Недоразумение

Ты пришла ко мне только потому, что однажды твой отец позвонил мне и попросил о встрече для своей дочери. Желания у меня не было, но отказать я не могла – он был старым другом мамы. Согласившись, я думала, что ко мне придет сорокалетняя тётка (я жутко не хотела точно такого же юбилея через год), у которой сынок попал в тюрьму. Интересное дело, им всем кажется, что я могу щелкнуть пальцами, и их детишек оправдают. Но мои ожидания не оправдались: каково же было моё изумление, когда в дверь влетела юная девочка лет двадцати с пушистыми хвостиками и длиннющими ресницами! Кстати, ресницы твои я приметила сразу – позавидовала, как женщина. Детей в тюрьме у тебя еще не было, зато существовала в ближайшем будущем сессия по уголовному праву. Не знаю, за каким чертом ты попёрлась на юрфак. Скорее всего, амбиции родителей, решивших померяться на старости лет связями с другими крутыми папочками. Юрфак этот не был для тебя важен первые два курса, а потом вдруг ты проснулась и поняла, что образование-то ускользает! А я, оказывается, когда-то обещала помочь. Веришь ли, я не запомнила. Ты исправно бегала ко мне каждый день – с пяти (когда народ начинал постепенно расходиться, и не возникало лишних вопросов) и до самой ночи, когда я уходила домой. Очень внимательно слушала, наблюдала и... составляла неотъемлемую часть моей достаточно скучной жизни. Когда ты заболела и не пришла в один из дней, я отчетливо поняла, что чего-то не хватает. Недоставало твоего смеха в стенах прокуратуры, запаха бергамота – прекрасно зная, что я не пью чай, ты заваривала его каждый вечер и дразнила меня. Не хватало твоих ироничных подколов, жутких ярко-зеленых ногтей, когда ты проводила тонкими пальцами по написанным строчкам. Я чуть с ума не сошла в тот вечер. Зачет ты сдала отлично. Честно? Я не удивилась. Ты оказалась очень умной и сообразительной. В органах таких не хватает. Потом тебя не было целых три дня. Ни бергамота, ни ногтей, ни смеха. Я работала, постепенно забывая о такой мелочи, об этом недоразумении, которое мешало мне нормально концентрироваться на отчетах и прочей туфте. Какая глупость, правда? Я ни на секунду не пожалела, что согласилась помочь тебе. Ты внесла в мою жизнь на те две недели сумасшествие, от которого веяло теплом, свободой и летом. Долго скучать не пришлось. То ли ты привязалась ко мне, то ли это было логичным продолжением, но ты вновь начала появляться в моем кабинете. Вернулся запах бергамота, вернулся смех, а ногти теперь были ярко-алые. Я смеялась и думала: где же твой Грей, Ассоль? Ты напоминала мне о той наивной сказке, о парусах. Вечеров оказалось недостаточно. С последних лекций ты писала мне огромные сообщения, жалуясь на судьбу бедного студента, потом ныла, что ужасно жарко, а у меня хотя бы есть кондиционер. Меня всегда удивляло, почему тебя не выгоняют из прокуратуры. Скорее всего, связи отца помогли и здесь. Конечно, тебя редко встречали у меня в кабинете – последние посетители уходили ещё до пяти. А при остальных, ты моментально исчезала из поля видимости. Однако, болтая что-то о практике, ты теперь знала все дела, которые я веду. Помнишь, когда у меня только появилась необходимость курировать спецотдел? Я злилась, писала рапорт о расформировке, а ты, неожиданно для меня, жутко ругалась в ответ. Говорила, что я неправа, что поступаю глупо. И потом вечно заступалась за них. Мне всегда было интересно: что ты здесь, черт возьми, делаешь? Между нами разница почти в два раза, я трудоголик, а ты... Наивный мечтающий ребенок! Но иногда ты философствовала. Мы часто стали засиживаться до поздней ночи у меня, пока я не смотрела на часы и не ворчала, что детское время кончилось. Вызывала такси и следила, чтобы всё было хорошо. Не забуду, как в один из дней, я напивалась коньяком из запасов, а ты болтала какую-то ерунду. Близился конец года, настроение было ужасно замечательным (я в истерике представляла, какие завалы меня ждут), а ты оккупировала мой стол, оставив мне возможность сидеть на полу. Это была шедевральная картина: взрослая женщина с растрепанными блондинистыми волосами в растянутой черной мужской футболке полулежала на полу, навалившись на ненужный диван и отпивая из пузатого фужера маленькими глотками благородный напиток, а на столе в шортах и майке сидела девчонка с таким же бокалом и говорила какую-то ерунду. Мы были похожи на проституток на перекуре, но нас это не волновало. Я запомнила из твоих слов только одно: – Вот послушай, Ань, я, может, и не права, но как без любви можно спать с человеком, а? И в то же время избегать любимого, потому что это неправильно. Я чего-то в этой жизни не понимаю. Хочешь поцеловать – целуй! Жизнь одна. Только вначале подумай: а не сломаешь ли ты ему этим жизнь? Я пожимала плечами и молчала, думая, что это всё – лишь юношеский максимализм, – а ты продолжала: – Вот смотри, ты всё заглядываешься на своего Шаламова. А он на тебя. Так какого хрена вы не вместе, м? – Да перестань ты... О генерале говорить не хотелось. Я переводила разговор. Ты уехала очень неожиданно. Выскочила замуж и умчалась в Англию. Когда я провожала тебя, шел ливень. – Аня, – ты выскочила из поезда в последний момент, – это тебе, – совала в руки небольшой сверток. – Что это? – Дома посмотри. Всё, прощай! Я не думаю, что вернусь, – ты смеялась, плакала, снова смеялась. Дома я развернула сверток. Книга по уголовному праву, словно намекающая на причины знакомства и листок бумаги, сложенный в четыре раза. Написано было немного: "Знай, я не поцеловала тебя только потому, что сломала бы тебе этим жизнь. P.S. Шаламов тоже любит коньяк" Я негромко смеялась, глядя на безумную записку.