Смирившись

       Салли зашла в кабинет шефа и, бросив папку с бумагами на стол, быстро удалилась. Инспектор Лестрейд устало потер лоб. Скоро она успокоится, перестанет хлопать дверьми и бросаться вещами, а потом, наверняка вернется к Андерсену. Ничего нового.        Каждая женщина в жизни Грегори рано или поздно начинала вести себя подобным образом. Бесконечные ссоры, обиды и претензии сменялись холодным «равнодушием», в котором они начинали вести себя преувеличенно громко: грозно цокали каблуками, слишком резко закрывали окна и двери, со стуком ставили на стол чашки. Разные люди, разные характеры, удивительно одинаковое поведение. И всегда одна и та же причина – «Ты меня не любишь»        И все они были правы. В своей жизни Лестрейд любил: работу, родителей, посиделки в пабе, собак, воскресенья, хард-рок, а позже соул, долгие поездки в машине и крепкий кофе. Список можно было и продолжить, но в нем всё равно нет ни одной женщины, кроме мамы, да пожалуй Эми Уайнхаус. И мужчины тоже ни одного нет. Грегори патологически не умел влюбляться. До шестнадцати он этого не замечал, с шестнадцати до двадцати с чем-то считал что любви вообще не существует, а потом никогда об этом не думал. До позапрошлого мая.        В позапрошлом мае, приехав на юбилей тети, он окунулся в водоворот семейных сплетен. Кузен Мэтти растался с женой, с которой жил в мире и согласии десять с лишним лет и нашел себе новую странную девушку. Она была ничем не похожа на бывшую жену – на пять лет младше Мэтти, коротко стриженная, дерзкая, немного агрессивная – но он смотрел на нее совершенно иначе. Да в чем-то это был тот же бараний взгляд полный нежности, признательности и уважения, но что-то менялось и в глазах, и в лице Мэтти. И именно в этот вечер Грегори засомневался.       Потом, на протяжении нескольких недель, он всюду искал подтверждение. В музыке, в книгах, в глазах парочек на улицах. И находил чистейшие эмоции сильнее которых он не встречал. Тогда же понял, что никогда не чувствовал ничего подобного. А потом начал искать такие же эмоции в себе.       Тогда и началась череда измен. Грег находил женщин, красивых, умных, с прекрасным характером, а потом находил в них горы недостатков. Страстные, нежные, холодные, яркие, серые, безумные, спокойные – все они вызывали в нем интерес, некоторые – уважение, многие – азарт, но всё это ничем не отличалось от того, что он чувствовал раньше. Потом он начал искать их в кругу знакомых, друзей – людей, которые уже вызывали у него эмоции. Он заставлял себя почувствовать что-то большее, увидеть то, чего не видел раньше – и вновь находил лишь новые недостатки. Сначала Лестрейд думал, что его беда в том, что он слишком трезво оценивает людей, но потом вновь вспомнил кузена Мэтти – он ведь прекрасно видел все недостатки его новой пассии, но продолжал любить. Грегори продолжал безумные поиски,но искал он уже не столько эмоции, сколько ответ. Что такое эта чертова любовь, и почему она с таким ослиным упрямством его обходит?        Ответа не было. Грег начал сомневаться в себе – быть может любовь его обходит, потому что с ним самим что-то не так? На волне сомнений он даже посетил гей-клуб, но это не дало ему ничего, кроме воспоминания, обозначенного в голове как «Самый глупый поступок в моей жизни». Сомнения стали лишь сильнее и Грегори пришел к выводу, что любить ему не надо. Начал убеждать себя, что вполне достаточно дружбы и уважения, и что самый дорогой человек для него – жена. Продолжал изменять – скорее по привычке. Успокоился, понял что ему достаточно его собственной, вполне хорошей жизни. Но когда очередное увлечение, хлопая дверью, исчезало из его жизни, он лишь пожимал плечами и оставался полностью равнодушен, пока не приходила стая маленьких, скребущих душу воспоминаний о годах поисков. *** «Помогите мне.» «Пожалуйста.» – Я-я.... Я должен уйти. – Что? – Ты возьмешь их. «Пожалуйста, быстрее. Салли, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» – Не выйдет. – Донован, ну хватит. Я вовсе не возражаю. – Тогда Джонсу достанутся все лавры, вы понимаете? В вопросе звучала агрессия, но она не сможет его не отпустить – Мне всё равно, я должен идти!       Лестрейд срывается с места. Быстрее, как можно быстрее. Необходимо успеть. Он не может не успеть. Не может. Инспектор вызывает подмогу, но с каждым шагом становится всё холоднее. В голове и где-то в груди, глубоко внутри. Он обязан успеть.        За окнами машины пролетают улицы Лондона, и Грег кажется превысил все возможные лимиты скорости, а в голове всё настойчивей проносятся слова и картины, заставляющие вжимать педаль в пол. Успеть. Только. Успеть.        Зачем лестница такая длинная? Успеть. Крови не видно. Хорошо. – Что такое?       Крови нет. Стол. Жив. Что за черт? – Это тяжко. – Что? – Очень тяжко. Ничего труднее еще не было.       Это не похоже на опасность. Сердце бьется где-то в горле. Правда, всё медленней. Из головы уходит холод. Из груди тоже, но медленней. Всё стало медленней. Напряжение тихо улетучивается. Что случилось?       Шерлок роется в столе и достает какую-то книгу. – Знаете что-нибудь смешное о Джоне? «Как написать незабываемую речь шафера» – Что?       Главное его сейчас не задушить. Пальцы и зубы сами сжимаются, а легкие словно работают с перебоями. Вдох-выдох. Сердце снова стучит где-то в горле. Вдох-выдох. Он что-то говорит, а за окном воют сирены. Вдох-выдох. Треклятый сукин сын. Вдох-выдох. Вдо-ох-выдо-ох.        Инспектор медленно разворачивается и выходит из комнаты. Сбегает по лестнице. Отдает сигнал «Отбой». Выслушивает недовольства. Наконец садится в машину. И с размаху бьет по рулю.        Грегори кажется никого еще так не ненавидел. Самодовольная сволочь, думает, что ему всё позволено! В следующий раз пусть хоть сдохнет, переживем! Инспектор закрыл глаза и начал яростно растирать лоб. Это не время для головной боли. Потом внимательно осмотрел руку со следами впившихся ногтей. И тронулся с места. Операция сейчас наверняка в самом разгаре. Обидно, да и ладно. Грег поймал себя на том, что слегка улыбается. Уголки губ машинально опустились, лицо приобрело серьезное выражение. А потом Грегори Лестрейд расхохотался, легко и искренне, как не смеялся он уже давно. Из головы словно ушли все лишние мысли, так стало легко. Да и ладно, ведь всё могло быть гораздо хуже. Грудную клетку словно распирал воздух, голова Грега готова была взлететь к небесам, и ему даже показалось что солнце стало ярче. Совсем чуть-чуть, но ярче. Впрочем инспектор быстро выкинул эту мысль из головы.