Гер побежденный

Немцы узники строили этот квартал с любовью и грустью. Сначала они только боялись, типичная ссора застывала на губах, когда охранник пристально палил взглядом и приговаривал: «Шнель, быдло, шнель!» Они не любили этот народ, не любили дома, которые должны были здесь построить, но как только поставили фундамент, что – то случилось с каждым кирпичиком: кирпичи ласково ложились в руки, не срывали мышцы и не царапали кожу, будто разговаривали с узниками о том, что этот чудесный дом мог быть их, стоять на окраине Лейпцига.        Когда оттаяла земля, Фридрих вскопал маленькую грядку, обгородил ее камушками и посеял тюльпаны. Где он взял те семена, неизвестно, но мы, дети, хорошо помним, как он бережно клал зернышки, как потом прихлопывал их и, вернувшись к нам, улыбался: «Гут … киндер… гут». А когда немцев повели в сарай, мы разрыли ту землицу, раскидали камни, сделали с палочек крест, связали его крепкой травой и поставили на грядку. Утром, когда их вывели на работу, мы еще спали, но даже через сон я слышала, как скрипели в растворе лопаты, как стучали ведра, как надрывно кашлял Фридерих и огрызался охранник. Город давно не сердился на немцев, вдовы жалели их и рассматривали фотографии их жен и детей, иногда приносили что-то из одежды - старый пиджак или картуз, и еще вареный картофель, на что те улыбались, благодарил, называя вдов « фрау ». У Фридриха тоже была фотография двух девочек в белых платьицах и белых туфельках, он не раз нам тыкал ту диковинку, или забыв, что мы уже видели, а хотел похвастаться, какие у него нарядные дети. И мы в ответ целую весну и все лето топтали и разбросали его грядку, его маленькую державку в нашем нищем городе. Он к тому противно кашлял, до того был худой, гнилозубый и грязный, что мы не могли его не дразнить. Мы любили целиться в него камнями, любили, когда он сажал нас на колени и пел свои глупые немецкие песенки. Под осень немец уже не садил грядку, ходил, шатаясь, и харкал кровью. Охранник вместо « шнель » протягивал ему сигарету и позволял лежать под стеной. Фридрих делал украшения из кусочков кирпича - солнце и цветы, он цеплял их под окнами второго этажа так, что одинокие женщины подолгу стояли, разглядывали и даже всплакивали. Однажды утром его нашли под стеной барака, где он стоял спиной к людям, понурив голову. - Быдлота, тебе что - нет нужника? – Огрызнулся охранник и тут же осекся: от шеи до коробки серела веревка. Когда сняли его и взяли на руки, то удивились, какой он худой и дряхлый. Его похоронили за городом, сбросив в яму даже не засыпав землей. Осень выдалась теплой, в конце ноября мы переехали в новый дом. Как-то посреди декабря я сидела на окне и вдруг увидела цветок. Пролетал первый снежок, а цветок цвел себе под окном. Я оделась, выскочила во двор, протянула руку, чтобы сорвать, и отпрянула. Рядом с календулой стоял сделан крест... Прошло полвека. За это время в доме не треснула ни одна стена, не гнилой, сухой пол. Однажды сын решил повесить на стене полочку. Стена не поддавалась дрели, а затем дрель шмыгнула в какое-то отверстие. Когда выбили кирпич, вынули из отверстия рукавицу. В рукавице лежала фотография двух девочек в белых платьях. Дрель повредил им туфли, но девочки смотрели на нас, как живые, и спрашивали : - Вы не знаете, где наш папа ?…