Cashing in our bad luck

Иногда они наблюдали за тем, как солнце медленно опускалось за Эмпайр–стейт–билдинг по горящему красному небу, и представляли, что огненные отблески пожаров – это всего лишь его отражение. А этот дым, что клубами вьется вверх, – это всего–навсего своенравные облака, под которыми они лежали, угадывая формы и очертания, до тех пор, пока тьма не захватит небо. Единственная разница в том, что звезды, похоже, больше не появятся. ~*~*~*~ Стив прикрывался крышкой от мусорки, словно щитом, и Джеймс не видел такого выражения на его лице с того боя в Фаллудже, когда они приняли на себя огонь противника. Сейчас все вокруг превратилось в поле битвы: никаких окопов или зеленых зон. Тротуары – ничья земля, а каждое здание – ядерное бомбоубежище. Они несут оружие, словно воины, а их лица раскрашены красным и чёрным - это пепел смешался с кровью – и они смотрят в небо в надежде на знак. ~*~*~*~ Наташе всегда нравилось думать, что Манхэттен – город мертвецов. Толпы людей двигались как один, грубо толкаясь, распихивая друг друга. Их единственная цель – движение, единственное опасение – встретить чей-нибудь взгляд. Тротуары еще пульсировали людьми. Толпа корчилась, содрогаясь резкими движениями. Она давным-давно перестала смотреть им в лица. ~*~*~*~ Трудно кому-то доверять, когда не видно, что течет в жилах. Когда чьи-то клетки могли предать, а твои собственные – отступиться от тебя быстрее выдоха. Джеймс не называл это доверием. Доверие – это для мирных времен. А сейчас – война. ~*~*~*~ Они несли вахту по очереди. Это отговорка, они все это знали, но это так хорошо, хоть на чуть-чуть притворится, что спишь. Когда наступала очередь Стива, он поднимался, проверял замки, чистил их оружие. Наташе казалось, что он не мог перестать двигаться, потому что чувствовал себя в ловушке. Она прислушивалась к вздохам фальшивого сна Джеймса, и спрашивала себя, почему он еще не сдался. ~*~*~*~ В историях, как у них, не бывает героев. Стив думал, что это хорошо. Хорошо, потому что героям не положено знать лучшего способа разворошить кишки ломом, героям не пристало сидеть у ручного радио, орущего тишиной. Герои не задаются вопросом, каково это: присоединиться к злодеям. ~*~*~*~ День, когда Джеймс потерял руку – день, в который Стив потерял всё. Они оба поддерживали Джеймса. Наташа, положив к себе на колени его голову, гладила его влажные от пота волосы, и уверяла, что все будет хорошо. Она всегда была талантливой лгуньей. Стив чувствовал удары его сердца, когда рвал рубаху на полосы, изо всех сил стягивал ими плечо Джеймса. Стив чувствовал биение его сердца ладонями, когда надавливал и сжимал, чтобы зараза из воздуха не попала в кровь, пытался не дать себе разлететься на куски. Стук его сердца совпадал с пульсом под руками, и крики эхом отдавались в стеклянной клетке, которую Стив построил в своем сознании, в той самой клетке, в которой он запер тьму. Все раскололось, огонёк в глазах Джеймса погас. ~*~*~*~ Это все равно, что смотреть на автокатастрофу в замедленной съемке. Наташа видела, как смялось лицо Стива, когда он упал на неподвижное тело Джеймса, и, когда дело дошло до решения: бежать или сражаться, она думала на секунду дольше, чем должна. Вдруг все стало происходить, словно в перемотке, слишком быстро. Крови больше, чем ее должно было быть, крики, на одно движущееся тело больше, чем было секунду назад. Стив схватил Джеймса за руку, бросая его на землю, и Наташа не успела понять, чьи блеснули зубы. Она не останавливалась до тех пор, пока оба крика не затихли в тишине. ~*~*~*~ Сейчас Наташа высматривает их в толпе. Она поднимается высоко наверх, выжидая. У нее две пули с именами, выгравированными на них. Она до сих пор делает вид, что пожар – это просто отблеск заката, и она все еще высматривает в дыме очертания кроликов и лиц. Небо по-прежнему становится темно–синим по ночам, а звезды так и не показались. Ничего не изменилось, за исключением всего. Она прижимает крышку от мусорки, словно щит, чуть ближе к груди и не отрывает взгляда от земли.