Дешевая сигарета

      Вечере пятницы. Я опять выхожу на маленькую сценку в вонючем баре, пропахшем потом и выпивкой. Беру в руку микрофон и смотрю на всех этих пьяных мужиков и подвыпивших девушек, которые ходят сюда не послушать, как я пою, а посмотреть на то, как я верчу бедрами во время исполнения очередной песни. Это очень обидно, ведь я выкладываюсь на полную, растягивая очередную строчку, а они аплодируют лишь тогда, когда я начинаю стонать в микрофон.       Я всем сердцем ненавижу каждого из этих грязных ублюдков, которые ухитряются схватить меня при каждом удобном случае, каждого из тех, кто грязно имеет меня в этом сраном туалете иги обгаженом коридоре, но мне очень нужны были деньги и еще мне нравится секс, а этим баром владеет мой брат. Он меня ненавидит, как и вся моя семья, но работу шлюхи предоставил, еще и петь разрешил.       Из-за судимости меня больше никуда не брали. Дело обычное... попал на сбыте наркоты, но этим сломал всю свою жизнь. Там, в тюрьме, у меня первый раз был секс с мужчиной.... точнее с моим сокамерником. Он отымел меня в первый день заключения и это продолжалось все два года, пока я там был. Со временем это начало приносить удовольствие, я перестал скучать по женскому телу и начал довольствоваться его худым, но таким мчгким телом. В общем... второй год мы начали удовлетворять друг друга, а не только он себя, плюс ко всему мы мягко говоря сдружились. Он даже попытался сделать мне татуировку, чтобы я вечно помнил его, но я вежливо отказался, а точнее убежал из-за врожденного страха перед иголками.       Покинув место временого поселения, я снова начал употреблять, имея уже более качественных поставщиков, о которых узнал за решеткой, но однажды переборщил и оказался в больнице. Я уже точно был уверен, что меня снова поселят с этим быдлом, в которое превратился и я сам. Но брат, который в то время уже владел несколькими забегаловками, нашел меня и отправил на лечение. После моего выхода, мне была придложена работа в самом первом баре, который он заполучил, но с одним условием: НИКТО НЕ ДОЛЖЕН УЗНАТЬ, ЧТО МЫ РОДСТВЕННИКИ!       Да, я бы тоже стыдился, если бы у меня был такой брат. Так у меня появилось прозвище - Дива. Называть свои имя или фамилию я не имел права. В моем гардеробе появились обтягивающие штаны и открытые майки. Я состриг отросшие до лопаток волосы и покрасился в красный. Так меня сильнее хотели, а значит и прибыли было больше... и да, я снова просирал все на наркоту. In the middle of a gun fight...       Окидываю их всех взглядом, наполненным призрением, хотя понимаю, что я ни чем не лучше ни одного из них, ни на грамм.       Дойдя взглядом до последних столиков, я замечаю татуированые руки. В одной из них находится стакан с виски, а другая подносит к губам, с серебрянным колечком в нижней, сигарету. Остальная часть лица скрыта темнотой, но я все равно узнаю его. Он убил двоих... и, точно, его срок окончился около месяца назад назад. I'll kiss your lips again.       Он выдыхает дым колечком и стряхивает пепел, наклонятся вперед и заправляя черные волосы за ухо, смотрит на меня в упор, а я разглядываю почти неизменившееся лицо.       Все те же надменность, высокомерие, жестокость, размеренность. Помнит ли он меня? Узнал или же просто разглядывает шлюху, которую собирается снять? Я провожу рукой по своему телу, задирая майку и заставляя толпу капать слюнями, жаждая меня заполучить. Неосознанно задерживаюсь пальцами на шраме, который он мне оставил в одну из первых ночей, когда я еще пытался сопротивляться.       Он проводит языком по верхней губе, а затем переходит на нижнюю, играя с колечком. Внизу живота разливается тепло и я надеюсь, что моя эрекция не настолько сильная, чтобы кто-то мог ее заметить.       Сколько мы не видились? Наверное три года, если не больше, а он все еще заставляет меня течь как омежку. Он превратил меня в гребаного педика, он сделал из меня диву,которая с радостью подставляет задницу первому встречному, но я желаю его. Ненавижу и желаю. Хочу укусить мочку его уха, провести языком по каждой татуировке. Я хочу отсосать ему, хочу чтобы он кончил мне на лицо, а потом возбудился снова и отымел так, чтобы я рыдал и терял сознание.       Я больше не пою на публику, я пою только для него, виляю бедрами только для него и начинаю стонать в этот грязный микрофон тоже для него.       Замечаю, как на его лице появляется ухмылка. Пару секунд он смотрит мне в глаза, а потом встает и идет по направлению к туалету. Окончив песню, я иду за ним, под аккомпанимент возмущенного воя пьяни, на который мне плевать, да и вообще, мне нужна разрядка.       Зайдя в помещение, никого не замечаю, но потом слышу, как сзади меня захлопывается дверь. Оборачиваюсь. Фрэнк стоит, опершись на нее спиной и скрестив со спиной руки. На его запястье дорогие часы, да и одежда не из самого дешевого бутика, но привычка к дешевым сигаретам осталась после заключения. - Здравствуй, - его голос более хриплый, чем раньше, возбуждает еще больше. - Привет, Фрэнк. - Надо же, вспомнил, - он отводит взгляд и улыбается одним уголком рта,а затем, щелкнув щеколдой, подходит ко мне и впивается в губы, запустив руки в волосы. - А я тебя и не забывал, - отпрянув, протягиваю руки к его кожаному ремню. - Не стоит, Джи, - слышу, что ему трудно говорить. Что это все значит? - Я пришел попрощаться и увидеть тебя в последний раз. - Что это значит? - я все же задал этот вопрос. - Ты только пришел и сразу прощаешься? - У меня СПИД, Джерард. Мне осталось не больше месяца... - Что? Нет, нет, нет! Как такое вообще могло произойти? Ты ведь шутишь, правда?! Давай, скажи, что развел меня как лоха, пожалуйста.       Говорить этого он не собирается. - После того, как ты уехал, я... эм... вел себя неосторожно, - чувствую, как к горлу подступает ком.- Наверное, это плата за то, что я совершил. Я просто пришел сказать, что, - он прокашлялся и я заметил, что он очень вспотел, - что я любил и люблю тебя, гребаный Уэй. Ты не заслуживаешь того дерьма, которое с тобой делают. Ты мог бы запросто выступать на большой сцене. Пообещай мне покончить с этим, - немного подумав, он добавляет, - но не с собой. - Обещаю, - вырывается у меня на автомате и я получаю еще один поцелуй, более нежный, совсем не в стиле Айеро. Он гладит меня по щеке и я чувствую, что одну слезу все же не смог сдержать. Он грустно улыбается. - Ты же не девчонка, не реви, - он и сам еле сдерживается от слез, я чувствую, - и умоляю тебя, цени жизнь. Развернувшись, он открывает дверь и выходить в задымленный зал. - Я тоже тебя люблю, - шепчу запоздало, но он уже не слышит.       Больше я с ним никогда не встречался, только через пару месяцев, когда я приехал в Нью-Джерси, то узнал, что он похоронен там, но сходить на кладбище так и не решился, зато слева на груди у меня теперь есть маленькая татуировка, но я не скажу, как она выглядит. Это слишком личное.       Сейчас у меня есть жена, дочь, я пою в более приличном и высокооплачиваемом месте, но каждую пятницу я все еще продолжаю выкуривать дешевую сигарету и выпивать стакан виски, напевая "Pain in my heart for your dying wish"