Тысячи чувств

Врываясь, но в то же время двигаясь, словно в замедленной съемке, неспеша и грациозно, наполняя движения особым ритмом, который не был похож на другие ритмы, двигаясь борзо и неприкосновенно, создавая необычайную атмосферу, излучающую дикую радость и страсть, могущество и экстравагантное влияние, завораживающее своей незыблемой властью и легкой отчужденностью от мира иного, что вызывало бурю как позитивных, так и негативных, как положительных, так и отрицательных эмоций, бурю восторга, смущения, робости перед этой неземной красотой и легкой романтичностью и наивностью, проходя гордо и даже властно, очень броско, своенравно и слегка дерзостно, что казалось отчужденным и далеким, но в то же время очень близким, каким-то родным, уютным, теплым, ласковым и нежным, казалось наполненным грустью и печалью, непогашенной тоской и самоунижением, скрытой скорбью и, может, давней ненавистью ко всем и вся, но в то же время веселым и бойким, радостным и счастливым, лукавым и озорным, заводным и бодрым, самоуверенным и даже вульгарным, наглым и презрительным, безумным, врывающимся в пучину безумия и отчаянья, хотя и не таким заметным со стороны, идя независимо и пламенно, по-королевски обладая собой, и этим подчиняя окружающих, но неся в душе каплю брезгования окружающим миром и людьми, со страшной мукой и безнадегой в густой кровавой, выкрашенной ярко-алой кровью, а может, темно-черной, как незыблемые стены замка из черного обсидиана с железными бойницами и черным флагом глубине сердца, со спутанными в запутанные оковы, которые нельзя распутать, мыслями о бедах и напастях мира и личных прожитых мучительно и тонко каждой секундой драмах и реалиях жизни, которые не забываются с годами, ступая мягко и очень-очень тихо, немного боязливо и, тем временем, заискивающе, тонко и неслышно, но в душе съедаемо жгучим и невнятным, пока не выяснится все до конца, любопытством и интересом к происходящему и тому, что должно произойти в ближайшие секунды и минуты или в ближайшие часы, но точно уж не годы и месяцы, и не имея ни малейшего интереса к тому, что уже произошло, кроме тех событий, что так глубоко въедаются в память, шагая четко и расчетливо, идеально, после многих неудачных, а потом и удачных репетиций перед зеркалом, когда хотелось показать себе собственную значимость и нужность, себе и каждому неблагодарному существу вокруг да около, не делая ни одного неверного шага, ни одного проступка, так же как и на протяжении всей своей такой короткой, но кажущейся такой длинной жизни, полной поверхностных радостей и веселья, несчастливого счастья и озабоченной беззаботности, но все же такой прекрасной жизни, существовавшей и до сих пор существующей, что смотрелось просто обалденно и невероятно восхитительно, незабываемо, и в то же время так мило, что не было милее этого, и лучше, и прекрасней, и грациозней, и существенней на данный момент и до конца этой переменчивой жизни, раскинувшей повсюду свои цепкие, но такие хрупкие сети, вечные, но которые можно разрушить в один миг, в одну долю секунды, и часто незаметно для других, проходя, словно пролетая быстро и высоко, как птица, стремительно, как гепард, изящно, как лесная лань, и все это умудряясь сделать ненавязчиво, хоть и словно навязывая всем свою бесподобную, бессмертную в веках, красоту и совершенство, нежность и благородие, самодостаточность и непорочность, прочный сильный дух и тонкую трепещущую душу, готовую в любой момент вырваться из тела и улететь в далекие дали, далекие страны, за океаны, за моря во Вселенную, где ярким-приярким светом сияют миллиарды звезд и галактик, врываясь, но в то же время двигаясь, словно в замедленной съемке, она вошла.