Hey, here I am.

Осень - чарующая пора года. Пора, когда все твои желания могут стать реальностью. Пора, когда тебе нипочём отвратительная погода: серость неба, или постоянный ливень. Это пора, когда природа отдает всю себя, раскрашивая деревья вокруг в самые теплые цвета и оттенки, которые омывает дождь. Пора, когда понимаешь, чего именно ты хочешь. And you just wanna be mine. Именно эти строки плотно засели в голове молодой звезды Алекса Тернера, сидевшего на веранде в родительском доме. Именно сейчас и здесь, в Шеффилде, дождь создавал стену из ливня, из-за которой ничего не было видно. Но именно это парень и любил. Эта стена делала мысли о Майлзе не столь ясными, по крайней мере, Алекс уверял себя в этом. Ведь вид с того самого места, где сидел музыкант, открывался прекрасный, и парень всегда хранил его в сердце: сад, полный самых разнообразных цветов и деревьев, от очаровательных гортензий до величественных ирисов, яблони, склонившие свои ветви над прекрасной деревянной беседкой… И, можно сказать, живущий в этом саду Майлз. В разнообразии красок он смотрелся великолепно, будто картина, нарисованная гуашью. И было в этой картине что-то особенное, и это что-то Алекс, сам того не замечая, запечатлел в своей памяти навсегда. Например, тот факт, что в солнечные дни Кейн сидел со стаканом апельсинового сока, а в пасмурные вечера с чашечкой кофе и сигаретой (и неизменно с книгой), Алекс подметил это в первые месяцы их знакомства. А то, как поднимались уголки губ Майлза, когда история заканчивалась, молодая звезда считала самыми вдохновляющими для автора песен. Познакомились они все в том же саду, когда фронтмен небезызвестной группы попросил сигарету у задумчиво уставившегося вдаль Майлза. Полноценным диалогом их разговор назвать было нельзя, скорее это была беседа двух незнакомцев, ожидающих отправление поезда. Алекс тем утром был не в самом лучшем настроении, вчерашняя вечеринка давала о себе знать. А если у парня было плохое настроение, прятались даже партнеры по группе. - Эй, ты, - обратился он к задумчивому читателю, со стаканом апельсинового сока в руке, - у тебя сигаретки не найдется? Удивленный Ма посмотрел по сторонам и, увидев помятого соседа, достал из кармана пачку сигарет и молча кинул нуждавшемуся. Тернер благодарно взглянул на уже вновь читавшего молодого человека и ушел в дом. На этом их так называемое знакомство было закончено. Но не прекратилось их общение. Следующим утром уже значительно лучше выглядящий Алекс вышел во внутренний дворик дома родителей. Пенни и Дэвид уехали по своим делам, оставив любимому сыну записку, в котором был составлен список дел, которые надо сделать. - Вот вроде и звезда, а туалет мыть придётся, - пробурчал себе под нос Алекс, думая, что его никто не слышит. Но его услышал лежащий на траве Майлз, и он не был бы Кейном, если бы просто промолчал: - Вот вроде и звезда, а пить так и не научился, - пробормотал чтец, полностью уверенный, что его услышат и поймут. Пьяница, как про себя называл своего соседа Майлз, остановился и, медленно повернувшись, уставился на лежащего за забором парня своими оленьими глазами, открыл было рот, чтобы ответить, но сразу же закрыл. Спорить не стал, ведь человек истину говорил чистейшую правду, как тогда подумалось певцу. - Язвить ты научился, а теперь скажи мне, как тебя зовут, - произнес Ал, в своей странной манере, то есть растягивая слова и глотая окончания - я - Алекс, ты наверняка знаешь, - самодовольно усмехнулся парень и перелез через перегородку, чтобы быть ближе к собеседнику. Как оказалось, у «пьяницы» и чтеца оказалось много общего: от музыкальных вкусов, до любимого лакомства. Общались парни целый день, и лишь когда солнце начало садиться, Алекс вспомнил о списке дел. Чертыхнувшись, он вскочил с травы и даже не попрощавшись, побежал в дом. Майлз лишь хмыкнул, поднялся с травы и направился в противоположную сторону. Через несколько минут на столике в беседке стояла чашечка свежезаваренного кофе. Кейн устроился на кресле-качалке, сперва взяв в руки седьмую книгу Гарри Поттера, и окунулся в давно знакомый мир. Солнце медленно садилось, окрашивая небо в нежно-розовый цвет; жители Шеффилда заканчивали день, одни в кругу семьи, другие - в кафе с друзьями; любой мог заметить, что начинали появляться сверчки, а фонари в конце улицы загорелись. Воздух был пропитан уютом. Природа готовилась к теплой ночи, а Алекс Тернер заканчивал приготовление пуддинга для родителей, которых он любил, несмотря на то, что был огромным засранцем. Закончив с ужином, фронтмен вышел на веранду своего дома, доставая сигарету из пачки и раскидываясь на гамаке. Легкие заполнил дым, а в голове только один вопрос: «Почему этот чертов любитель читать улыбается?». А Кейн сидел, погрузившись в книгу, и, сам того не замечая, улыбался. «Шрам Гарри не болел уже 19 лет. Все было хорошо». Майлз закрыл книгу и размял спину, взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что было уже почти 9 вечера. Неожиданно в голову Кейну пришли строки стиха «I wanna be yours», написанного Джоном Купером Кларком. Так Майлз и сидел: курил и декламировал поэта, не замечая пристального взгляда главной Шеффилдской звезды.