Повернуть время вспять

Огонь устало трещал в камине, посылая оранжевые блики на стены. Яркие всполохи угасали, уступая место тихому и спокойному пламени. Седой мужчина смотрел на природную стихию и задумчиво потирал пальцами подбородок. Выцветшие со временем голубые глаза устало смотрели на огонь, который забрал у него так много… - Пит, - раздался рядом тихий голос жены. Мелларк вскинул глаза и посмотрел на женщину, жениться на которой его заставило общественное мнение – сам он с удовольствием бы проходил в холостяках. - Ты ужинать будешь? Он покачал головой и снова завороженно уставился в огонь. Тридцатилетний седой мужчина. Он прекрасно помнил день, когда все мечты вдребезги разбились о скалы реальности. - Примроуз Эвердин! – пропела сопровождающая, и глаза парня вмиг оказались на спине юной девушки. Примроуз было пятнадцать, а Китнисс – девятнадцать. Как бы она того не хотела, но она не могла бы занять место сестры… Губы Китнисс тряслись, а глаза источали животный ужас. Руки нестерпимо дрожали. Питу безумно хотелось подойти к ней и успокоить, но на это был Гейл – старый приятель. Ревность душила молодого Мелларка своими ледяными лапами. Прим не вернулась с Игр. Вернулось лишь её тело – она прожила всего три дня на Арене, подорвавшись на мине, реактивированной трибутом из Третьего Дистрикта. Истерику Китнисс в тот день помнили все… Девушка рвала и метала, а потом ещё долго не давала предать тело сестры сырой земле, заливая слезами светлые волосы. Тогда Пит решил подойти к ней, но так и не смог застать её в одиночестве – Хоторн находился постоянно рядом, как сторожевой пёс. А потом вполне естественным стало то, что все считали их парой. Пит прекрасно помнил, каким несчастным было её лицо в тот день, когда она выходила замуж, придерживая рукой живот. Забеременела. Вышла замуж. Завела семью. А сердце молодого пекаря сжималось всякий раз, стоило ему вспомнить её несчастное лицо и довольную физиономию Хоторна. Китнисс Хоторн – не это ли стало его самым главным ночным кошмаром? Не это ли заставляло вцепиться пальцами в стол, сдерживая беспомощную ярость и заново прерывая на корню все попытки юношеской любви выползти наружу? Нет. Он так и не решился подойти к ней, к предмету своей самой первой и самой несчастной любви. Пит помнил попытки отца разговорить его, когда Мелларк узнал о свадьбе. Помнил, как сжималось сердце всякий раз, когда Китнисс испуганно хваталась за живот. Помнил, как отчаянная ненависть и озлобленность впервые поселились в сердце молодого художника. Пит помнил, как родилась дочь Китнисс. Помнил, как плакал в тот день. Казалось бы, двадцатитрехлетний парень, который плачет – абсурд! Но боль могла выйти только так. А потом он принял мольбы отца жениться и оставить в покое мечты о Китнисс. Его избранницей стала Делли Картрайт – подруга детства, которая ещё со школы была отчаянно в него влюблена. Чуть полноватая, но довольно симпатичная, веселая, открытая, добрая, ласковая… Казалось бы – чудо, а не жена! Женись и хвастайся! Но сердцу не прикажешь – оно умерло в тот момент, когда Китнисс Эвердин сказала «да» в Доме Правосудия. Душа умерла в тот момент, когда из сводки утренних новостей Питер узнал, что дом новоиспечённой семьи Хоторнов сгорел, оставив лишь руины и пепел. И обугленные остатки души Мелларка. Когда он прибежал на пепелище, то увидел там обугленные кости. Пламя не пощадило никого – ни Китнисс, ни её маленькую дочь. Гейла в ту ночь дома не оказалось – богатая дочь мэра задержала его. В то роковое утро он поседел. После этой новости, леденящим ужасом сковавшей сердца всех жителей Двенадцатого, у него начались серьёзные проблемы со здоровьем. На нервной почве отказали ноги, а ему ведь только-только двадцать шесть исполнилось! Даже не пожил толком… Помогало отвлечься лишь рисование. Он раз за разом вычерчивал такую знакомую темную косичку, легкую усмешку в глазах её, шестнадцатилетней девчонки. Только в шестнадцать он увидел её улыбающейся. А потом улыбка пропала – её будто навсегда стёрли ластиком, вырезали из неё способность улыбаться как таковую. Он рисовал серые глаза, которые видели так много слёз и горя. Он рисовал любимую. Делли молчала. Сначала пыталась возникать, но он никак не реагировал на ее попытки расшевелить его. А потом и вовсе перестал замечать молодую жену, проводя всё время в обществе красок и огня. Он помнил, как мечтал подойти к ней в школе. Раз за разом представлял их встречу в голове. Он помнил, как мечтал попросить её спеть. Только для него. Он помнил, как мечтал обнять её и защитить от всех бед и горестей. Чтобы защитить от собственных безликих демонов. Он помнил, как мечтал сделать ей предложение. Как мечтал о ее согласии. Он помнил, как мечтал о детях. Об их общих детях – мальчике и девочке. Дочь ему представлялась темноволосой голубоглазкой, а сын – сероглазым крепышом. Он помнил, как мечтал о смерти в один день. Он помнил, как сходил с ума от боли. Он помнил, как мечтал повернуть время вспять.