Когда умирает надежда

Моя жизнь изменилась с его приходом, изменился я. Он освещал все вокруг себя, будто солнце. Вот так, просто вбегал в казарму, и все озарялось мягким, уютным светом. Просто невесомо касался рукой плеча, и по телу развивалось тепло, и уходила усталость. Он спасал меня лишь взглядом, улыбкой, своим присутствием. С ним было легче переносить смерть товарищей, все эти ужасы войны. - Я не хочу, чтобы ты летел, откажись, пока не поздно, - крепче прижимаю его к себе, уткнувшись носом в затылок. - Это ненадолго, всего на неделю, - улыбается - не волнуйся, ты даже не заметишь, как она пролетит. Так не хочется его отпускать. Джексон - сволочь, свалил на нас все свои обязанности. - Стайлз, обещай, что ты вернешься... - Дерек, ты драматизируешь, все будет хорошо. - Это же чертова горячая точка, здесь никогда не бывает хорошо! Каждый день кто-то умирает, обещай! - резко разворачиваю его к себе, заглядывая в большие оленьи глаза. - Обещаю... - он улыбается и скользит губами по моей щеке - чтобы побрился к моему прилету, а то ходишь, как дровосек. - Хорошо, ради тебя, что угодно, - целую его в лоб и отстраняюсь - во сколько вылет? - Через час, не волнуйся, туда и обратно, только отвезти нашим боеприпасы и паёк... - Будь осторожен… Я стоял на взлетной площадке до тех пор, пока не зажглись первые звезды, будто мелкие дыры в плотном картоне черного неба. *** - Борт «MH-47D», прием, как слышите? - Слышу отлично, уже возвращаюсь на базу. - С вами хочет поговорить Капитан Дерек Хейл. - Дерек, ты там? – легкие помехи, шумы на том конце, и вот, такой родной хрипловатый голос: - Да, я здесь. Возвращайся скорей - Буду через пару часов… - Хорошо – на том конце, вздох облегчения, или показалось? - Дерек… - непонятная вспышка паники, беспокойство холодной паучьей лапкой копошится в мозгу – я хочу, чтобы ты знал, я люблю тебя… - Я знаю, Стайлз, я тоже… - Шум, металлический скрежет заполняет уши, яркая вспышка, боль, а после - пустота… *** На том конце раздался громкий хлопок, скрежет металла, непонятные шумы, а где-то в горле забилась паника: – Стайлз! Стайлз! Ты слышишь меня?! Стайлз?! - Капитан... капитан... мне жаль... - я не видел испуганное лицо радиста, не слышал его голос, не чувствовал его ладони на своем плече. В ушах звенело, а голова наливалась свинцом. В груди будто разорвалась граната и пустое место начала заполнять мгла, постепенно, сантиметр, за сантиметром пожирая все внутренности. Я остался один, потерял то, ради чего существовал, потерял свою нить. Перед глазами плыли образы: вот, Стайлз смеется, оживленно рассказывая о своем первом полете. Воспоминание всплывает одно за другими - первое осторожное касание теплой ладони, неловкое прикосновение мягких губ, долгие, тягучие поцелуи, жар и податливость тела, бесконечная нежность в карих глазах. Все это кончилось, умерло вместе с ним и никогда не вернется... Все закончилось одним роковым ударом противовоздушной установки. Ярость естественная реакция на боль. Злость перемешивается с тьмой… Стайлз… родное имя отдается в груди болью. Я за тебя отомщу, обещаю, я найду этого ублюдка. *** Белый цинковый гроб стоит на раскаленном песке, отражая солнечные лучи, слепя глаза людям вокруг него. У гроба на коленях стоит молодой мужчина, прижимаясь лбом к холодной, будто лед поверхности, нет, он не плачет, хотя ему очень больно, он просто прощается, с самим собой, ведь он уже никогда не станет прежним, его сердце и душа замурованы в этом цинковом ящике, вместе с человеком, которого он любит. До стоявших полукругом солдат доносятся обрывки фраз: «…Обещаю…», «…найду…», «…никогда не забуду…», «…люблю…»