Переступить порог

Дождь полил ровно через полчаса после того, как Саске пересек границу Амегакуре. Полоса ливня начиналась резко, словно очерчивая невидимую линию, за которой любое живое существо вольно или невольно подчинялось власти Акацки. Дождь на мгновение стих, а потом полил с новой силой - значит Пейн заметил его возвращение, можно не торопиться. Саске быстро и уже привычно двигался через лес, не обращая внимания на мокрые ветки, периодически хлеставшие по лицу. В любом случае, это лучше, чем идти по раскисшей дороге. С тех пор, как несколько месяцев назад из убежища в пещере они перебрались в город, дождь лил постоянно. Вода просто не успевала уходить в землю или стекать к реке. Желтоватая глинистая почва превращалась в склизкое месиво, изрытое колесами проезжающих телег. Через несколько миль лес закончится, и он еще успеет извозиться в грязи, прежде чем доберется до города. Саске не любил дождь - тот всегда напоминал ему о событиях, о которых младший Учиха предпочел бы не вспоминать. Впрочем, дождь или нет - разницы не было, потому что источник неприятных переживаний теперь жил с ним под одной крышей. Просто было мокро и холодно, и он устал после миссии, но признаваться в собственных слабостях он не желал даже себе. Поэтому свое мрачное настроение Саске объяснял погодой, а нежелание торопиться в башню - соседством с Узумаки. С момента его появления, точнее, с того момента, как Саске бросил к ногам Мадары бесчувственную тушку бывшего лучшего друга, прошло почти полгода. Из них почти столько же Наруто спит с его братом, и это совершенно невыносимо. Тогда Саске был уверен, что один-два дня, и Мадара исполнит свой план по возрождению Джуби. И все будет прекрасно: предок получит свой мир красной луны, а он сам оборвет, наконец, мешающую связь, и попутно получит мангекьо-шаринган. О чем разговаривал Мадара с очухавшимся Узумаки, Саске не знал, но только вместо извлечения Девятихвостого Акацки получили приказ вылечить, выходить и глаз не спускать с нового члена организации. Этого Учиха не ожидал уже от самого Наруто. А как же его принципы, обещания стать Хокаге и прочая ерунда? Слишком это было непохоже на Узумаки. Дед, видимо, придерживался того же мнения, потому что приставил Итачи к нему в качестве постоянной сиделки или охранника, или тюремщика - это уж как посмотреть. О том, что эти двое теперь вместе, Саске понял на следующее же утро, после того, как это случилось. Нет, они вовсе не спустились к общему завтраку, держась за руки, не бросали многозначительных голодных взглядов друг на друга, не начали вдруг обжиматься по углам. Вовсе нет. Итачи оставался молчалив, холоден и нечитаем внешне. Он все так же шел на полшага позади Узумаки, кивком приветствовал Конан и привычно игнорировал всех остальных. Наруто привычно нарывался, подкалывая Кисаме, огрызался на Мадару и не замечал его, Саске. Ничего не изменилось внешне. Но от Саске, который с болезненным вниманием следил за братом и Узумаки, не укрылась ни одна, даже самая незначительная деталь: чуть более глубокие тени под глазами у Итачи, едва заметное напряжение в смехе Наруто. Даже то, что он не смотрел в сторону своего тюремщика, выдавало его с головой. Возникало странное ощущение: при том, что в словах, взглядах или движениях Итачи и Наруто держали дистанцию, притяжение между ними чувствовалось едва ли не физически. Нельзя было сказать, что между ними пробегали искры - скорее это было застывшее во времени короткое замыкание, электрическая дуга, чидори-для-двоих. То, что не только ему заметно происходящее, стало понятно после громогласного заявления Хидана: - Бля, да Итачи-химе нашел себе подходящего принца! Саске внутренне всего передернуло от острого желания врезать ему в челюсть. Несмотря на годы ненависти, на отчуждение между ними, младший Учиха по-прежнему считал, что никто не имеет права оскорблять его брата, кроме него. Итачи, казалось, даже не услышал ехидного замечания, а Узумаки неприлично громко рассмеялся, словно шутка была удачной, словно его это вовсе не касалось. Потом замолчал и принялся задумчиво ковырять в тарелке, бормоча что-то себе под нос, но в тишине зала его бормотание было отлично слышно: - Может ему руку сломать? Или ногу? Или все четыре? Хотя, наверное, не стоит - он же от этого только кайф словит. Может язык отрезать и отдать Сасори - пусть яду себе нацедит, что ли? А лучше замариную и повешу себе на шею вместо ожерелья Пятой… - Вот не думал, что джинчурики такие обидчивые, - начал было Хидан, но Узумаки перебил его: - А я и не обиделся, - и широко улыбнулся. Саске помнил, как от этой улыбки у него мороз пробежал по коже. В любом случае, на этом все разговоры о Наруто и Итачи прекратились. Собственно, всем было на них наплевать. Всем, кроме Саске. Сначала он пытался избегать даже случайных встреч с ними обоими, соглашался на любую миссию, лишь бы подальше, лишь бы не видеть в глазах брата нежность, обращенную не на него, лишь бы не обжигаться о лёд в синих глазах, лишь бы не слышать счастливого смеха из-за закрытой двери. Учиха еще во времена команды №7 заметил за Узумаки способность заполнять собой все доступное пространство, теперь же эта способность распространилась и на Итачи. Саске казалось, что они везде: даже не встретив их за целый день ни разу, он все равно чувствовал их присутствие - все убежище словно пропиталось ими насквозь. Саске бесился, задыхался, сходил с ума, не понимал себя и не понимал, почему остальные Акацки так спокойно к этому относятся. Наткнувшись на незапертую дверь в первый раз, Саске не смог равнодушно пройти мимо. Он должен был убедиться, увидеть своими глазами - кто знает, может быть до сих пор Узумаки просто ловко всех обманывал, и ничего особенного между ним и Итачи нет. Тогда он не увидел ничего особенного: Итачи сидел в плетеном кресле и читал, а Наруто устроился у его ног, положив голову ему на колени. Саске готов был уже пройти дальше, мысленно отплёвываясь, словно увидел нечто, оскорбляющее его взгляд, как вдруг этот самый взгляд зацепился за маленькую деталь: одну руку Итачи запустил в косматую шевелюру джинчурики и неторопливо перебирал пряди. Саске замер. Вид пальцев брата, ласково зарывающихся в непослушные, сильно отросшие лохмы Узумаки, буквально потряс его. Что бы он там себе ни думал, а между этими двумя не только секс. Саске как-то вдруг стало жарко, и он поспешил вернуться в прохладу и сырость собственной комнаты, но в следующий раз незапертую дверь приоткрыл он уже сам. И она оказалась дверью в его личный ад. И Наруто, и Итачи прекрасно знали, что он стоит за порогом и смотрит, выхватывая фрагменты из их жизни, складывая их для себя как-то по-новому, что-то для себя решая, но ни один не высказал своих возражений. Ни разу. Саске не был уверен, издевались ли они над ним намеренно или им просто до такой степени было безразлично его мнение, что они не считали нужным скрываться. Однажды Саске напрямую столкнулся взглядом с Узумаки: тот стоял на четвереньках, сильно прогнувшись в пояснице, царапая лисьими когтями каменный пол, в то время, как Итачи… Саске не хотел смотреть, как его брат увлеченно трахает его бывшего друга, но Наруто, словно на крючок, подцепил его этим своим взглядом - густо-синим, пристальным, чуть пьяным. И Саске смотрел: как собираются на висках Узумаки крупные капли пота, как медленно скользят они по скуле, вдоль уха и по шее; как напрягаются мышцы на руках, как с каждым мерным толчком он немного подается вперед, но тут же спешит вернуться, не желая терять контакта; как все сильнее поджимаются пальцы на ногах; как все чаще Наруто облизывает и кусает губы. В тот момент, когда Узумаки кончил - так и не оторвав от него своего взгляда - младшему Учихе пришлось вцепиться зубами в ребро ладони, чтобы не закричать. В конце концов, Саске привык, но смириться так и не смог - ни с выбором брата, ни с собственной реакцией на этих двоих. Каждый раз, возвращаясь с очередной миссии, он в глубине души надеялся, что Узумаки по какой-то причине - по любой - исчез из жизни Итачи и вообще из Организации. И каждый раз его ожидало разочарование. И с каждым разом на такое простое действие, как повернуть дверную ручку и переступить порог убежища, требовалось все больше сил. В общей зале было сумрачно и пусто, тусклый дневной свет, лившийся сквозь узкие окна-бойницы, расчерчивал каменный пол серыми полосами, подсвечивая ряды таких же серых колонн, отчего вся комната казалась подернутой рябью. Здесь редко кто бывал из обитателей башни - все были либо на миссиях, либо проводили время по своим комнатам. Исключение составляли лишь совместные завтраки, совмещаемые с получением заданий от Мадары. Все остальное время здесь никого не было. Саске это более, чем устраивало. Он не нуждался в том, чтобы кто-то встречал его с миссий или беспокоился о нем, зато ему совершенно точно было необходимо знать, что никто не увидит его слабость, его уязвимость - те несколько секунд, что он собирается с силами, чтобы просто открыть дверь и войти. Саске обошел стол, машинально мазнул пальцами по пыльной поверхности. Откуда здесь вообще пыль, если все время идет дождь? Он брезгливо отряхнул руку, поднял голову и застыл: меньше всего он ожидал увидеть этих двоих. В дальнем конце залы имелся своеобразный уголок, как предполагал Саске, для проведения переговоров или еще каких деловых встреч: пара кресел друг напротив друга и низкий столик между ними. Правда, Саске ни разу не видел, чтобы их использовали по назначению, да и вообще хоть как-то использовали. Сейчас в одном из кресел сидел Итачи, а на подлокотнике рядом с ним примостился Узумаки. На первый взгляд, ничего неожиданного, кроме, разве что, того факта, что обычно они свои отношения так открыто не демонстрировали. Саске молча смотрел - скорее даже пялился - на них, силясь понять, что еще не так, а потом осознал: Узумаки был в полном облачении Акацки. Сетчатая футболка, плащ с облаками, хитай, с перечеркнутым символом Листа. Саске не знал, как ему реагировать. До сих пор, не смотря ни на что, Наруто упрямо продолжал носить свои вызывающие оранжевые шмотки и наотрез отказывался надевать что-то другое. И вот теперь - не просто небрежно накинул пресловутый плащик, а оделся по всей форме, вплоть до обмоток и сандалий. Саске почувствовал себя… преданным. Узумаки Наруто, пусть бывший, но друг и соперник - единственная константа в такой переменчивой жизни нукенина - сначала потеряла свое абсолютное значение, а потом и вовсе сменила полярность. Итачи что-то сказал, настолько тихо, что младший Учиха не расслышал ни слова, а потом взял руку Наруто и поднес к своим губам. Саске показалось, что его только что огрели пыльным мешком по голове, захотелось протереть глаза, чтобы убедиться, что зрение не подводит его. Учиха Итачи, его старший брат, целовал руки какому-то придурку, который достоин разве что молча преклоняться перед Учихой с почтительного расстояния. Ну или предоставлять свое тело по первому требованию, если уж брату так нравится с ним спать. Почему же все происходит наоборот? Итачи, неприступный, бесстрастный, безжалостный, целовал ему руки - не трахал, не играл, не пользовался, а проявлял… что? Что !?! Это нисколько не походило на учтивый поцелуй дамской ручки или на поцелуй-доказательство-преданности дайме, или… это вообще ни на что не походило! Как ни старался, Саске не мог различить в этом жесте ни покорности, ни унижения, ни подчинения, ни насмешки. Определенно, Итачи нравилось, то, что он делал, а уж какими глазами на него при этом смотрел Наруто - на Саске никто и никогда так не смотрел. Ни Сакура, прикидывающаяся влюбленной, ни тот же Наруто, пока еще бегал за ним и пытался вернуть. Нежность, покой, уверенность, забота, обещание и что-то еще, чему Саске не мог подобрать названия, что-то неуловимое, невысказанное. И Итачи отвечал ему похожим взглядом, не отрывая при этом губ от руки. Саске кашлянул. Не то чтобы ему что-то было нужно, просто он хотел прервать столь явное проявление "телячьих нежностей". Его проигнорировали. Хотя нет, не так - его просто не заметили. Эти двое были так поглощены друг другом, что, запусти Саске в них чидори, они все равно не заметили бы его. Уклонились бы оба на автомате и продолжили целоваться. Брат снова что-то сказал, Узумаки рассмеялся и попытался вырвать свою руку. На что Итачи только крепче сжал его ладонь, прижался к ней щекой, а потом и вовсе обнял любовника за шею и притянул к себе. Наруто потерял равновесие и рухнул в кресло, едва не уткнувшись лицом в пах Учихе, потом вывернулся, поерзал, удобнее устраиваясь на гостеприимных коленях. Снова раздался смех, тихий, рассыпчатый, словно дробь дождевых капель по соломенной крыше, словно шелест листьев на ветру, и Саске с изумлением понял, что смеялся - Итачи. Саске сомневался, что вообще слышал раньше смех аники. Даже когда клан был жив, даже когда они еще были семьей, Итачи всегда был слишком серьезен. В редких случаях Саске удавалось увидеть улыбку - типично учиховскую - одними уголками губ, но смеха, теперь Саске был в этом уверен, он не слышал никогда. Да что же это такое происходит?!? Саске на миг показалось, что он задал вопрос вслух, но его по-прежнему не замечали. Те двое в кресле перешли к более интимным ласкам: Итачи медленно вылизывал шею джинчурики, а тот, послушно запрокинув голову, одной рукой наматывал его длинные волосы на кулак, а пальцы второй переплел с пальцами Итачи. - Да что вы творите, черт вас дери?!? - больше сдерживаться Саске не мог. Происходящее было немыслимо, неприлично, просто противоестественно, а самым мерзким было то, что эта картина вызывала у младшего Учихи прочный неконтролируемый стояк, но признаться в подобной реакции было бы смерти подобно. Узумаки запрокинул голову еще сильнее и встретился, наконец, взглядом с Саске. - А, это ты, Саске-кун? О-кай-ри, - по слогам произнес Узумаки и улыбнулся. Для Саске это прозвучало совершенным издевательством: можно подумать, этот придурок действительно рад его возвращению. Уже одно то, что он заговорил с бывшим другом, выглядело, как изощренная насмешка. - Что вы вытворяете, я вас спрашиваю? Здесь вам не бордель! - О, мой маленький брат озаботился нормами морали, - голос Итачи был все так же ровен и бесстрастен. Он не высказывал изумления, не пытался язвить - он просто констатировал факт. Наруто фыркнул. - Вообще-то, мы ждали тебя - у Мадары есть для нас какое-то супер-срочное и супер-секретное задание, - но ты слишком долго шел, и мы немножко, хм, отвлеклись, - Наруто снова повернулся к Итачи и погладил его по щеке. Саске еле сдержал дрожь, которую в нем вызвал этот простой жест. Ему было абсолютно наплевать, кто с кем спит, да хоть Кисаме с Зецу, но не эти двое, не друг с другом! И это узумакинское "мы", вставляемое через слово, как будто они действительно близки настолько, что "я" для каждого в отдельности уже не существует. И брат ведь не возразил ни слова. Пока Саске подходил ближе, Узумаки поднялся с кресла и снова оккупировал подлокотник - практически в той же самой позе, в которой младший Учиха застал их в первую минуту. Саске, словно в замедленной съемке, смотрел, как скользнули навстречу две руки по спинке кресла, как мимоходом пальцы Итачи невесомо погладили запястье Наруто, потом предплечье и замерли почти на талии. Как снова, едва ли осознанно, Наруто погладил лицо Итачи: длинным, плавным жестом, нежным, успокаивающим. Как - снова! - эта рука была перехвачена и прижата к губам. Все вернулось к тому, с чего началось. Словно гладь пруда, в который бросили камень, разошлась кругами и вновь успокоилась. И даже десяток камней, брошенных в воду, не способны что-либо изменить. - Почему? - Саске не понимал. Он чувствовал, как в нем вскипает гнев и обида. - Почему вы делаете это? Старший брат, бывший путеводной звездой всю его жизнь: сперва, как человек, на которого хотелось равняться, потом - как человек, которого он жаждал уничтожить, и лучший бывший друг, которого важно было превзойти, не дать себя догнать - почему эти двое встретились и одновременно вычеркнули Саске из своей жизни? Младший Учиха уже забыл, что в свое время он чуть не убил и брата, и друга, и что последнего он сам притащил сюда. Он сам, сознательно рвал все мешающие связи, почему же теперь, когда эти связи действительно оказались разорваны, он чувствует себя обманутым? - Делаем что? - Итачи даже не повернул головы в его сторону, похоже, он не собирался отвлекаться от своего занятия. - Что?! - Саске взвился, словно его ужалила оса. - Ты спрашиваешь, что?! Вот ты, Итачи, - сильнейший шиноби из тех, что я знаю, - почему ты связался с этим неудачником? Что в нем такого? Почему ты с ним? Из жалости? Он, как был пугливым котенком, так и остался им! Думаешь, долго он сопротивлялся, прежде чем я вырубил его и приволок сюда? Десять минут! Даже кошки сопротивляются дольше! - Из жалости? Неудачником? - брови Итачи дернулись вверх, выражая крайнюю степень недоумения своего хозяина. Учиха улыбнулся и продолжил мягко, терпеливо, как разговаривают с детьми и душевнобольными: - Ты так самонадеян, Саске. Ты всерьез думаешь, что джинчурики, подчинивший своего биджу, проиграл бы тебе, если бы сам не хотел этого? И тебя не смутило, что ваш бой длился меньше, чем тогда, в Долине Завершения? - Что?!? Узумаки подчинил себе Кьюби? Ты хочешь сказать, что этот неудачник позволил мне захватить себя? Потому что сам этого хотел? - Саске претила сама мысль о том, что он мог оказаться настолько слеп и недальновиден. - Неправда! Он совершил ошибку, он открылся, а я… - слова буквально застряли в его горле. Перед его внутренним взором снова встала картина их последнего боя с Узумаки: чакрой Девятихвостого тот вообще не воспользовался, и Саске тогда решил, что Наруто просто боится снова потерять контроль, а потом он так глупо подставился под удар... Саске нисколько не удивился этому: чего еще ожидать от Узумаки? Он же никогда не умел ни просчитывать свои действия, ни действия противника… А теперь, если верить словам брата, получается, что он не только сильнее, но и умнее Саске, раз обставил все так, что он до сих пор ничего не заподозрил. Впрочем, признавать свое поражение Учиха не собирался. Спорить с Итачи было бесполезно - тот лишь улыбался и не собирался реагировать на глупые выпады своего отото, - поэтому Саске переключился на Наруто: - Ладно, пусть так, но ты! Если ты такой сильный, как говорит Итачи, зачем тебе это? Зачем было поддаваться мне, попадать в плен и становиться Акацки? Почему ты с Итачи? Где же твое обостренное чувство справедливости? Разве не он вырезал свой клан - сотни ни в чем не повинных людей? Почему ты с ним? Почему ты до сих пор не сбежал? Почему выполняешь поручения Мадары - человека, который намерен уничтожить твою любимую Коноху? Что ты станешь делать, если приказ об уничтожении деревни он отдаст именно тебе? Саске выкрикивал наболевшие вопросы сплошным потоком, бессистемно, с таким отчаянием, словно от ответов на них зависела его жизнь, не меньше. Его трясло мелкой дрожью, а воздух вокруг казался наэлектризованным до предела - одно неловкое движение, неосторожное слово, и все вспыхнет, взорвется ко всем чертям. Узумаки ответил не сразу. Он долго смотрел на Учиху непривычно серьезным, изучающим взглядом, потом грустно улыбнулся и сказал: - Саске, всю свою сознательную жизнь я гонялся за тобой. Равнялся на тебя, старался ни в чем не уступать. Ты был для меня всем - воплощением того, чего я хотел добиться. Я желал твоего признания, твоей дружбы, чтобы ты мог не стыдиться меня, а может даже гордиться дружбой со мной. Я долго не понимал, почему ты ушел, не понимал, насколько важна для тебя сила. Не понимал, что ты не простишь, если вдруг окажется, что я сильнее тебя. А когда понял, то подумал: вдруг, если ты победишь меня, убедишься, что стал сильнее, то успокоишься, и мы сможем вернуться домой? Я ошибся, - Наруто пожал плечами, - твое желание избавиться от меня, от нашей связи, оказалось сильнее моих попыток тебя вернуть. Ты можешь гордиться собой, Саске - тебе удалось то, что не удавалось никому: ты заставил Узумаки Наруто сдаться. Можешь считать, что никакой связи между нами никогда не было. - Что? - было странно и неожиданно больно слушать подобные откровения от Узумаки. Ни уговоры, ни угрозы, ни убеждения не вызывали в его душе такого отклика, как эти усталые, уже равнодушные слова. Саске хотелось возмутиться, предъявить Наруто претензии, мол, а как же твоё "спасти друга"? Как же мечта? Как же он, Саске? Учиха напряженно вглядывался в лицо Узумаки, пытаясь разглядеть ответы на незаданные вопросы. Хоть что-нибудь: злость, боль, попытку скрыть истинные чувства. Какую-нибудь мелочь, вроде сжатых кулаков или сведенных бровей, еле заметную дрожь рук или складку у сжатых губ - хоть что-то, что позволит уличить друга во лжи, ткнуть его носом в неспособность отказаться от глупых фантазий, отказаться от него, Саске. Искал, но не находил ничего. Наруто по-прежнему сидел на подлокотнике, закинув ногу на ногу: глаза прикрыты, на губах блуждает легкая улыбка, кисть руки спокойно лежит на колене, а вторую все еще держит Итачи. Ничего. - А как же Мадара? И Коноха? Тебе все равно, если я уничтожу ее? - вопрос прозвучал почти жалобно, но Саске этого не заметил. Наруто не ответил. Не вздрогнул, не взглянул гневно - вообще никак не отреагировал. Вместо него снова подал голос Итачи: - Глупый маленький брат, когда же ты перестанешь зацикливаться исключительно на себе и посмотришь на мир немного шире? Не обольщайся, ты не… - Итачи, не нужно, - Наруто перебил любовника, мягко приложив палец к его губам. - Мадара гораздо умнее и хитрее, чем ты думаешь, он просчитывает свои шаги на десять ходов вперед, и уж совершенно точно он не станет действовать во вред себе. Коноха? Ты был моей Конохой, Саске, и ты уже все разрушил. Камня на камне не осталось от той Конохи. - Той Конохи? - машинально переспросил Учиха. - Саске, - Наруто рассмеялся, - похоже, ты не желаешь замечать очевидного: я остался потому, что нашел здесь свою личную, только-для-меня-одного, Коноху. Прямо сейчас, сию минуту я - дома. Потому что дом - это… … там, где тебя ждут. Все эти годы у него был дом. Шумный, упрямый, глупый, веселый дом. Он сам разобрал его -камень за камнем - с присущей ему дотошностью. Не осталось ни крыши, ни стен, ни даже порога, который можно было бы перешагнуть.