью. В конце концов, она отпустила его. Не отпустила ли она таким образом и себя? Робин терпеливо ждал, не отступая, и Регина, наконец, переборола остатки страха. Пальцы ее сомкнулись вокруг гладкого стекла, запах алкоголя ударил в нос. Регина инстинктивно отдернула голову. Тогда Робин засмеялся, и смех его был таким теплым, таким правильным, что Регина тоже не сумела удержаться от улыбки. Кому еще она позволила бы смеяться над собой? В тот день они почти не разговаривали больше, Робин отметил лишь, что им непременно надо как-нибудь встретиться там, где будет не столь шумно и многолюдно. Регина невольно проследила его взгляд, почему-то остановившийся на Эмме, и улыбнулась, чуть приподняв руку со стаканом, словно произнося тост. Эмма, помедлив, ответила ей тем же, но бокалом с красным вином. Сегодня они перекрасили дорогу из желтых кирпичей, что привела к ним Злую Ведьму Запада. И у них был повод, чтобы отметить это. Следующие несколько дней Регина не видела Робина, зато много и активно общалась с Тинкербелл. Так много, что под конец бессознательно начала искать хоть кого-нибудь, кто не стал бы расспрашивать ее о Робине. Столкнувшись с Эммой в кафе, Регина обрадовалась, но слишком рано. - Где же тот мужчина? – вместо приветствия спросила Эмма, сжимая в руках пластиковый стаканчик с кофе. – Вы так мило пили с ним чуть ли не на брудершафт, что я была уверена: отныне вы везде будете появляться вдвоем. Эмма не была столь откровенна, как Тинк, но и в ее словах нельзя было узреть слишком глубокий смысл. Регина только вздохнула, качая головой, и поджала губы. Даже если бы она хотела не думать о Робине, окружающие не позволили бы ей забыть о нем. А может быть, и сам он не желал дать ей забыть о себе. Так или иначе, но они встретились вновь, и теперь уж вокруг действительно не оказалось никого, кто помешал бы Робину взять Регину за руку перед тем, как поцеловать. От него пахло табаком и мужским парфюмом, и после поцелуя Регина вжималась лицом Робину в плечо, боясь расплакаться. Столько лет, столько зим бежала она от своего счастья, а ведь стоило тогда лишь протянуть руку. Робин говорил ей что-то ласковое, крепко обнимая, а Регина слышала только стук пивных кружек в той таверне, куда заглянула много лет назад. Они целовались снова и снова, и Регина, не зная, как относится к этому Робин, нетерпеливо наверстывала упущенное. На следующее утро Эмма заступила Регине дорогу. - Ты не ночевала дома, - чуть ли не обвиняюще заявила она. Регина посмотрела на нее холодно и отстраненно. - Не знала, что должна спрашивать у тебя разрешения. Эмма дрогнула, но не отступила. - Я хотела привести к тебе Генри вчера. Этот удар вышел на славу. Сердце кольнуло от того, что Регина и думать забыла о Генри, потому что Робин познакомил ее со своим сыном. И вряд ли это можно было себе простить. Эмма долго всматривалась в глаза молчащей Регины, затем спросила вдруг: - Он нравится тебе? Это был неправильный вопрос. Потому что Регина готова была ответить совсем на другой. - Он – моя судьба. И все же нет. Язык не поворачивался пока сказать про любовь. Рано. Казалось, что-то треснуло во взгляде Эммы. - И ты веришь в это? Эмма звучала слишком напряженно. Слишком настороженно смотрела. Будто устроить ее мог лишь один ответ. Регина же пожала плечами, не замечая ничего, что могло бы натолкнуть ее на размышления. - Было время, когда не верила. И теперь жалею об этом. Она действительно жалела. Столько времени потеряно зря, столько жизней отпущено и растрачено, столько возможностей кануло в небытие. Тинк была права. Во всем. И Регина не знала, как извиниться перед ней. Может быть, ее счастье с Робином и станет этим извинением? Эмма вдруг придвинулась ближе, дыхание ее задело Регине волосы. Регина попыталась отступить, но ее поймали за руку. Не пустили. - Я, - Эмма прерывисто вздохнула, явно не зная, как продолжить. Регина невольно облизнула губы. - Да? Она не видела ничего в глазах Эммы. А может быть, не желала видеть: все мысли ее, все потребности крутились теперь вокруг Робина. Словно вернулась та Регина, что, смеясь, стояла по пояс в траве рядом с Дэниэлом и радовалась солнцу, пригревающему спину. Регина знала Робина лишь пару дней, но ей казалось, что они знакомы уже целую вечность. Возможно, что так и было: кто знает, в скольки прошлых жизнях связала их судьба? Эмма еще какое-то время всматривалась в спокойные глаза Регины, а затем отступила. Отпустила руку и поникла, сгорбилась. Ушло куда-то воодушевление, с которым Эмма шагала вперед. - Я рада за вас, - сказала она, и это прозвучало слишком тускло, чтобы быть правдой, но для Регины, нашедшей себя, наконец, в этом злом мире, сейчас не было ничьей лжи. - Спасибо. Она хотела бы обнять Эмму, поблагодарить за поддержку, но удержалась. Не время. Не место. Они разошлись тогда в разные стороны, и Регина не оборачивалась, чтобы проверить, а не станет ли Эмма смотреть ей вслед. Да и зачем бы Эмме так делать? Память не возвращалась к Генри, Регина терпеливо ждала, но мирозданию было наплевать на ее терпение. А маленький Роланд уже назвал Регину мамой несколько раз, за что Робин отругал его, не взирая на слабые протесты Регины: ей отчаянно хотелось быть мамой для кого-то. Генри продолжал смотреть сквозь нее и утыкаться в свой мобильный телефон, едва отозвавшись на приветствие. Сначала Регина вспыхивала тоской и обидой, затем научилась не ждать лучшего. Долгое время еще она приходила в квартиру Мэри Маргарет и Дэвида, но общалась в основном с Эммой. А потом и это общение сошло на «нет», потому что Регине хотелось говорить о Робине, в то время как Эмма старательно переводила тему. Поначалу они даже гуляли втроем – Регина, Эмма и Генри. Генри жался в основном к Эмме, но однажды пошел между женщинами и взял обеих под руку. Регина старательно искала в своем сердце ликование, но нашла лишь сдержанную радость. Такую же, какую изобразила Эмма в тот день, когда Регина протянула ей руку. - Он сделал мне предложение. Обручальное кольцо переливалось на безымянном пальце, и не было в Сторибруке женщины счастливее, чем Регина Миллс. После печального опыта замужества она всегда думала, что брак – это нечто вынужденное и трагичное, но брак с Робином обещал только хорошее. Только светлое. Улыбка тогда слишком быстро скользнула по губам Эммы, но ослепленная своей радостью Регина не заметила натянутости. Они стали хорошими подругами за прошедшее время, Регина не могла этого отрицать, и только поэтому Эмма оказалась первой, кому Регина рассказала. - Поздравляю. Прозвучало сухо, и вновь Регина не добралась до сути. Да и нужно ли ей было туда добираться? Эмма обняла ее тогда, задержала в объятиях чуть дольше положенного, а после очень осторожно поцеловала в щеку, совсем рядом с губами. - Я хочу, чтобы ты была счастлива, - сказала она тихо, и вот это уже было правдой. Регина засмеялась, вся искрясь и переливаясь случайной магией, выплеснувшейся наружу. - Я буду, - легко пообещала она, и Эмма кивнула ей. А на следующий день, когда Регина пришла, как и обычно, расстроенная Мэри Маргарет сообщила ей, что Эмма с Генри уехали. Сердце не разорвалось, ничего внутри не подтолкнуло к тому, чтобы скорее бежать следом, хватать за руку и возвращать. Опустившаяся на стул Регина отчетливо понимала: Генри будет лучше вдали от нее. Этот город теперь не для него, и ничего не предвещает того, что память однажды вернется к нему. А если не вернется – зачем мучиться? Регина приложила ладонь к груди с левой стороны, готовясь к непомерной боли, но ее не было. И удивления от ее отсутствия тоже. Регина молчала, когда Мэри Маргарет подала ей незапечатанный конверт, и так же молча положила его в карман. Когда же боль успела забыться? Когда Генри стал так невыносимо далек? Раньше Регина и дня не могла прожить, чтобы не вздохнуть о сыне. А теперь ее вздохи ловил Робин, отдавая взамен свои, и именно это обстоятельство позволило Регине окончательно смириться с отсутствием Генри в ее жизни. Она должна была начать заново. Снова. И это тоже было ее судьбой – не слишком ли долго она пыталась от нее убежать? Малыш Роланд теперь звал ее исключительно мамой, и Робин только улыбался, слыша это. Ночами, лежа в постели рядом с Региной, Робин вслух размышлял о том, что всегда хотел большую семью, а Регина закрывала глаза, почти боясь представлять себе это. И улыбаясь, когда фантазия все же оказывалась вернее силы воли. Тогда Регина потягивалась, ведя ладонью по слегка курчавым волосам на груди Робина, и хрипловатым голосом говорила о том, как сильно им надо постараться, чтобы воплотить желаемое в жизнь. Робин тут же переворачивался, склоняясь над ней, полный сил и любви, и тело его было горячим и желанным. Регина, прикрыв глаза, впускала Робина в себя, на полувздохе благодаря всех, кого помнила, за то, что этот мужчина сумел покорить и сердце, и разум. А за час до свадьбы, назначенной на первый день лета, Регина вспомнила о письме, отданном ей Мэри Маргарет. Как была, в свадебном платье, она перерыла карманы всех своих пальто, пока не отыскала в одном из них помятый конверт, из которого на колени выпала фотография. Регина, Генри и Эмма. В парке. Тот день, когда он взял за руки их обеих. Сердце, давно отпустившее любовь к мальчику, встрепенулось вдруг, Регине пришлось сесть на стул, потому что ноги задрожали. Кто сфотографировал их тогда? И почему Эмма ни разу не говорила ей об этом снимке? В конверте было что-то еще, и Регина, отчего-то колеблясь, все же вытащила маленькую, сложенную вчетверо, записку. Я всегда буду любить тебя, говорилось в ней. Мне не хватило сил, не хватило смелости, чтобы признаться, чтобы забрать тебя из рук Робина, но, вероятно, если бы я так сделала, то осталась бы виноватой на всю жизнь. Я так сильно хочу, чтобы ты была счастлива, что убегаю в ночи, схватив сонного Генри подмышку. Он будет счастлив проснуться в самолете, улетающем в Нью-Йорк, а ты будешь счастлива следующие много лет, просыпаясь рядом с Робином. Два моих любимых человека – и все то счастье, что я могу вам дать. Пусть и я буду счастливой. Пожелай этого мне. И, пожалуйста, не забывай. Не было подписи, но Регине и не нужно было ее искать. Она опустила руку и прикрыла глаза, едва слыша, как стучит в висках растревоженная память. А когда открыла, то вновь поглядела на фотографию. Генри жмурился, подставляя солнцу лицо. Регина смеялась, глядя на него. А Эмма смотрела на Регину. И так много счастья было у них, так много любви.

* * * * *

Пять лет прошло с того дня, как Регина сказала «да», и Робин, счастливый и взволнованный, подхватил ее на руки, кружа и целуя. Регина смеялась и бросала букет в толпу, где, как ей потом сказали, его поймала вдова Лукас и не желала отдавать. Пять лет Регина засыпает в объятиях своего мужа и пять лет просыпается в них. Не было у них ни единого дня, когда они ложились бы в кровать порознь. Пять лет Регина собирает Робина на работу, а Роланда – сначала в детский сад, а затем и в школу. Других детей у них пока нет, хотя старания прикладываются очень большие. Пять лет Робин говорит, что любит свою жену, а Регина отвечает, что любит своего мужа. Пять лет Регина безумно счастлива с ним, и она давно забыла и думать о том, что однажды этот сон может кончиться, если кому-нибудь придет в голову разрушить Долго и Счастливо Злой Королевы. Регина получила все, что хотела, в ее жизни много солнца, любви и мира. И все же иногда, когда она сидит в своем кабинете за просмотром очередного немыслимо важного документа, ей чудится, будто сейчас распахнется дверь, и голос с привкусом свежего ветра бодро скажет ей: - Хэй, мадам мэр! Я за Генри. Он у себя?