Anguish

Это утро отличается от тех, что были раньше, хотя бы пару дней назад. Юквон устал чуть больше, чем обычно, кофе противный и горький, а Минхек не обнимает с утра, как всегда, а сразу ставит кипятить чайник. У Юквона серые волосы, такие же, как облака за окном, и серый взгляд; ложечка не стучит по бокам кружки, как было обычно, а тихо скребет по дну. Кофе Юквона остыл, и Минхек, тяжело вздохнув, ставит перед собой дымящуюся паром чашку. - Знаешь что, может, вернешься уже к своему Чихо? Юквон горько хмыкает. Вернуться. От Чихо нельзя просто так уходить и возвращаться, вертеть им как угодно, либо будь рядом, либо вали на все четыре стороны, третьего не дано. И Юквон психует однажды особенно сильно, чуть ли не до драки, и уходит – навсегда, а через три дня начинает скучать. Без Чихо пусто – словно выдолбили большую рваную дыру в груди, без Чихо просто никак. Три дня Юквон заполняет пустоту Минхеком, а потом и его не хватает – все засосала черная брешь. - На тебя больно смотреть. - Не смотри. Чихо не хватает физически, не хватает морально, просто не_хватает. И Юквон тонет в себе. - Как я вернусь? - Ногами. Чихо делает вид, что не замечает вовсе. Проходит мимо, ловко избежав столкновения плечами, оставляет за собой тонкий шлейф знакомого запаха, но Юквон – словно пустое место. И он и есть – пустое место. (Без Чихо.) - Он не примет меня. - Примет. Юквон думает, как бы унизиться посильнее, но большего унижения, чем пустой взгляд сквозь не находит. А Чихо целуется с красивым молодым парнем и плюет в душу – Юквон сам виноват. - Не примет. - Ты даже не пытался. - Это слишком больно. Юквон скучает по тому, кем был. Вспоминает, как было спокойно просто лежать рядом с Чихо, свернувшись клубком и уперевшись головой в его бедро, пока тот занимался своими делами за ноутбуком и курил. Заканчивая, все отдавал докурить Юквону, даже когда тот не хотел, и Юквон не знал, как, но сигареты оставалось ровно на одну среднюю затяжку. ( У Минхека сигареты другие и курит он в два раза меньше.) Чихо не терпел его, как могло показаться, просто не любил показывать чувства - вся любовь в последней затяжке. Металлический вкус во рту – прокусил губу; и влага в глазах – от боли. ( В губе.) У Юквона серые волосы и серый взгляд, вокруг него, как от сигаретного дыма, сереет воздух, сереет мебель и предметы одежды - все, чего касается Юквон. Сереет Минхек. - Выпей обезболивающее. - Не надо, само пройдет. Минхек убирает влажный платок со лба Юквона. Сейчас он еще серее, чем обычно, но в этом виноват очередной приступ мигрени. Юквон не открывает глаз, только крепко сжимает кулаки, так, что остаются болезненные вмятинки от ногтей. Минхек обнимает осторожно, чтобы не потревожить, и лежит рядом до тех пор, пока приступ не проходит, а Юквон не чувствует ровным счетом ничего подобного, как это было – рядом с Чихо всегда быстрее переставало болеть. - Я завтра уйду. - Навсегда? - Наверное. - Только знай, ты всегда можешь вернуться. - Хорошо. Юквон собирает вещи в одну небольшую сумку – ее хватает для него всего. Да еще и место остается. Не сказать, что Минхеку больно, просто он больше переживает из-за юквоновского «наверное, навсегда» и думает, куда он пойдет теперь. Юквон выговаривает что-то между «спасибо» и «прости», но Минхеку не нужно ни того, ни другого. Обнять себя Юквон не дает – не хочет пачкать серым, кивает пару раз и уходит, волоча за собой серый шлейф. Думает о Чихо и покупает его сигареты, по которым успел соскучиться. Сразу же зажигает ее и ждет, пока прогорит до конца, а потом докуривает – в ней остается ровно одна затяжка.