Милый мальчик и его мечты

Мне вот Ляля с работы рассказывала, она раньше снимала комнату. Там жили семнадцать человек! Ни поспать, ни почитать, ни в туалет сходить. Правда, Ляля весь день работала, домой только поспать приезжала. Я, кстати, тоже раньше комнату снимала. На двоих с одной бабой. Она постарше меня была, звали её Мария. Она прямо требовала: Мария, но на "вы". Ну вот, она всё время кого-то приводила. Каких то мужчин, парней, девчонок, баб, мальчиков лет двенадцати... А мне к урокам готовиться надо. Книжки читать. Я, может, диалектический материализм прорабатываю или Дюрера изучаю. А эта Мария трусики одноклассниц коллекционирует. И эта женщина ещё возмущалась, что я тут уайт-спиритом навоняла или карандашом громко чёркаю. Больная какая-то. А вот ещё: я тогда вышла замуж, и мой муж у меня как бы натурщиком был. И вот она начинает бухтеть, что вот он тут разлёгся в халате, без халата... Муж? Ну да, Василий. Мы с ним, по-моему, два или три месяца жили. А потом уже, когда я сюда переехала, на ту квартиру, где сейчас живу, я за другого замуж вышла. А, я вам не рассказывала, да. Просто я не люблю про него говорить. Да нет, не развелись, там... Ну, сейчас объясню. Короче, я брала с собой в школу перекусы. Яблоко там, печенье и всё такое. Взяла один раз с собой кусок торта и на уроке стала есть. Ребята все такие удивились, а что такого? Они же под партой крекеры хомячат, а почему мне нельзя? Ну вот, и, короче, в тот раз я забыла перекус. А есть хочется. А в буфете что-то покупать - это подписать себе смертный приговор. Серьёзно, там чем хочешь можно травануться, там чуть ли не тяжёлые металлы в пирожках. У нас внизу, у секретаря, автомат с шоколадками стоял. Никогда там ничего не покупала, мне сказали, что кит-кат стоит сорок рублей, и я туда даже подходить не стала. А в тот раз решила купить. Я захожу к секретарю. Её там нет. Автомат как бы за колонной стоял, и вот я туда подошла... а там стол стоит, прикиньте?! "Ни фига себе", - думаю. "Весь год тут работаю, а стола не видела". Дело как бы не только в столе. За столом-то парень сидит. Такой парень, вы знаете, у меня аж слюни потекли. Сидит и страницы в книжке заворачивает. Я, значит, шоколадку купила, а сама чуть шею не свернула на него. Что за парень, думаю. Открыла шоколадку, откусила. - Привет, - говорю. - Я Алла, - и руку протягиваю. Парень мне руку пожал... Рука у него твёрдая, но как бы такая тёплая, сухая. Очень приятно. - Ганс, - отвечает. Хм. Интересно. - Ты работаешь здесь? - спрашивает Ганс. Акцент чувствуется, но так даже круче. - Да. Я учительница. Ганс кивает. Я смотрю под стол. Он был в шортах. Какие у него ноги! Шикарные ноги, с такими крупными икрами. Мне очень понравилось. Правда. Я спрашиваю: - Почему ты носишь шорты на работу? Ганс мне так спокойно отвечает: - Это гефаллит мне лучше. - Молодец, - говорю. - Хочешь шоколадку? - Хочу, - он улыбнулся. Я ему шоколадку отдала, а сама на него всё смотрю. Такой мальчик... У него были большие, пухлые розовые губы, щёчки розовые, как яблочки. Сахарный мальчик прямо. - Алла, спасибо, - отвечает. Губы вытер... да, вот так-то. - Ты - велосипедист? Ганс думает. Может, слов ему не хватало, а может, боялся ошибку сделать. - Нет. Я хожу по лестнице всегда. - Правильно, - поддерживаю. - По лестнице ходить полезно, а то выдумали - кабинеты у началки должны быть не выше второго этажа! Ганс улыбается. Улыбался он - это я до сих про помню - как русский. Такая добрая широкая гагаринская улыбка. Такой он был весь приятный, гладкий, всё в нём было такое особенное - и вот тут у него прядка так легла, и вот он чуть смутился, и мочки ушей у него порозовели. Кожа у него такая, будто влажная. Сидит такой мальчик в шортиках, представляете? И странички в книжке загибает, заняться ему нечем. И ноги свои шикарные под столом скрещивает. Вот такой вот он был, Ганс. Перемена как бы тоже не вечная. Мне уже и в класс пора. А Ганс - представляете - за руку меня ловит и такой: - Сколько у тебя уроков? - Четыре, - говорю. - После двенадцати свободна. Ганс кивает. Захожу после урока - Ганс сидит и на меня смотрит. Прямо хочется, как котёнка, погладить. Я сразу начинаю: - Хочешь со мной куда-нибудь сходить? Ганс задумался. - Куда? - Так, по улицам пошляться, - объясняю. - Весна всё-таки. Можно и в кафешку зайти. - Хорошо, - говорит. Встаёт из-за стола. Какой мальчик, думаю. Прямо вот как тортик, ууххх, вот бы кусочек откусить! В общем, я потом замуж за него вышла. Знаете, как приятно: утром просыпаюсь, а со мной такой мальчик под одеялом пригрелся. Кстати, вот это "нарисуй меня, пока я буду шлафить" вообще не катит. Ганс, допустим, на боку лежит, я набросок сделала - а он на живот перевернулся, во сне же не чувствует. Ну хотя у меня есть с ним работы, но там он не спал. Вот, смотрите. Ха-ха, нет, это не художественное преувеличение. Это, так сказать, голая правда. Ну что вам рассказать... Вы знаете, Ганс всегда такой был заботливый. Чего-нибудь попрошу - он несёт. Всегда спросит: "Зонне, тебе не холодно? Ничего не нужно? Как твоё настроение? " и всё такое. Ой, а когда мы с ним в ванне купались... Или нет, лучше в другой раз расскажу. А вот что лучше расскажу. Как мы в кино ходили. Знаете такой фильм "Калигула"? Там такой мальчик с голым задом. Вот мы что-то типа того смотрели. И, что интересно, мы не на последний ряд сели. В общем, там такая сцена: одна девчонка грудь вынула и дала другой пососать. Очень круто выглядит. Мне кажется, у неё был где-то четвёртый размер... Ладно, отвлеклась. И вот, значит, я вижу, что у Ганса встал. Прямо вот выпирает через джинсы. Я вот так просто ему руку на гульфик положила, гладить стала. Ганс на меня посмотрел, даже возмущаться не стал: мол, мы в кино и всё такое. Нет, даже улыбается, чтобы я продолжала. А сидим мы так, что как бы нас не очень видно. И вот я взяла и ширинку Гансу расстегнула. И член из трусов вынула. Горячий такой, головка прямо очень красная, даже там, в кино было видно. Погладила его, сделала приятно. Ганс мне сказал, что это ещё круче, чем в парке было. Мы просто один раз ночью в парке трахались. Не за кустами даже. И не на скамейке. Представьте: лето, ночью тепло, травой вкусно пахнет, под деревом лежим... И у меня всё бешено перед глазами прыгает. У меня потом даже голова закружилась. Очень классно было, правда. Вы знаете, Ганс... Вот чем он ото всех отличался, за кем я замужем была - всегда по дому приберётся, такой заботливый. Он потом с работы ушёл, ну, нам так обоим проще было: Ганс и готовит, и убирает, пока я на работе, маленький мой помощник, я его так звала. Ну, и мы с ним так забавлялись, знаете... Понимаете, если вы друг другу доверяете, то вы не будете думать, что что-то такое ненормально. Я вот что имею в виду. Вот один раз мы вечерком зашли в магазинчик для взрослых. Так всякие интересные штучки, бельё красивое, только дорогое очень, и такие, знаете, страпоны... Да кто умничает, это такие трусы с членом! Кстати, такие члены гораздо больше настоящих. Ганс меня обнял за талию, покраснел, я его погладила, спрашиваю: - Что, малыш, понравилось что-нибудь? Я думала, он там какую-нибудь надувную бабу захотел. А нет. - Если я хочу фикен в задницу, это нормально? Засмущался, покраснел, бедненький. - Конечно, нормально! - Я обняла Ганса. Мой мальчик хочет, чтобы я его трахала, я буду его трахать. - Какой тебе нравится? - показываю на страпоны. Ганс смотрит на них, как мальчик на машинки в магазине. Выбирает. Выбрал такой большой, недлинный, то ли белый, то ли бежевый, с трусами. Ну, мы купили. Ганс такой довольный, целует меня, так хочет попробовать. Мы с ним попробовали. Я один раз звоню ему с работы, Ганс дома сидит, меня ждёт. Фоткается в своих милых шортиках и мне фотки кидает. Так вот, я ему звоню, говорю: "Вымой попку, малыш. Я тебе кое-что интересненькое сегодня приготовлю!" - "А что такое?" - "Ну вот всё тебе скажи! Ты меня подожди, я тебе ванну наберу, массаж тебе сделаю, утёнок, потерпи до вечера". Ну и вот вечерком прихожу домой. Ганс меня уже ждёт. Ему уже не терпелось, я видела. Подбегает ко мне, раздевает, разувает - да, да, я вообще в шоке была, когда он первый раз с меня туфли снял. Сказал, что уже набрал ванну, лавандой пахнет, чувствую. Ну вот, мы с Гансом в ванную пошли, он так ванну набрал, чтобы мы оба поместились и ничего не выплёскивалось. Я сразу согрелась, Ганс лёг на меня, прильнул ко мне, погладил, малыш мой, пупсик! Я его всегда так звала, ему очень нравилось, чтобы по-русски и нежно, слащаво. Иногда даже так: скажу "Ганс" - он не отзывается; скажу "малыш, мальчик, золотце!" - тут же бежит, тискает, улыбается. Мы делали это в ванне, в тёплой воде, в пене... Ганс всегда очень громко стонал, кричал, когда трахал меня, это так приятно, мы всё-таки выплеснули за край пару лужиц. Ганс пронёс меня на руках в спальню. Это было классно не только потому, что я не чуствовала себя жирной, но и потому, что последний раз меня брал на руки отец, когда я заснула в кресле в восемь лет. Он лёг со мной в постель, обнял, обвил меня. Ганс весь смутился, покраснел, спросил: "Сделаешь мне фикен?" Я кивнула, тут же вылезла из постели, достала страпон. Надела его. Ганс оживился, спросил, как ему лечь. Я говорю: "Ложись, как я обычно ложусь". Ну вот, малыш ложится на спину, я ему подсовываю мягкую подушку под попку и - вот тут самое классное - он кладёт ноги мне на плечи. И я закинула себе на плечи его ноги, его умопомрачительные икры, иначе не скажешь, у Ганса были просто чудесно красивые икры... Он боялся, мой маленький. Хотел и боялся. Я его смазала, чувство очень приятное - шёлковая узкая дырочка, Ганс вздыхает, я его так долго, очень долго, минут пятнадцать массировала. Он просит: "Вводи", ну я начала вводить... Ой, что же это было... Как ему было больно, я вынуть предлагала, а он всё терпел и терпел. Бедненький мой. Ганс прижался ко мне, лицом уткнулся в грудь - игрушки для мальчика. "Малыш, тебе больно?" - спрашиваю. Он отвечает "Нет"; врёт, конечно. Я посмотрела потом, когда он уснул: крови, кажется, не было. Я всё равно ещё смазала, Ганс стал мурчать, как котёнок... Мне кажется, он не спал. Кстати, я ни в коем случае не утверждаю, что секс с мужчиной лучше, чем с женщиной. Вот сейчас я, это вы знаете, живу с девушкой, но с Гансом это было просто что-то другое. Он был милый, инфантильный, всегда смущался. Один раз мы так вот лежали, он меня обнял, мы завернулись в одеяло; я его целую в щёчку, в ушко, в губки; Ганс краснеет и улыбается. Он закрыл глаза и стал мне тихо говорить на ухо, что он всегда мечтал о мамочке, чтобы она заботилась о нём, чтобы она делала herzen и schmusen ему, а он будет её kleines Bärchen. Я укутала его в одеяло, погладила по спинке. Ганс казался мне маленьким, беззащитным ребёночком, и он правда был таким, хотя ему было двадцать лет, и внешне он был сильным и спортивным парнем - тренировался каждый день, когда я уходила на работу - а внутри у него сидел беспомощный малыш, которому нужна была мамочка, а мамочка и приласкает, и массаж сделает вечерком, и покормит с ложечки вкусной ванильной запеканкой. Девчонки в школе, класс так десятый, про Ганса спрашивали. Как-то народу было мало на уроке, тему объяснять некому, можно поболтать, вот они и пристали: "Алла Владимировна, а вы замужем?" - ну, вы знаете, они это любят, типа "Я вас вчера видела", "А сколько лет вашему сыну?", "А какая у вас собака?" и всё такое. Ну и я отвечаю, что да, я замужем. - Да вы моего мужа знаете, - говорю, - Иоганна Генриховича из секретариата помните? Вот, я за ним замужем. Они такие: "У-у-у!" и прямо зеленеют. Ну правильно, училка такого красавчика отхватила. Ну, кстати, одна там как-то приходит, говорит: "Алла Владимировна, ну не понимаю я это Возрождение и всё такое, можно я по-другому сдам?" Я разрешила в виде исключения, ей вроде понравилось. Хотя она какая-то тощая была, мне такие не нравятся. - А чё он уволился-то? - спрашивают. - Ну так, другое место нашёл. Точно, думаю, другое место. У меня дома "другое место", у меня на кухне, у меня в ванной, у меня в постели. Я сразу представила: сидит мой милый на кровати, только что побегал, вымылся, натирается лосьоном. А я подойду сзади, суну шоколадку с мишками - Гансу очень нравилось - спрошу: "Спинку намазать?" Интересно, зачем я спрашивала, он же никогда не отказывался. Я вот сейчас подумала: в принципе, все, с кем у меня были отношения, меня как бы внутренне привлекали. Все, кроме Ганса... и ещё одной девочки. Вот Ганс мне понравился именно внешне. Мне очень нравилось его гладить и целовать. Кожа у него была очень мягкая и нежная, а мышцы твёрдые - он же у меня был такой спортсмен, сильный мальчик... У него были мышцы такие, знаете, не банки, не шары, а такие аккуратненькие, продолговатые, как селёдочки. Мне нравилось целовать его плечи, проводить пальцем по рельефу, по всем впадинкам и ложбинкам. А, вот, хотела ещё про массаж рассказать. Ганс лежит в постели, а я в первый раз снимаю лифчик перед ним. Он как увидел их... Как воскликнул: 'Du lieber Gott! Дай мне их!' Смазал их маслом, гладил и массировал целый час, наверное. 'Мальчик ты мой, сладкий ты мой,' - говорю. А он не слышит, нашёл себе новые игрушки. Ну кстати, вы не думайте, что у нас всегда всё так замечательно было. Один раз я точно помню, когда мы поссорились. Короче, я же в школе, а Ганс дома сидит, я сказала: "Вымой посуду и всё такое". Ну сами знаете - весь день фоткал себя в шортиках, бездельничал, а в раковине грязная посуда стоит. Я прихожу, устала и всё такое, ну и начала ему высказывать, а Ганс отвечает, что со всеми такое бывает, и вообще он не обязан, а я начала голос повышать - ну, вы меня знаете, я нервная, - и Ганс меня по щеке хлопнул, влепил пощёчину... Мне так неприятно стало, я вроде заслужила, но просто так обидно, что он любит меня и бьёт. Я даже зарыдала. Я всё время рыдаю из-за всяких глупостей. Ганс тут же испугался, обнял меня, "Прости меня, майне либе", говорит. Поцеловал в щёку, куда ударил, сказал "Ложись шлафить, отдохни". Проводил в постельку, раздел, уложил под одеяло, я и заснула. Просыпаюсь - всё чистое, везде убрано. Что-что, а совесть у Ганса была. Он потом от меня весь день не отставал, спрашивал, не сержусь ли я, не хочется ли мне чего-нибудь. Конечно, покувыркались вечером, куда ж без этого. А потом он обнял меня сзади, сказал, что ему очень больно, когда он меня расстраивает. Ну вот... Я же говорила - мы не развелись. Просто один раз Ганс захотел пробежаться в парке вечером. Это в конце лета было. Надел шортики, бананы в уши - и ушёл. И больше не вернулся. Мне потом сказали, что его вырезали на улице. За что его, такого мальчика, у него же ничего с собой не было, ну телефон разве что, но, представьте, до сих пор никто ничего не знает. Кто, я спокойно об этом говорю? Ну, во-первых, это было двенадцать, десять лет назад, я уже нарыдалась, наплакалась с тех пор, уже и замуж два раза вышла и вот сейчас с девушкой живу. Детей у меня... ну сами знаете, Бог не дал, но у меня был Ганс - вот он-то мне был сынок, ребёнок. Дело не возрасте - я как-то встречалась с одним учеником, мне было тридцать шесть, ему шестнадцать, но он был реально взрослым. А Ганс был милым мальчиком, и у него была мечта - найти себе мамочку и быть любимым. Ну вот и исполнилась его мечта. Вот так-то. Ладно, пойду на урок. Я и так уже опоздала. Там девятый класс, у них классная тема: ампир. Я нашла там хорошие слайды, французский ампир, московский ампир, расскажу им. И скажите Наталье Андреевне, что это мои пряники, пусть берёт.