when impossible is possible

— С тебя тысяча четыреста йен. — кассир был безразличен к покупкам Джинты, но работа обязывала быть вежливым, клиент всегда прав, и так далее. Сложив сегодняшний ужин магазинчика Урахары в пакет из полиэтилена, кассир натянуто улыбнулась парню, которого часто здесь видела на протяжении многих лет: он никогда не был ответно вежлив, не проходило и дня, чтобы он не своротил что-нибудь с прилавка. Он, конечно, сирота, но бесил окружающих, что подавляло желание сюсюкаться с ним. — Ага, — Джинта взял пакет с продуктами и заглянул в него, будто сомневался, что туда все положили, и положили правильно. — вот черт, опять фигни накупил. Тессай разозлится. — Ты не мог бы думать об этом прежде, чем отошел от кассы?! Бака, — кассир, которая была женщиной средних лет, вздохнула и махнула несколько раз рукой. — давай, проваливай. Клиентов отпугиваешь. — Не смеши меня, тетка. В этот магазин кроме меня и Уруру никто не заходит! И вообще, ты должна быть вежлива с клиентами. Они всегда правы! — мальчишка усмехнулся. — Ха? Тебя, пацан, не учили быть вежливым со старшими? Ты, может, и клиент, но как же хочется послать тебя куда подальше!.. — Кхм-кхм, — над ухом подросшего за лето Джинты раздался чей-то неловкий кашель. — мне бы купить кое-что. — Чего желаете? У нас есть все, что вы хотите, и даже то, чего вы не! — кассирша изменила выражение своего лица и интонацию в один момент. Джинта не мог пошевелиться, чертовски хорошо зная этот голос. Не нужно оборачиваться, чтобы увидеть лицо его обладателя. Даже если вокруг будет звучать тысяча голосов, включая этот, Ханакари сможет отличить его. Это человеческое. С этим рождаешься, это заложено в тебе. И если тебе не безразличен какой-то человек, то ты никогда его не забудешь. Что такого, если в случае Джинты, это немного не человек, а душа? Душа в гигае. Что-то забывшая в мире людей. Снова. — Мне бы... кофе. Не горячий. — голос запнулся вместе с тем, как его обладателю стало неловко. Джинте тоже. — И чтобы много-много сахара. — Кофе? Не горячий? Много-много сахара? — кассирша, хлопая глазами, растерялась. — Вы должны все купить и приготовить самостоятельно, мы не готовим кофе в магазине... — Самостоятельно? — хмыкнули сзади, задумавшись. — Как здесь все сложно, однако... Терпение Джинты лопнуло. Или не только терпение?.. — Да почему ты такой тупой?! Пойдем со мной, сейчас же! Ханакари цапнул давнего приятеля за локоть. Необходительно, грубо. Потащил прочь из магазина, возмущенно пыхтя по дороге. Кассирша еще долго стояла без движения, смотря им вслед, но через какое-то время отвлеклась на нового клиента. А Джинта и высокий мужчина с мощной духовной силой даже в гигае скрылись за поворотом. Рука Ханакари, в которой он сжимал полиэтиленовый пакет, дрожала от злости, взявшейся черт знает откуда. Он посмотрел на Ренджи. Тот улыбался, хоть и криво, как дурак. Злоба исчезла так же быстро, как появилась. — Что ты здесь делаешь?.. Джинта еще много чего хотел спросить, но Абарай резко прижал его к своей груди. Похлопал широкой ладонью по его спине, затем поднял ее выше и пальцами запутался в коротких волосах такого же малинового цвета. — Меня сюда... назначили, пустых никто не отменял. Ладно-ладно. Тайчо сначала дал мне отпуск, потом сам же его отменил, позвал к себе, там меня ждала хренова куча документов, но некоторое время спустя мне предсказуемо надоело возиться с этими бумажками, свалил оставшуюся фигню на Рикичи, и вот теперь я здесь, пришлось ради этого кое-что провернуть. Не думаю, что Кучики-тайчо рассердится, но... — Хватит! Мне не интересно. — Джинта спохватился весьма поздно, сопротивляясь только для вида. Ренджи взъерошил его волосы и засмеялся, прекрасно понимая, что пацан блефует. Он, на самом деле, рад его видеть не меньше, чем Абарай рад видеть этого мелкого придурка, ради которого сюда и пришел. Есть еще скука, которую он терпеть не может, но было ли тогда скучно настолько, что и терпеть невозможно? Ответ: нет. — Да что ты говоришь? Хорошо, раз тебе не интересно, тогда просто сделай мне кофе. Я его, вообще-то, купить хотел, но ты помешал. Так что, ты мне кофе должен. Вкусный, сладкий. Понятно? Джинта поднял голову вверх, посмотрев на Ренджи, и вдруг засмеялся тоже. — Что такое? Не смейся. — Абарай не мог сдержать смех тоже. — Просто ты дебил, — Ханакари в конце концов улыбнулся, перестал врать себе же. Он до чертиков рад видеть здесь этого нахлебника, что поделаешь. — или стащил чей-то кошелек, эй? Как бы ты купил кофе, если это невозможно сделать здесь с вашими деньгами? Ты такой при... шинигами, честное слово. — Точно. — Абарай понял. — Я и не подумал об этом. Наверное, пришлось бы оглушить продавца и... — Идиот! Не делай глупостей в нашем мире! Ты всегда можешь прийти к нам... я сделаю тебе кофе, какой ты любишь. Неужели нельзя хоть раз в жизни включить мозги... — Эй, Джинта. — Чего тебе? Ханакари всегда хотелось побить Ренджи. Неотесанный, невыносимый, несдержанный. Так еще и глупый! Но Джинта очень любил этого глупого шинигами. Признать это было самым сложным, остальное — мелочи. — Ты покраснел. — Да нифига! — Правда? — лейтенант шестого отряда откровенно веселится. Этот парень... он вырос за лето, подумал Абарай прежде, чем прикоснулся пальцами к щекам, которые действительно покрылись мальчишеским румянцем. — А это тогда что?.. — Ничего, блин. Кровь к щекам прилила, вот и все. — Это разве не одно и то же? — задумался Абарай. — Откуда тебе знать, ты всего лишь шинигами. — проворчал Ханакари, отстраняясь. — Всего лишь шинигами и исоро, который не делает ничего полезного. Чтоб тебя. Джинта развернулся и пошел вперед по дороге. Она ведет прямо в шотен, Абарай помнит и не забудет даже если захочет забыть. Ханакари машет рукой, не глядя на Ренджи, но машет не так, как махала та же кассирша, намекая побыстрее исчезнуть из поля зрения. Джинта зовет Абарая за собой. Так или иначе, нет смысла обманывать себя — он так хотел, чтобы этот исоро заглянул к ним еще раз, остался в магазине ненадолго и спал до обеда снова, чтобы Джинта мог разбудить его канабо и назвать лодырем еще много, много раз. А вечером, когда все заняты поставкой новых товаров или ожидают важного звонка из Сейрейтея насчет эксклюзива, Ханакари позовет Ренджи в кино или кафе. — Кино, — говорил Джинта. — это такая штука вроде большого экрана, на которых показывают или любовные истории, или какие-нибудь битвы, или ужасы. А кафе — это такое место, где ты можешь заказать себе любой кофе, какой только захочешь. И Ренджи шел с ним, но в чем было дело? В том, что это такие людские штучки, которые интересны любым шинигами, попавшим в этот мир, или в том, что именно Джинта позвал его с собой? Тогда, Абарай не знал. Тогда, думать о втором варианте было странно, ведь Джинта был еще ребенком. А сейчас? Он все еще ребенок, только выглядит более зрело. Он все еще ребенок, изменилась только внешность. Но Ренджи пронизывает это ответное, которое исходит от Джинты. Каждый раз, когда они рядом. Это не шутка. Это серьезно. Тайчо рассказывал об этом, он ведь был однажды женат. Это любовь. — Может и так, я просто шинигами, — Ренджи догоняет парня, обнимая его сзади. Так близко, что он выходит из-под контроля. Все из-за сердцебиения Джинты, которое он может слышать. Джинта — человек. Абарай — душа. Это смешно и недопустимо, но когда Ренджи был пай-мальчиком, а? Невозможно припомнить хоть один подобный случай. — но, если я все правильно понял, то позволь мне стать для тебя человеком, хотя бы в этом гигае. Плечи Джинты вздрогнули. Интересно, что это за движение? Что оно означает? — И как долго ты будешь для меня человеком? Ханакари не отвечал очень долго. А когда смог ответить, то голос его все равно дрожал. Хреново, когда тебя раскусили. Он так же чувствовал себя в детстве, когда Тессай или сам Урахана-сан ловил его на какой-то пакости. — На этот раз, моя работа здесь продлится две недели. Пока Кучики-тайчо не вернется с какого-то важного задания и не узнает, что я в Генсе. Наверное, он особенно разозлится, когда выяснит мое местоположение и поймет, что я в Каракуре... — Заткнись, не желаю ничего слышать о твоей специфической работе, пока ты якобы человек. — хмыкнул Джинта, прерывая Ренджи и дергая его человеческое одеяние: желтая футболка была настолько дурацкой, что завтра же, первым делом, они с Абараем отправятся в магазин одежды. Бесят эти попытки шинигами не выделяться среди людей с их-то старомодными вкусами в одежде. — Пойдем-ка домой, Тессай готовит рис с карри. А меня попросил сходить за ингредиентами для суимоно. Вообще, странно для него, готовить настолько нормальные блюда. Ханакари потряс пакетом с продуктами, так и не повернувшись к Ренджи лицом. Приятно, когда тебя так обнимают. И обещают всякие невыполнимые глупости. Какой же он дурак. Где его гордость шинигами? — Джинта, спасибо. — Спасибо за что? — За то, что у меня есть дом там, где его быть не должно. Абарай выпустил его из объятий и пошел вперед. Джинта долго стоял на месте, смотрел на него и думал. Что, если не думать о лишнем, то Ренджи действительно похож на человека. С которым он проведет две самые человеческие недели за всю его жизнь. О том, что Абарая нет в живых, не думать не получится, но можно свести размышления на нет, если тебе некогда будет задуматься об этом. Джинта собирается держать Ренджи рядом, пока это возможно. И он понимает, что потом будет еще больнее, но это потом. Ханакари не из тех, кто жалеет о том, чего еще не случилось. Ханакари живет этим днем, и никаким больше. Он часто витает в облаках и забывает о своих делах, это с детства то ли проблема, то ли полезность — забывать о чем угодно, если не хочется об этом думать. Джинта надеется, что все еще способен на это. Когда Абарай вернется в Готей, все, чего Джинта хочет, так это не думать о нем, но и не забывать. Ждать его, но не зацикливаться на этом. Джинта хочет невозможного, но кто знает? Вдруг, это именно то, что он может? Ждать этого придурка и выжимать из коротких встреч все самое положительное, быть счастливым именно таким путем. Если это все, что им остается, то Джинта постарается. Невозможное невозможно? Джинта сделает это невозможное возможным. В конце концов, это может сделать только сам Ханакари. Никто за него не постарается. Никто не любит Абарая Ренджи так, как он.