Ты (анатомия: Кристиан)

Старенький фургон выглядел так, словно мог развалиться в любую минуту. Впрочем, его хозяин выглядел не лучшим образом, но к жизни не утратили интерес ни тот, ни другой. Фургон сквозил слабеньким прохладным ветерком из потайных щелей, поскрипывал от резких движений и толчков, однако держался молодцом и не подавал виду, что его давно заждались на свалке. Алёше частенько снилось, что его теперешний дом увозят в утиль вместе с ним самим, не замечая внутри автомобильного каркаса живого человека. Живого ли? "Пока что - да", - с яростью доказывал сам себе Ромпе. Летние ночи становились всё холоднее и длинней, а приступы астмы всё чаще и продолжительнее. Начиналось всегда одинаково, с лихорадочного нервного возбуждения, подгоняемого жёстким дыханием, словно вдыхаемый воздух проходит сквозь лёгкие, не задерживаясь в них. Хочется сделать вдох ещё глубже, чтобы хоть немного кислорода попало по назначению, и внезапное осознание, что не можешь выдохнуть весь жадно поглощённый воздух, ввергает в жуткую панику. Именно в ту минуту, когда нужно успокоиться и пытаться дышать ровнее, Алёшу накрывал ужас до липкого пота, до трясущихся рук, до трусливых горячих слёз. Он не хотел, чтобы его видели таким те, с кем прошли лучшие и самые счастливые, пожалуй, годы его жизни. Поэтому переждав ночной кошмар и приняв имеющиеся под рукой лекарства, а за неимением оных - хлебнув дешёвого вина, Ромпе расслабленно прикрывал глаза и погружался в воспоминания... ... - Хайко, твою мать, ещё скажи, что ты забыл этот грёбанный провод! - отчаянно матерящийся Алёша, пытавшийся настроить немудрёную технику к предстоящему концерту, выглядел с одной стороны довольно угрожающе, а с другой - весьма презабавно. То лето было просто угарным, выступления, бесконечные переезды, моря и реки спиртного, и музыка, их весёлая бесшабашная музыка. Какая ещё жизнь нужна панкам? И вот сейчас, почти развалившись плашмя на импровизированной площадке, предназначенной под сцену, Ромпе пытался добиться хоть какого-нибудь эффекта от имеющейся в его распоряжении техники, удерживая себя при этом от поглощения очередного стакана сомнительного пойла, которого и так в нём плескалось уже предостаточно. Рядом раздался шорох и лёгкие шаги. Алёша скосил глаза и прибалдел окончательно. Мимо него, на расстоянии вытянутой руки, продефилировали длинные стройные ноги, явно растущие из чего-то ещё более интересного, ненадёжно прикрытого грубо обрезанными по самое не балуйся джинсами. Ноги остановились, медленно развернулись, и сверху послышался тихий смех: - Что с тобой? Током шибануло? Алёша приподнялся и с удивлением разглядел в обладателе шикарных ножек Кристиана. Нет, всё понятно, послеобеденное июльское пекло никто не отменял, но нельзя же так сходу ломать полупьяное сознание согруппника! - Охрененные у тебя ножки, Флаке! - не задумываясь, выдал прямолинейный Алёша, перекатившись на бок на неровном дощатом настиле и не пожалев при этом собственных парадно-выходных штанов. Кристиан покраснел, отвернув голову и пряча глаза, но стоял рядом, в волнении перебирая тонкими пальцами рук, брошенных вдоль тела. - Ты чего хотел-то? - Ромпе подложил под затылок руку, смяв вспотевшие остатки кудряшек, устраиваясь поудобнее для своего зрительского обзора. - Ничего, что я так выступать буду? - одним махом выпалил Флаке заранее заготовленную фразу. Алёша хохотнул, не понимая, почему продолжает с искренним интересом пялиться на его бесконечно-прямые конечности. - В таком случае, Кристиан, нам с Хайко ловить уже нечего будет. Все девки - твои! - Ромпе снова перевернулся на живот, с одобрением кивнув напоследок вконец смутившемуся Флаке, и неожиданно добавил: - Да и не только девки, - увлёкшись сражением с настырно-неподдающимися проводами, Алёша не заметил, как вспыхнул Кристиан, как мгновенным светом полыхнули большие глаза сквозь толстые стёкла очков. Флаке глянул на часы, перевёл взгляд на потерявшего к нему интерес старшего товарища и отправился за своим инструментом. Но Кристиан ошибся, интереса к нему Алёша не потерял и, продолжая удивляться самому себе, снова и опять вызывал в памяти изумительно-стройные ноги высокого и хрупкого Флаке. Даже во время концерта Ромпе кидал взгляд на колдующего над синтезатором Лоренца. Сосредоточенный и серьёзный, он изредка вскидывал голову, рассеянно глядя в толпу, выгибал длинную шею, оглядываясь на согруппников. Алёша неожиданно заключил про себя, что Флаке только на первый взгляд кажется нескладной и неуклюжей оглоблей. Его невероятно красивые руки с тонкими пальцами порхали над клавишами легко и уверенно. Хрупкая до изящества фигура с трогательными острыми плечами безошибочно ловила ритм, и двигался он, точно попадая в такт любой панковской импровизации. Напряжённо поджатые губы растягивались иногда в широкой искренней улыбке, что вместе с ясным взглядом голубых глаз производило поистине обезоруживающее впечатление. Так светло и честно могут улыбаться только дети или абсолютно чистые люди со спокойной совестью. Под конец выступления Алёша уже и сам толком не мог понять, с чего это он пустился в раздумья и разглядывания, а стоило накатить после концерта ещё, как все его мало-мальски здравые мысли благополучно распростились с хозяином, вероятно ничуть об этом не жалея. Проснулся Ромпе от холода, комариного писка и отвратительного сушняка. Чувствуя спиной бугорчатый древний матрас и обозревая восхитительно звёздное небо над головой, он безошибочно определил, что "заботливые" товарищи по группе, пользуясь его временным отсутствием в реальном мире, попросту вытащили его на свежий воздух. То ли чтоб в себя быстрее пришёл, то ли чтоб не смущал молодое поколение нечеловеческим храпом и пьяными миазмами. - Пить хочешь? - внезапно прошелестел рядом тихий голос, от внезапности и невесомости которого у Алёши мгновенно зашлось сердце и встали дыбом все волосы на теле, даже в самых неожиданных местах. Он опасливо посмотрел направо и в неверном свете полнолуния с облегчением увидел лежащего рядом Флаке, завёрнутого в одеяло по самый нос и подслеповато моргающего заспанными глазами. Еле переведя дух, Алёша уселся, подтянув колени к груди, и запросил какой-нибудь жидкости. - А ты чего тут вместе со мной привал туристов изображаешь? - с любопытством спросил не до конца протрезвевший Ромпе, выхлебав одним махом полбутылки безвкусной воды. - Да ну их! - Кристиан мотнул головой, выпутываясь из кокона одеяла. - Я спать хочу, а они только сейчас угомонились. Он пошарил вокруг себя, хлопками ладоней отыскав пачку сигарет. Прикурил сразу две, протянув одну Алёше. - Значит, будем на пару мёрзнуть! - почти литр выпитой воды, приправленный никотином, ввёл Ромпе в стадию какого-то приподнято-залихватского состояния. Все недавние размышлизмы на тему занимательной анатомии клавишников, в отдельно взятом ракурсе, с новой силой оккупировали его сознание. - Если замёрз, двигайся ближе ко мне, - Флаке гостеприимно отогнул край одеяла, тут же осознал, какую двусмысленность ему удалось сморозить, и Алёша даже в ночной полутьме разглядел его моментально покрасневшие щёки. - Ну... то есть... - Кристиан стушевался ещё больше и окончательно замолк, вздохнув глубоко и горестно. Ромпе наблюдал за этими непонятными метаниями с всё возрастающим интересом. Решив проверить собственную неожиданную догадку, Алёша выбросил окурок подальше, придвинулся к затаившемуся под своим краем одеяла Флаке и без особых церемоний сгрёб того в охапку. - Холодно очень, правда, - прошептал Ромпе как можно убедительней в тёплый затылок Кристиана, обхватив его рукой поперёк туловища и прижимаясь к его спине. - А я, как батарея - такой же ребристый! - сделал попытку пошутить Кристиан, но голос внезапно сел и он весь сжался в тугой комок от слишком откровенных объятий Алёши. А он тут же, словно желая сию минуту проверить Флакину ребристость, запустил руку под растянутый свитер и дотронулся кончиками пальцев до узкой спины. Флаке вздрогнул, как будто в него плеснули кипятком, и, кажется, перестал дышать. Алёша молча продолжал исследовать сухую чувствительную кожу, обтягивающую хрупкие кости, скользнул ладонью на впалую грудь и, увлечённый сам своими действиями, опустил руку ниже, на мягкий живот с аккуратной ямкой пупка, податливо прогнувшийся под его ласкающими пальцами. Кристиан судорожно всхлипнул, утопив лицо в комке одеяла, вжимаясь всем телом в обнимающего его Алёшу, которого уже захватила головокружительная покорная близость, а останавливаться на полдороги Ромпе не привык. Чуть отодвинувшись от Кристиана, он на ощупь нашёл застёжку его брюк и, просунув руку под стройные, почти девичьи бёдра, обеими руками осторожно, боясь спугнуть окончательно притихшего соседа по одеялу, приспустил их. Флаке снова дёрнулся, как от удара, перехватив горячей ладонью распустившиеся руки Алёши, но лишь за тем, чтобы прижать сильней его пальцы на своём бедре. Ромпе носом отвёл спутанные отросшие волосы на его затылке и прикоснулся губами к шее. - Ты не против? - важный, но совершенно ненужный для Кристиана вопрос, потому что трогающий его пах Алёша уже чувствовал, насколько тот не против. Другая его рука ласкала ягодицы и горячую ложбинку между ними. Флаке перевернулся на спину, снова на бок, умудрившись при этом пребольно отдавить Алёше пальцы, и оказался лицом к лицу с ним, не зная, куда девать собственные руки, глаза и сквозящее в каждом вздохе желание. - Алёша... я... - Да понял я уже, - с грубоватым восхищением откликнулся Ромпе, нетерпеливо притягивая его к себе. И замер, когда прямо перед ним оказалось лицо Кристиана. Возбуждение сгладило не слишком красивые черты лица, и беззащитный взгляд широко распахнутых, доверчивых глаз был наполнен такой надеждой, что Алёша на секунду оробел сам. - Не бойся, мальчик мой, - он нежно касался его лица и губ своими пересохшими губами. - Я не обижу тебя. Флаке прижимался к нему и отвечал на поцелуи с всё возрастающим жаром. - Можешь обидеть, только не отпускай... У Алёши застрял ком в горле от срывающегося покорного шёпота, он медленно раздел податливое и ждущее его ласк тело. Кристиан всегда стеснялся себя, справедливо полагая, что особенной привлекательностью не отличается. Однако сейчас ему было не до этого. Стараясь быть ласковым и терпеливым, Ромпе целовал и гладил каждый сантиметр его тела, опускаясь всё ниже, вырывая судорожные, срывающиеся вздохи у льнущего к его губам и рукам партнёра. Никакой смазки и в помине не было, Алёше пришлось извести весь скудный запас собственной слюны на пальцы и испуганно сжавшегося в волнении Кристиана. Алёша уложил его на спину, освободился от одежды сам, не обращая внимания на ночную прохладу и назойливых насекомых. И снова сводящая с ума покорность хрупкого мальчика-мужчины, доверчиво отдающего себя. И когда он, наконец, проник внутрь, подрагивающий от боли и непривычных ощущений Флаке задвигался ему навстречу со всей страстностью, на какую был способен, со всем пылом первой влюблённости и удушливого желания. Алёшу истерзал стыд. И сейчас, и позже. Ведь он брал его, воспользовавшись моментом и взрывом собственной похмельной похоти. А Кристиан отдавался ему всерьёз, не обращая внимания на причиняемую ему боль, обнимал и выгибался навстречу, полностью растворившись в своём чувстве. Его бледная кожа покрылась испариной, широко расставленные и согнутые в коленях ноги подрагивали в такт движений Алёши, который двигался всё резче и быстрее. С силой войдя в него последний раз, Ромпе застонал, чувствуя всей кожей дрожь своего любовника, кончившего одновременно с ним. Они больше не спали в эту ночь, тихо обсуждая что-то, посмеиваясь над забавными ситуациями прошедшего концерта, прижимаясь друг к другу под тонким одеялом. Не было ни неловкости, ни обычного смущения после секса. Ромпе немного забавлял восторженный взгляд Флаке, который тот даже скрыть не пытался, нацепив, наконец, очки. Сколько их ещё было после, таких вот ночей, звёздных и не очень, боязливо-страстных, скрытых ото всех. Алёше льстила полудетская привязанность Кристиана, его полная и безоговорочная отдача в самые интимные моменты близости. Тогда он не смотрел вперёд, ему казалось, что это всегда будет с ним - его группа, его одержимость музыкой, его безоблачная жизнь, его Флаке... ...Рассвет еле брезжил за пыльным оконцем фургона, и болезненный провал сна отступал, не принеся ни отдыха, ни покоя. Сырость холодной ночи теперь не согревал для Алёши никто. После распада Feeling B он редко встречал бывших согруппников. Слишком высоко взлетели его мальчики, чтобы им был нужен стареющий панк, больной и практически спившийся. Ромпе поднимался с постели, начиная по привычке строить планы на предстоящий день и думая о том, что неплохо бы к осени устроить капитальный ремонт своего хлипкого жилища, чтобы не промёрзнуть зимой окончательно. Алёша ещё не знал, что это лето будет для него последним и его безоглядно преданный, влюбленный когда-то хрупкий мальчик даже не придёт на его похороны.