***
Естественно, с утра он хочет сдохнуть. Или придушить кого-нибудь, или намеренно врезаться в столб, а затем натянуть трусы на голову и станцевать с голым задом перед Скиннером. Вместо всей этой хуйни он исправно доставляет ребятню в школу, а потом заруливает к Бобби. Бобби встречает его мигренью и бутылкой бурбона. — Что нового, приятель? — почти с интересом спрашивает он и делится сигаретой. — Ни черта, чувак, — отмечает Отто и затягивается. Находиться у старины Бобби приблизительно раз в десять уютнее и проще, чем в своей собственной голове. Где-то на фоне откровенничает Плант, а еще невыносимо хочется нажраться. — Знаешь что, — произносит Бобби, — я тут подумал, тебе может быть интересно. Отто вопросительно приподнимает бровь, не забывая выпускать едкий туман из легких. Бобби копошится в ящике стола, чертыхаясь и упорно пытаясь что-то нашарить. Отто успевает дважды отпить прямо с горла, когда нужное "что-то" наконец находится. Бобби протягивает ему кассету с криво нацарапанным «snakes» на глянцевом боку и ждет реакции. — Бери и слушай. Это как Guns'n'Roses, только в миллиарды раз круче. Отто вертит кассету в пальцах и неуверенно кладет в карман.***
Если бы Отто был сопливой девчонкой, он бы сказал, что его очаровали. А так как девчонкой он не был, то и описывал свои ощущения он совсем иначе. Но сути это не меняло . Охуенность Snakes'n'Barrels не просто зашкаливала, а рушила все что можно в его голове. Отто абсолютно забыл о том, что помимо этой несчастной кассеты у него есть дофига других. Зачем, если есть они? Это глупо, повторяет про себя Отто. Глупо и по-девчачьи. Я, блядь, взрослый и самодостаточный мужик, а взрослые и самодостаточные мужики не тащатся по сраному голосу какого-то там вокалиста. В том, что цепляет его именно голос, гитарист Отто почему-то не сомневается. Долгими зимними вечерами он лежит в своем закутке и думает о том, как может выглядеть чувак, который поет так. Наверняка ведь он стройный и смазливый. И длинноволосый. Потом Отто замечает, что это справедливо к жанру в целом, а не к этому голосу в частности, но продолжает прислушиваться дальше. Нет, определенно длинноволосый и охуенный. Еще влюбиться не хватало. Вот тут Отто становится по-настоящему смешно и даже страшно. Того и гляди влюбится и будет бегать по концертам в толпе таких же долбанутых групиз и кричать: «Трахните меня, сэр, я целиком и полностью Ваш». Или «Кто самый преданный фанат, ублюдки? Я самый преданный фанат!», или что-нибудь совсем уже нечленораздельное и ненормативное. Пока он решает, какую помаду прикупить на этот случай — красную или не-совсем, этот голос почти ощутимо бежит по кончикам пальцев и выше, мурашками стекает по спине, обволакивает его целиком. Отто действительно смешно, но он почему-то уверен, что эта песня играет как минимум в сотый раз.***
Ты шутишь, Бобби. Ты, блядь, очень несмешно шутишь. — Так ты едешь или нет? — спрашивает Бобби почти раздраженно. Хлопает по карманам в поисках сигарет, все еще ждет однозначного и твердого ответа. Отто сам не до конца понимает, какого хрена его это так волнует. — Бог ты мой, Боб. Бог ты мой. На лице у Бобби достаточно ясно написано, что черт бы побрал их всех, но он ждет и молчит. И смотрит. И молчит. Мысли бегают туда-сюда, и ничего связного не формируется никак. Отто глотает побольше воздуха и уточняет: — В Шелбивилль. — Ага, — терпеливо подтверждает Бобби, как будто Отто лет пять, или еще меньше, или когда там дети вообще начинают думать. Какие-то несуществующие дети однажды думать все-таки начинают, а Отто — до сих пор нет. — А деньги? Где, мать вашу, мне взять деньги? — наконец что-то дельное до него доходит, и, честное слово, лучше бы он об этом не вспоминал. — Ну, у тебя еще куча времени, — Бобби закуривает и расслабляется, — грабани банк, убей Бернса, сходи под нож на органы. Отто прикидывает все варианты и думает о том, какой же он идиот. Или неудачник. Или просто унылая задница. — Пожалуй, я пока просто выпью, — отвечает он и задумчиво перебирает пальцами воображаемые струны.***
Встречный ветер играет в волосах, музыка, кажется, разливается по венам, а еще Отто слишком нетрезв, чтобы это звучало не так избито. Наверное, пустой и неуклюжий школьный автобус смотрится пугающе на вечерней трассе, но оно того стоит. Стоит грядущей фантастической близости и полного погружения в звук. Мать вашу, через пару часов он увидит их, и они будут очень близко. Отто жмет на газ и пропускает через себя их тексты, как мантру. Еще быстрее, и быстрее, и быстрее. Вот и приехали. Руки дрожат от волнения, в горле скребет, в грудной клетке колотит. Отто вздыхает, с любовью гладит плеер, сжимает в руке билет и наконец решается выйти из автобуса. Почти как баба, ну честное слово. По дороге он успевает стрельнуть сигарету и закуривает, только попав внутрь. Даже странно, что Snakes'n'Barrels выступают в этом паршивом клубе, вместо того, чтобы собирать стадионы. Хотя... они и так их собирают, а в Шелбивилле стадиона все равно нет. Приехали бы сразу в Спрингфилд тогда, что ли. Отто подбирается как можно ближе к сцене и ждет. Вдох, выдох, вдох, выдох, наконец-то! Толпа оживает и приветственно ревет своим богам. Следующие два часа для Отто проносятся одной безумно-сладкой минутой. Он не контролирует себя, никак не может, да и незачем. Главное — впитать как можно больше музыки и не оторвать случайно взгляд от самого совершенного человека на этой гребаной планете. Хотя как можно оторваться от этих прекрасно-красных волос, Отто даже и не представляет. Банально, банально, но ему хочется гладить их до бесконечности. Или перебирать. Прикасаться, прикоснуться, сейчас. И когда концерт внезапно заканчивается, Отто не может понять, что происходит. Почему секунду назад было очень хорошо, а сейчас так же очень, только пусто. Отто не верит и боится, что только что лишился самого дорогого в своей жизни. Кто-то зависит от родных, а кто-то — долбанутый фанатик, не представляющий себя без музыки. Толпа вываливается наружу и цепляет за собой Отто, думающего лишь о том, где взять денег на вискарь и как бы изловчиться не залезть в петлю. Он уже почти жалеет, что приехал сюда, но тут же вспоминает волшебство, творящееся на сцене, и на секунду улыбается. На парковке почти темно, и какая-то нетрезвая девица валится на него, кокетливо хихикает и слюнявит ему ухо. Вежливо ее отодвинув, он почти направляется к ненавистному автобусу, но замирает, чтобы напоследок запомнить грязный воздух ночной подворотни. — Хэй, парень! — знакомый голос режет тишину ножом, и Отто готов поверить во что угодно, лишь бы ему это не показалось. Не показалось. Не показалось. Нет. Он живой, настоящий и стоит за его спиной. Отто медленно поворачивается, делает глубокий вдох — и замирает. К такому его жизнь не готовила? Да ладно, в мире слов таких нет, чтобы описать, как он завис. Пиклз (ну и дурацкое имя, нет, он-то сам совсем не дурацкий, а имя только с бодуна и придумаешь) вопросительно чиркает зажигалкой. — Есть что покурить? Только трава, думает Отто. Я могу занимать деньги на чертов билет, но на траву они всегда найдутся. Он неопределенно двигает плечами и медленно бредет к автобусу. Когда Скиннер узнает, что он хранит коноплю у детей под носом, Отто не просто вытурят, его в Ад лично запихают, и тогда поминай как звали. Ему вообще кажется, что Пиклз давно уже ушел, но нет, он стоит на том же месте и разглядывает окрестности. Как будто не он полчаса назад доводил до экстаза целую толпу. Как будто это нормально — чтобы недоступная рок-звезда стояла так рядом и так непринужденно. Только сейчас до Отто доходит, что предлагать траву любимому музыканту — это очень по-идиотски и только он так может сделать. А Пиклз понимающе ухмыляется, слишком понимающе, мол, ничего разумнее не видел, и мне так больше нравится, чем трахать групиз. Может, мне вообще больше нравятся парни, чем. Отто сам не понимает, куда его несет, но он уже благодарит божество марихуаны за это все.***
Если бы Отто когда-нибудь сказали, что он будет отсасывать рок-звезде на сидении школьного автобуса, он бы не поверил ни за что и никогда. Не то чтобы он мог отсасывать кому-то и где-то еще, просто так вышло. И еще бы ему не понравилось. По крайней мере, до трезвости ума и ясности рассудка ему было, как Барту Симпсону до кресла президента, а это значит, что пошло оно все в задницу, и вообще. Слишком много мыслей, старик. Слишком много посторонних мыслей для того, что ты сейчас делаешь. Отто сосет, как дешевая шлюха, но Пиклзу это нравится. Он прогибается и стонет, и черт, Отто опять скатывается в банальности, хотя фееричнее этой встречи в его жизни не было ничего. Что вообще может быть фееричнее секса двух торчков, один из которых час назад считал себя неудачником и натуралом? Они меняются местами, и Отто находит ответ. Блядь, его накрывает не просто с головой, а целиком и до костей, и че-е-ерт, он почему-то вспоминает свою бывшую и посылает ее снова. Отто вообще сейчас нелогичен и, мать твою, слишком болтлив. Он зарывается рукой в длинные мягкие волосы фантастически-красного цвета, и это безумно приятно не только на ощупь, но и визуально. Он закрывает глаза, и наслаждение почти физически бьется в его голове, а в паху очень сладко ноет, и если он не кончит прямо сейчас, он будет жалеть об этом всю жизнь. Не будет. Отто действительно кончает и расслабляется насовсем. В ушах звенит, и он ловит отголоски былого концерта, еще раз лениво думая, какой же он везучий засранец. Он уже не слышит, как Пиклз одевается и уходит, да и не то чтобы это имело значение сейчас. Отто проваливается вглубь себя и видит неровные сны, где у него все хорошо.***
— Как съездил? — спрашивает Бобби и внимательно наблюдает за его реакцией. Мол, ты же не от скуки вселенской торчал там всю ночь и половину следующего дня, верно? Мол, да, я почему-то знаю, что уехал ты далеко не сразу и мне есть до этого какое-то дело. Отто молча курит и, естественно, пялится в стену, перебирая пальцами по столешнице. Сам же устав от долгой паузы, выдает: — Они действительно охуенны, ты же знаешь. «Да», — говорит Бобби взглядом. — «Это я тоже знаю». Почти прожигает дыру у Отто на переносице и только тогда возвращается к пиву. А мысли Отто безумным маятником шатаются от «работа — автобус — ебаный Скиннер» до «вечер — концерт — охуительный Пиклз». Туда и обратно, туда и обратно. Потом он посылает все к чертям и погружается в неровные воспоминания о самой безумной ночи в его маленькой жизни. Отто курит и думает о том, что он счастлив, как никогда раньше.