Shine with all the untold

Его переполнял праведный гнев. Это чувство ослепило его, и слепота эта привела Баки в мир, где бал правил Фьюри. В мир, где Фьюри был и судьей, и присяжным, и палачом, но даже ему не было известно, что случилось со Стивом. Пальцы Баки сжались в кулаки, и в тот момент легко было позабыть о том, что его собственные кости давно истлели, превратившись в пыль. Все дело в том, что Стив Роджерс – его герой. Сэм всё старался разговорить Баки, пока тот исписывал очередной листок заметками диверсионного плана по уничтожению каждого из Иллюминантов. Они были во множестве разбросаны на журнальном столике между полупустыми кружками, шифровками и увядающим подсолнухом - тем самым, который оставила Шэрон около месяца назад. Только тогда он был еще жив. — Спасибо, что сообщил, что ты жив, приятель, — произнес Сэм. Баки кинул на него короткий взгляд. — Как пришло, так и ушло. — Нет, Баки. Ты не прав. Ты не станешь вести себя как вонючий мешок, доверху набитый дерьмом. Это не было похоже на Сэма. До такой степени не похоже, что Баки задержал на нем взгляд. В его глазах отразилось сомнение. От щетины у него чесался подбородок, но из-за горя ему было не до бритья. Посыпать голову пеплом и сгореть до конца. — Ты вернулся. Ты жив. Ты не комнатная собачка Фьюри, и, гадом буду, я уверен, что не убийца. — То, что они сделали со Стивом... — Это непростительно, — продолжил Сэм за него. Чуть помолчав, спросил, — Как Наташа? Все дело в том, что Наталья Романова могла быть чёртовой любовью всей его жизни, но он не заслужил её. Улыбка Стива – всё та же. Тень в его взгляде – все та же: загадочно мерцает на дне серо-голубых глаз. В компании Иллюминатов он безоружен. Ни гений, ни чародей, ни король. А Стив? Стив просто солдат с неизменной улыбкой, кривой, однобокой и искренней, и эта вечная улыбка делает Баки больно от того, что Стив не знает многого, не знает своих врагов. Он усмехался Старку и Ричардсу, и это не ерунда, это не то, на что смотрел Баки сквозь прицел своей винтовки. Стив и Наташа – две стороны одной монеты, монеты Баки. Они – его плата и его долги. Баки знал о воспоминаниях и их цене. Наташа находилась в блаженном счастливом неведении об его отсутствии или присутствии в её жизни. Стив с его неизменной улыбкой иногда выглядел немного смущенным, когда заходил в комнату и забывал, зачем. Он шел к книжному шкафу и скользил пальцами по корешкам книг или подходил к окну и наблюдал за моросящим дождем, капли которого стекали по стеклу так же быстро, как неоформившиеся мысли. Баки знал о воспоминаниях, потому что на нем весь их груз: своих собственных и тех, что принадлежали Зимнему Солдату. Он нес воспоминания Наташи, как единственную свечу в храме. Он нес воспоминания Стива, словно это – блуждающий огонек, и он искал его, сгоревшего дотла. Стив и Наташа были в баре. Они выполняли свою работу. Но в этом не вся соль. — Как Капитан? — спросил Нэмор. — Спасает мир, — произнес Баки. Он зарылся пальцами в гальку на побережье, и острые камушки, еще не отполированные неустаными морскими волнами, впились в его кожу. — Так почему же весь груз этого мира на твоих плечах, Барнс? Нэмор протянул руку и вытянул из воротника рубашки Баки длинный рыжий волос. Баки хранил молчание. — Ты помнишь ту отвратительную штаб-квартиру в Дордонье? — спросил Нэмор. Конечно, Баки помнил. Они, так или иначе, оказывались там с пугающей частотой. Все они, даже Нэмор, испачкавший кровью диван. Он помнил Гретхен и ее осторожные сладкие поцелуи, и ее отвагу, поразившую их всех. Он помнил потрепанную копию Макбет и Джима, проклинавшего школу с заразительным смехом. Он задался вопросом, спасет ли Стив мир на этот раз. Она до сих пор двигается как балерина. По крайне мере, Шэрон в ярости. Это было хоть какое-то утешение: они сидели на диване, и она потребовала ответа, видел ли Баки Наташу. — Ей лучше без... — Даже не думай закончить это гребаное предложение, Барнс, — шипела Шэрон, и Баки думал о том, что она была для Стива всем: его святыней и блуждающим огоньком, светом в конце его туннеля, освещающим его жизнь. Она загнула палец. — Женщинам всегда лучше без мужчин. Она загнула второй. — Но, чаще всего, это значит, что мы можем обойтись без вашей проклятой жалости к самим себе. — Оущщ, Баки, — Сэм улыбнулся уверенно и правильно. Должно быть, он – единственное оставшееся в мире, что еще правильно. — Что мы можем для них сделать? — спросил Баки, и его голос звучал почти жалобно. — Ну, можно начать с того, чтобы не убивать людей, которые могут нам помочь, — твердо произнесла Шэрон. Баки хотелось выть, что это несправедливо, потому что убийства - это все что он умел. — Не смотри так, — говорила Шэрон. — Никаких убийств. — Она улыбнулась, пусть злой и острой, как галька на берегу, улыбкой. — Но мы можем пожелать, чтобы их яйца отсохли. Одно за другим, мучительно. Баки и Сэм, не сговариваясь, скрестили ноги. Стив целовал Шэрон, его пальцы путались в ее волосах, он знал ее, она знала его. Баки было немного завидно. Баки не был трусом: не тогда, когда речь заходила о крови под ногтями, огне в легких и борьбе за правое дело. Баки хорошо знал свою дорогу. Баки чувствовал себя подростком, хотя он никогда им не был. Он вытер руки о джинсы и направился в бар. — Я Вас знаю? — спросила Наташа. А это то, что знал Баки: Наташа была в курсе про дыры в ее памяти и она держит себя словно мраморная статуя, как будто она совсем неуязвима. — Да, — ответил Баки. — Лучше большинства. — Мы только встретились, — улыбнулась Наташа своей вежливой улыбкой, которая означала, что она не доверяет ему. Пока. — Что же, тогда у меня достаточно времени, чтобы доказать, что я прав, — произнес Баки. — Заказать тебе выпить? Вот оно, решение. Решение Шэрон. Не убийство: по крайне мере, пока. Это ее ладонь зажата в руке Стива, когда он, смущенный, вошел в комнату. Это легкая и веселая улыбка Наташи, когда Баки ловил ее взгляд. Как раз в этом вся соль.