Барышня крестьянка наше время

      В одном из отдаленных районов Москвы на рублевке находился дом Петра Алексеевича Морозова. В молодости своей служил он в армии, генералом был, вышел в отставку в начале 2001 года, уехал в Москву и начал там свой бизнес и с тех пор он оттуда не выезжал. Он был женат на бедной девушке, которая умерла при родах, на той, которая родила ему сына Максима.       Работа скоро его утешила. Он выстроил дом по собственному плану, завел себе нефтяную компанию, устроил доходы и стал почитать себя умнейшим человеком во всем округе, в чем и не прекословили ему соседи, приезжавшие к нему гостить со своими семействами, а то и друзьями. Сам записывал расход, очень любил читать классику.        Вообще его любили, хотя и почитали гордым. Не ладил с ним один Александр Григорьевич Виноградов, ближайший его сосед. Этот был настоящий русский бизнесмен английского происхождения. Помимо своей работы он успевал все. Растить дочь, заниматься домом, ездить на природу с друзьями, разводить английский сад, на который тратил почти все время, но на первом месте у него всегда стояла дочь Елизавета, он мог приехать из любого города, если она заболела, только он мог ее поддержать так, чтобы стало по-настоящему лучше.        Дом был построен в английском стиле. Даже бизнес был связан с Англией. Очень любил он эту страну, мечтал, чтобы дочь поехала туда учиться и работать, но Лиза была непрекословна, уж очень любила она Москву.       Со всем этим почитался человеком не глупым, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым. Из людей, осуждавших его, Петр Алексеевич отзывался строже всех. Ненависть к нововведениям была отличительная черта его характера. Он не мог равнодушно говорить об англомании своего соседа, и поминутно находил случай его критиковать.        Показывал ли гостю свои владения, в ответ на похвалы его хозяйственным распоряжениям: «Да-с!» говорил он с лукавой усмешкою; «у меня не то, что у соседа Виноградова. Куда нам по-английски разоряться! Были бы мы по-русски хоть сыты». Сии и подобные шутки, по усердию соседей, доводимы были до сведения Александра Григорьевича с дополнением и объяснениями. Англоман выносил критику столь же нетерпеливо, как и наши журналисты.       Он бесился и прозвал своего зоила медведем провинциалом. Таковы были сношения между сими двумя владельцами, как сын Морозова приехал к нему в Москву. Он был воспитан в университете и намеревался создать свою компанию, но отец на то не соглашался, он хотел чтобы Максим сам стал владельцем его компании.       Они друг другу не уступали, и молодой Максим Петрович стал жить на рублевке. Макс был, в самом деле, молодец. Брался за дело смело, ответственно, делал все четко и справедливо. Девушки поглядывали на него, а иные и заглядывались; но Максим от них не отличался, был бабником, закидывал их в свою постель, девушки хотели за него замуж, а он хотел лишь воспользоваться. В самом деле, ходил по его рукам список с именами всех тех, с кем он спал.       Те, которые не живали в мегаполисах, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные девушки! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих красивых коттеджей, они знание света и жизни почерпают из светской жизни.       Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон телефона есть уже приключение, поездка в центр города полагается эпохою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание.       Конечно, всякому вольно смеяться над некоторыми их странностями, но шутки поверхностного наблюдателя не могут уничтожить их существенных достоинств, из коих главное: особенность характера, самобытность без чего, по мнению Жан-Поля, не существует и человеческого величия. В столицах женщины получают, может быть, лучшее образование; но навык света скоро сглаживает характер и делает души столь же однообразными, как и головные уборы. Сие да будет сказано не в суд, и не во осуждение, однако ж «Нет нужных мне манер», как пишет один старинный комментатор.       Легко вообразить, какое впечатление Максим должен был произвести в кругу барышень. Он первый перед ними явился мрачным и разочарованным, первый говорил им об утраченных радостях, и об увядшей своей юности; сверх того носил он обручальное кольцо матери на шее. Все это было чрезвычайно странно в Москве, но девушки все равно сходили по нему с ума.       Но всех более занята была им дочь англомана, Лиза. Отцы друг ко другу не ездили, она Максима еще не видала, между тем как все молодые соседки только о нем и говорили. Ей было двадцать лет. Зеленые глаза оживляли ее загорелое и очень приятное лицо. Она была единственное и, к большей странности, не балованное дитя. Ее резвость и упертость восхищала отца и приводила в отчаянье ее мать, живущую в Англии, будучи в разводе с отцом, сорокалетнюю чопорную женщину, которая белилась и сурьмила себе брови, и умирала со скуки в этой варварской России, именно поэтому и развелись Виноградовы.