Что-то мерзкое во мне: Оно сочится внутрь, глубже. Я безбожен под тобой: Что же тебе ещё нужно? Наслаждений, боли жажду... Я теперь уже бессмертен, Развернув свой флаг, готов к атаке.
***
В их жизнях всё было равноудалено друг от друга: смежные комнаты в узком деревянном коридоре, разграниченные между собой тренировочные площадки на истоптанном пустыре, их родные, но в то же время чужие братские души. Пропасть между Индрой и Ашурой была невероятно глубока - так утверждал их отец и, поддакивая, верил народ. Они и сами знали это, но прижимая сидящего к нему спиной, изучающего рукопись старшего, Ашура чувствовал, как скрепляются края ледяной бездны их стереотипов и недопонимания. На смену этому приходила пустота. Обнимая строгий стан брата, ощущая его тепло, сердцебиение, отстраненность и телесный, горьковатый аромат шеи, Ашура невольно шептал его имя, целуя бледную кожу и врываясь носом в жесткие пряди смолянистых волос. Спиралевидные глаза по-прежнему бродили безразличным взглядом по строчкам рябых иероглифов... Индра реагирует лишь после настойчивой боли внутри, утром, на холодном полу в смятом стеллаже одеяний и тепла груди брата.***
Битва сменяется битвой, время бежит как вода, петляя через камни, захватывая собой песок, тину... Ручей ограждает алтари и столбцы бумажных фонарей храма. Звуки цикад заполняют веранду, десяток лестниц, ведущих к водной глади с высоты алеющего во свету святилища. Лунный свет растекается по небу, кропит землю серебром, бельмом чарует взор резцов шарингана. Индра молчит, беспомощно вжимаясь животом в холодную плиту молитвенника. Пальцы ног сводит от холода, возбуждения, стыда. Всегда первый, гениальный старший сын, сейчас - зависимый от наслаждения, даруемого братом, раб. Язык Ашуры входит глубже. Крик сминается ещё в глотке: Индра подавляет его немым безрассудством. В полнолунии он видит всё безумство, сточенное в себе. Нирвана вгрызается в тело, брызжет последними всплесками настоящего рая. В животе черствеет грех совокупления... Луна скрывается за перьями облаков, оставляя братьев одних.***
Холодным утром, в дымчатом куполе гигантского небосвода, он смотрит на брата последний раз. Ненавидит, злится, корчится... Упивается глубиной родных глаз, проклиная его и себя за силу, их близость и родство, грехопадение и вознесение на небеса. Индра тяжело дышит: воздух подобно металлу разрывает лёгкие. В белоснежном пространстве неба пылает алое Сусаноо. Солнце пробивается сквозь туман, и в этом секундном порыве начинается их последний бой... Они уже знают, чем он закончится, и чем закончится их так и не успевшая начаться жизнь. Знают, кто из них погибнет первый и почему. Знают, что даже если их тела разнесёт ударами, а души рассеются на ветру подобно пеплу, они найдут друг друга даже через тысячи лет, и каким бы не был их новый лик, узнают себя в нём вновь, возвращаясь к своей проклятой судьбе...