Императорская благодарность

Еще мудрецы говорили: защищая кого-то, ты обретаешь большую силу. Когда рвешься в бой, наплевав на свою жизнь, лишь с мыслями о том, за кого ты эту жизнь отдаешь. Может, именно это зовется «любовью»? Такого мудрецы не говорили. Чанель был как раз из тех сорвиголов, что рвутся к смерти, лишь бы сохранить жизнь любимого им человека. Чанель свою жизнь отдал принцу. Его семья погибла при первой бомбардировке города, когда сам Ель был в отъезде, вернувшись на руины. Он не плакал и не скорбел. Хотя бетонные плиты похоронили его родителей, сестру, друзей, коллег по работе. Они похоронили его прошлую жизнь. И Пак без сомнения шагнул в новую, став добровольцем в императорской армии. Он рвался в бой без страха и сомнения, он отдавал каждую секунду своей никчемной, по его мнению, жизни императору с полной уверенностью, что умрет через секунду. Но он выживал и встречал рассвет. Каждый день и каждая битва начинались с мысли – Смерть заберет Чанеля. Но Смерть не желала принимать в объятья этого самоуверенного мальчишку. Не желала или боялась… Этого Чанель тоже не знал. Он с верностью служил Императору, медленно, но верно поднимаясь по карьерной лестнице. Три года пролетели мимо, переживая день как секунду. Здесь и сейчас Чанель, стирая кровь с жилетки, в тяжелых армейских сапогах, что были в грязи, стоит перед императорским дворцом. До Его Величества дошли слухи о бесстрашном воине, которого враги называют «безумным демоном, что не боится смерти». Генералы и придворные дамы смотрят с неким превосходством, разодетые и разукрашенные. Куда Паку до них в жилете, мешковатых порванных штанах и армейских ботинках, по локоть в крови и грязи. Он ступает по белому мрамору под сотнями взглядов. Жалеет только об одном: что предстанет перед Императором в таком жалком виде, будто он не командир полка, а обычный рядовой. Но его оповестили о приглашении в Императорский дворец в прямом смысле во время боя, из-за чего теперь белоснежный пол пачкает алая кровь из раны на левой руке, не помогают даже пожелтевшие бинты. Чанель не боится ни боли, ни крови. Боится осуждения в глазах Повелителя. Он выглядит совсем не так, как генералы в белых мундирах. Но что взять с человека, который три года не знал мирной жизни вне поля боя? - Его Величество неважно себя чувствует, - говорит слуга Чанелю, указывая на дверь с другой стороны тронного зала. – Но он готов принять Вас, командир Пак. Чанель сомневается долю секунды: стоит ли беспокоить Императора? Но ноги сами несут его за дворецким, и вскоре он оказывается возле дверей, ведущих в спальню. - Он ждет вас, - отрезает старик и уходит. Чанелю легче сорваться в очередной бой, плюя смерти в лицо, чем открыть дверь. Все же заставлять ждать некрасиво… В комнате пахнет лавандой. Еля удивляет, что он узнает этот запах. Царит полутьма, но командир сразу ориентируется. Всюду мягкие подушки, под ногами ковер с широким ворсом, в углу потрескивает камин, добавляя совсем немного освещения, а напротив открытых окон стоит кровать, на которой лежит молодой император. Чанель приглядывается: спит. Ему же страшно сделать даже шаг или что-то испачкать, здесь все такое же белое, как в тронном зале. Но если зал блестит словно операционная, то в комнате уютно и даже как-то по-домашнему. - Не стойте там, командир, - зовет мягкий голос с кровати. Император садится, опуская голые ноги на пол, и чуть улыбается. – Я очень долго ждал вас, проходите. - Я испачкаю… Все, - у Еля пересыхает в горле: перед ним точно сидит молодой Император, а не дворовый мальчуган? - Не переживайте из-за такой глупости, только, пожалуйста, не стойте там. Я хочу посмотреть на героя своей страны. Чанель делает шаг от двери на свет и позволяет Императору увидеть себя в крови и грязи, со шрамами, уродующими его открытые из-за жилета руки, с пожелтевшими бинтами и даже с разодранными штанами. В отличии от всех тех чопорных генералов, Чанель – обратная сторона медали-войны. - Рад приветствовать вас, Пак Чанель. Командир преклоняет колено перед сидящим Повелителем и опускает голову в знак повиновения. - Я много наслышан о вас, бесстрашный демон. Так вас называют? Командир кивает. Он не в силах оторвать взгляда от красивого лица повелителя, от его нежной улыбки сводит низ живота, а от вида обнаженных ног в голову лезут всякие непотребные грязные мыслишки. - Как я могу отблагодарить вас? Вы много раз спасали мою страну. Только скажите – я сделаю все, что в моих силах. - Я отдаю свою жизнь не ради почестей. Мне достаточно того, что я нахожусь сейчас здесь. Одной вашей благодарности мне будет достаточно, Ваше Высочество. - Этого слишком мало. Вы рискуете жизнью ради моей страны, ради моего народа! – негодует Император, что ясно выражается на его лице. – Я могу озолотить вас, командир Пак! До такой степени, что вашим правнукам не нужно будет работать! - Вы меня не поняли, Повелитель, - Чанель садится на оба колена с трепетом и нежностью беря в руки ноги своего Императора. Тот вздрагивает, но не отстраняется. – Я защищаю Вас, не как своего господина, не как главу своей страны, а как человека. Как Бен Бекхена. Я бы делал это, будь вы даже одним из моих подчиненных. Поэтому максимум, что я могу просить у Вас, так это поцелуй. Император молчит некоторое время, а затем притягивает Чанеля к себе, позволяя оказаться на одном уровне: - Тогда позволь отблагодарить тебя так, как это бы сделал Бен Бекхен. Бекхен целует неумело, но уверенно, - слегка касаясь губами и, кажется, глупо улыбаясь сквозь поцелуй. Но углубить его не может: грудь ходит ходуном, и Бекхен только успевает отстраниться, чтобы прикрыть рот и зайтись мерзким, дерящим горло кашлем. - Бен Бекхен хочет отблагодарить тебя, но император болен, - пытается шутить Бекхен, стыдливо улыбаясь. Но снова что-то хочет сказать, но кашель вновь вырывается наружу. Чанель укутывает парня в простыню и поднимается с колен, чтобы шершавой грязной ладонью коснуться лба и проверить температуру. Ему кажется, что он пачкает белоснежного как внутри, так и снаружи принца даже своим присутствием, но тот тянет руки совсем интуитивно, как слепой котенок, и успокаивается лишь тогда, когда чувствует Пака рядом. Командиру ничего не остается, как провести ночь возле императорской кровати. Благо, рядом много подушек, которые можно положить под голову. А спал он в условиях и похуже, так что эти смело можно называть «императорскими». Просыпаясь по обыкновению при помощи горна в лагере или топота своих солдат, Чанель очень удивляется, открыв глаза под пение птах под окнами. Он оглядывается и не сразу соображает, что делает в императорской спальне на полу, когда Императора даже нет на месте, хотя постель еще теплая. Через пару минут по коридору проносится топот, сопровождающийся голосами, а затем дверь открывается. В комнату забегает Бекхен, успевая хлопнуть дверью раньше, чем сунет свой нос слуга. - Не беспокойте меня! Слуги еще возмущаются за дверью, но голоса стихают, и Бекхен довольный поворачивается к Чанелю, глупо улыбаясь. Перед командиром тормозит планета. Император в непозволительно коротком халатике с большим вырезом и закатанными рукавами. И так Император болеет? - Прости, что так получилось… - краснеет Бекхен, демонстрируя мокрое полотенце. – Ты не мог бы раздеться? Я промою твои раны. Мне очень жаль, что так получилось. Соответственно, Чанелю есть чем ответить на обнаженку от Императора. Он стягивает жилет и майку, бросая их кучей на полу. К куче летит и все остальное. Командир остается в трусах. Его тело – живое доказательство войны. Шрамы, бесчисленные метки и свежие раны. На боку портак в виде черепа, пробит сосок (от скуки судя по всему) и широкий шрам на прессе, пересекающий тазовую кость. Император не знает: восхищаться этим великолепно натренированным телом или пугаться этих уродливых шрамов. - Это удивительные автографы самой Смерти, нравится? – ухмыляется Чанель, присаживаясь на кровать. Бекхен садится позади него, с удовольствием разглядывая широкую спину. Уж она-то вдоволь исполосована чужими мечами. - Это безумие. Тебе не больно? Чанель лишь стискивает зубы, когда Бекхен промывает небольшую рану на лопатке и сразу обращает внимание на пожелтевшие бинты, скрывающие свежий порез. Наверняка, на его месте образуется очередной «автограф». Бекхен делает все с осторожностью. Хоть Чанель испытал немало боли и давно не боится её, но Бекхену хочется, чтобы тот почувствовал заботу. Белое полотенце пропитывается алым, Бекхен охает и подскакивает с кровати, чуть не упав, в поисках бинта или чего-то подобного. Звать слуг, чтобы они нарушили столь прекрасный момент единения, слишком не хочется. Бинта не находится. Бекхен без сожаления рвет простынь. - Император… - Для моего защитника ничего не жалко, - только отвечает Повелитель и целует в чужое плечо, обнимая за шею. Бекхен чувствует себя в безопасности. Как будто так было всю его жизнь. Ему действительно казалось, что есть кто-то, кто бережет его покой. И это ни охрана, ни гвардия, ни армия. Это один-единственный «бесстрашный демон, что не боится смерти». Бекхен совсем крошечный в руках командира. Ему это даже нравится. Халатик задирается, когда он забирается на колени и трет попой чужой пах. Он просто провоцирует, желая узнать, насколько хватит Чанеля. Да, это Бекхен вчера болел. Да, это Бекхен сегодня выпил гору таблеток с утра и принял горячую ванну, чтобы порадовать Чанеля, а ведь тошнотворно-заботливые слуги умоляли полечиться его уже неделю! - Император, вы специально это делаете? – шипит Чанель, не в силах сдерживаться. Его член немногозначительно упирается в чужую задницу. Бекхен лишь хихикает: - О чем ты? Ой, у меня ничего нет под халатиком. Бекхен невинно хлопает ресничками, чем взрывает в голове Чанеля очередную бомбу. Это надо быть настолько двуличным… Хотя, кажется, двумя личинами здесь не обходится. Бекхен-император скромен и сдержан. Другой Бекхен, не имеющий ни рода, ни титула, похотлив и очарователен. - Ваше Величество, перестаньте. - Его Величество, - передразнивает Бекхен, - ничего не делает. А Бекхен не против грубости, - хитрая улыбка говорит сама за себя. И Чанель позволяет себе грубость: стягивает халатик одним движением, тот летит на пол, а Бекхена укладывает на кровать, раздвигая ноги. Командир еще помнит о вчерашней болезни, но парень под ним не выглядит больным. Скорее, немного недоласканным. Чанель целует каждую клеточку тела, изучает миллиметры желанной молочной кожи и вдыхает тонкий запах лаванды. … Так вот откуда была вчерашняя лаванда.