Цветы могильника

Человек всегда стремится познать того, кто рядом с ним. И это нельзя предотвратить, потому что природа человека сама по себе подразумевает то, что люди должны жить вместе, создавая единое нерушимое общество. Но так ли это на самом деле? Так получилось, что я отношусь к тому типу людей, которым не нравится находиться в обществе кого-то. Мне часто не хочется, чтобы рядом кто-то был. Я люблю одиночество, и всегда ищу уединения. Поэтому однажды, желая того самого уединения, я, к своему собственному удивлению, оказалась на кладбище. На улице было солнечно, но лёгкий ветер слегка колыхал верхушки тополей, растущих на территории кладбища. Я медленно шла вдоль ряда могил, попутно читая имена. Конечно, больше всего здесь было стариков, что было вполне неудивительно, но от некоторых могил бросало в дрожь. Там, под землёй, в небольших гробах лежали дети. Совсем младенцы. Их было немного, может всего две–три могилы на всё кладбище, но они вызывали ужас и смятение. Я старалась как можно быстрее отойти от них, так мне было страшно. Послышался стук — это дятел пытался достать себе пропитание из-под коры дерева. Следом за треском слышалась озорная трель здешних птиц, они, возможно, и не догадывалась, где именно они поют, поэтому и песнь их была весела. Моё внимание привлекла совсем нестарая могила, окружённая тёмной оградой. Таких на кладбище сотни понатыкано, но мне вдруг стало интересно. Мужчина тридцати пяти лет с лёгкой проседью на висках глядел на меня с чёрно-белой фотографии, установленной на памятнике. Следом женщина, его жена, с чёрными густыми волосами и ровными, словно две иголочки, бровями. Её взгляд был полон печали, и я подумала, что, может быть, она была несчастна в браке. Дальше следовал небольшой, слегка покосившийся, памятник, на котором была установлена фотография маленького мальчика. Он сидел на стуле, держа в руках плюшевого медведя, и слабо улыбался, как улыбаются, когда совсем не весело. Его глаза были грустными, и, казалось, в них застыли слёзы. Моё сердце бешено забилось в груди, когда я увидела дату их смерти. И я невольно начала представлять, что же могло случиться, чтобы вся семья погибла в один день. Пожар в доме? Наводнение? А может, банальная автокатастрофа? Как бы то ни было, я начала представлять их жизнь до того, как они умерли, но мои размышления прервало лёгкое прикосновение к плечу. Я резко повернулась и увидела перед собой старую женщину с седыми волосами, собранными в узел, и в старой, слегка потрёпанной, кофте. Она угрюмо посмотрела на меня, и я подумала, что это, возможно, их родственница. Мне почему-то стало так стыдно, что я стою возле чужой могилы, поэтому я поспешила отойти в сторону, но женщина остановила меня. Она жестом руки пригласила меня сесть на шаткую лавочку рядом с могилой и угостила булочкой с изюмом. Я устало вздохнула и тут вспомнила о четвёртом памятнике, на который почему-то не обратила внимания. Та же фамилия, те же грустные глаза и удивительная схожесть во внешности со всеми остальными. Только дата смерти отличалась. Всего на один день. Мне вдруг стало невыносимо страшно, когда я, наконец, поняла, что за женщина изображена на фото. Я захотела встать и уйти, но что-то буквально приковало меня к лавке, не давая двинуться с места. — Я знаю, о чём ты думаешь, девочка, — старушка, угостившая меня булочкой, говорила тихо-тихо, словно боясь нарушить тишину, и от её голоса внутри у меня всё сжалось. — Знаешь, а ведь они действительно не были счастливы в браке, — она указала на фотографии мужчины и его жены, — что-то всегда им мешало. Но я никогда не была против их отношений, наоборот, была неимоверно счастлива за сына, когда он привёл Катюшу домой. Огромный ком застрял у меня в горле, не позволяя даже сглотнуть слюну, скопившуюся во рту. Я смотрела на свои руки, не в силах поднять взгляд на старушку, сидящую рядом со мной. От неё пахло сыростью, словно она только что восстала из могилы. Хотя, возможно, так оно и было. — Ты единственная, кто за долгое время пришёл сюда, остановился, чтобы заглянуть в их глаза. Почему ты пришла сюда, девочка? — Я, — я удивилась, услышав свой голос, потому что он казался мне чужим, — ушла с уроков, хотела побыть в одиночестве. — Но почему? — она искренне удивилась, и я почему-то перестала испытывать страх. — Ведь нет ничего хуже одиночества, девочка. В одиночестве человек часто теряет себя, сходит с ума, забывая родные лица. Я лишь пожала плечами, не зная, что ответить. Но что я могла ей сказать? Моё желание быть в одиночестве ничем нельзя оправдать, а говорить, что просто не хочется возвращаться домой, так как родители снова устроили скандал — глупо. Да она и не поймёт, годы не те. — Знаешь, их история поистине печальна, — старушка приподняла мою голову за подбородок и заглянула в глаза. От её ледяных прикосновений мне захотелось плакать. — В тот день ничего не предвещало беды. На небе ярко светило солнце, и всё буквально кричало о приближении долгожданного лета. Мой внук, милый мальчик, учился тогда в четвертом классе, позвонил мне и сказал, что вечером зайдёт в гости. — Она посмотрела на чёрно-белую фотографию мальчика. — Но он не пришёл. Я, как и всякая бабушка, заволновалась, ведь он даже не позвонил, не предупредил, что не придёт, поэтому решила позвонить сама. Но трубку никто не взял. Ни в первый, ни во второй, ни даже в третий раз. Повеяло холодом, но я не обратила на это никакого внимания. Почему-то мне казалось, что всё происходящее нисколько не необычно, а вполне нормальное явление. Только я ошибалась, сама того ещё не подозревая. Её печальные полупрозрачные глаза говорили обо всём, и мне хотелось обнять эту старую женщину, утешить её. Но что толку, если она уже мертва. — Жила я тогда совсем недалеко от них, поэтому решила сходить и проверить, всё ли в порядке. Я уже была у самого дома, когда почувствовала неладное — было слишком тихо. Мой сын, знаешь, просто ненавидел тишину, в его доме всегда играла музыка, кроме, конечно, ночи, но тогда был ещё вечер, и это казалось мне подозрительным. Да и материнское чутьё не обманешь, я сердцем чувствовала его боль. — Она обхватила себя руками и наклонила голову. — Я зашла в дом. В нос ударил резкий мерзкий запах, который всё ещё преследует меня, даже после смерти. Всё тогда было словно в тумане, а может так казалось из-за дыма, который клубами валил из большой кухни. Я медленно двинулась вперёд, в душе надеясь, что все мои догадки ложны. Ох, как же я ошибалась! Как же ошибалась! Холодные порывы ветра срывали искусственные цветы с памятников, разнося их по всему кладбищу. Я поёжилась от холода, но принять кофту старушки отказалась. Да и как бы она согрела меня, если вместе с этой странной женщиной поднялась из могилы. Я подумала, что лучше немного помёрзну, это будет мне наказанием за то, что сбежала с уроков. — Кровь была повсюду, но это ни в коем случае не останавливало меня. Я давно считала, что моё время близилось, но тогда я буквально чувствовала прикосновения прекрасной дамы по имени Смерть. Но за себя я не боялась, да и зачем, свою жизнь я прожила достойно, и уже давно была готова уйти в загробный мир. — Её голос на секунду показался мне таким далёким, но в то же время очень близким, словно она нашёптывала мне на ухо. — Но, девочка, я не была готова к тому, что я тогда увидела. — Она взяла меня за руку и заставила подняться со старой лавки. Холод, исходящий от неё, разливался по всему моему телу, и мне захотелось сорваться и убежать. — Не бойся, милая девочка, не мёртвых нужно бояться. Мёртвые не имеют власти в этом мире. Пойдём со мной, и я покажу тебе всё. Пойдём со мной, и ты узнаешь тайну. Я, не думая о последствиях, только крепче сжала её руку и медленно побрела вслед за ней. Несколько минут мы ходили мимо могил, и я, как и обычно, рассматривала памятники, совершенно не следя за тем, куда меня ведут. Мне было легко настолько, что казалось, будто я могу летать. И даже не было слышно шороха старой листвы под ногами. И я не чувствовала волнения, словно всё происходящее было не со мной. Совсем скоро мы оказались у одного деревенского дома с покосившимся маленьким крыльцом. Из трубы большими клубнями валил дым, и слегка заметный пепел медленно оседал на землю. Старушка побрела вверх по шатким ступеням, а затем уверенно открыла дверь дома. Остановившись у порога, она протянула мне тонкую руку, маня меня за собой. Взяв её за руку, я заметила, как сквозь её белую кожу проглядывают синие вены. Как только я зашла в дом, в нос ударил мерзкий запах, и я закрыла рот руками, стараясь не вдыхать этот воздух. Но от него нельзя было скрыться. Он проникал внутрь, оседая во рту, придавая слюне горький вкус. На деревянном полу, в бледном свете ламп, блестели алые кровавые следы, оставленные кем-то из жильцов. А из кухни валил дым, заполняя всё пространство внутри дома. Сквозь завесу дыма виднелся высокий и тонкий силуэт, который, орудуя топором, рубил мясо, складывая его в огромные железные баки. Я неуверенно прошла вперёд, надеясь, что он не заметит меня. На огромном разделочном столе, запачканном кровью, лежала человеческая рука. По длинным чёрным ногтям можно было догадаться, что это, возможно, женская рука, но в тот момент я не могла вспомнить даже своего имени. Я была в ужасе. Но какие-то невидимые силы руководили мной, заставляя подойти ближе, чтобы получше всё разглядеть. Я оказалась совсем близко к железным бакам, и моя рука невольно потянулась к крышке и отодвинула её. Внутри, разрубленный на несколько частей, лежал человек, наполовину погружённый в собственную кровь. Я резко отбросила крышку в сторону и закрыла лицо руками. Человек, орудующий топором, казалось, не видел меня. Я подошла к окну, чтобы открыть его, иначе, мне казалось, я задохнусь, и тут же замерла, пытаясь перебороть новую волну ужаса. Внутри всё скрутило, и содержимое моего желудка тут же выплеснулось на грязный пол. Я прижала руки к животу, стараясь унять ноющую боль, скручивающую мои внутренности. Глаза защипало от слёз, появившихся так некстати. Когда боль немного поутихла, я неуверенно посмотрела на то, что привело меня в ещё больший ужас. На подоконнике, в глубоких чашах, лежали головы, чьи лица я сразу же узнала. Это была та самая семья, фотографии которых я разглядывала на кладбище. К горлу снова подступила горькая рвота, и я не стала себя сдерживать. Я села на пол, облокотившись спиной о стену, и закрыла лицо руками, чтобы не видеть всего ужаса, творившегося вокруг. С подоконника на меня капала ещё тёплая кровь. Вдруг мужчина отложил топор в сторону и приблизился к бакам. Вынув оттуда небольшой окровавленный кусок человеческого мяса, он бросил его в печь. А затем проделал то же самое ещё с несколькими кусками. Его глаза блестели, они были безумны, словно он сам находился в неведении. Будто не понимал того ужаса, что он творил. Вдруг, резко остановившись, мужчина прислушался к чему-то, и я слегка приоткрыла лицо, чтобы посмотреть на него. Подняв с пола огромный молоток с острыми зубьями, мужчина вышел из кухни, и я незамедлительно последовала за ним. Вся в вязкой крови и собственной рвоте, пропахшая запахом гниющей плоти, я уверено следовала за убийцей, уже совсем не волнуясь о том, что в один момент он сможет меня увидеть. И убить, как убил эту семью. Он вышел в просторный зал, который был почти не запачкан кровью, в отличие от кухни и коридора, и остановился в центре, закрывая мне вид. Выйдя чуть вперёд, я заметила старушку, которая привела меня сюда. Она сидела в кресле, и из глаз её лились слёзы, но она не обращала на них никакого внимания. Она не старалась убежать или как-то скрыться, а просто сидела в кресле, с вызовом смотря на мужчину, который всё ещё держал в руках молоток. — Зачем пришла сюда, старуха? — мужчина презрительно плюнул ей под ноги, но она даже не пошевелилась. — Как смело с твоей стороны, бабушка. Старушка всё молчала, смотря на своего безумного старшего внука. Я чувствовала всю ею боль, словно была ею в тот момент. Воспользовавшись тем, что они не видят меня, я села рядом со старушкой и обняла её. Тогда она была ещё теплой, и в груди билось горячее сердце, которое сейчас уже навсегда замёрзло. Мне хотелось защитить её, но я не могла ничего сделать, для них я была всего лишь тенью, которую не принято замечать. Старушка поднялась с кресла, вместе с ней поднялась и я. Мужчина резко дернулся, как будто чего-то испугался, и достал из-за пазухи пистолет. Проверив его целостность, мужчина направил пистолет на старушку. — Прощай, бабушка, твоё время истекло, — без капли сожаления сказал он, и на лице появилась безумная улыбка, от которой по всему моему телу прошёлся холодок. — Как там говорится, — он сделал вид, что задумался, — ай, да не важно. Он прицелился, и старушка, надеясь сбежать от пули, ринулась к окну, чтобы выскочить на улицу. Она не была готова умереть, потому и бросилась в сторону. Я схватила мужчину за руку, и попыталась выбить пистолет из его рук, и тогда он, наконец, увидел меня и ударил по лицу, чтобы я не мешалась. Он снова прицелился и выстрелил в самый последний момент, когда старушка была готова выпрыгнуть в окно. Послышался крик, а затем тело этой старой женщины рухнуло на пол. Всё вокруг закружилось, и чьи-то невидимые холодные руки потащили меня в сторону. Резко подскочив на ноги, я огляделась вокруг, и до моего уха донеслась приятная трель. Я поняла, что снова вернулась на кладбище. Всё на той же покосившейся лавочке сидела старушка и доедала булочку с изюмом. Она улыбнулась, увидев, что я ровно стою на ногах, и пригласила сесть рядом, но я отказалась. Тогда она сама поднялась на ноги, становясь рядом со мной. — Теперь ты видишь, что одиночество губит людей, девочка? В одиночестве человек теряет себя, забывает родные лица. И Костенька, милый мой внук, потерялся в этом одиночестве, совершенно не замечая, как из памяти исчезают образы дорогих ему людей. — Я не успела заметить, как снова опустилась на шаткую лавочку. Голова ныла от боли, и в глазах плясали полупрозрачные маленькие человечки. — Я не могу показать тебе, что было дальше, девочка, потому что твоё время для того мира ещё не пришло. Я кивнула головой, соглашаясь с её словами. Я чувствовала тяжесть во всём теле, словно мою душу насильно заставили вернуться. Но, возможно, так оно и было. Я чувствовала, как смерть ласкала мои плечи, и была готова сделать меня частью той истории, которая была бы для меня завершающей. — Я умерла на следующий день в больничной палате. — Я посмотрела на старушку, и она, словно прочитав мои мысли, слегка улыбнулась. Это была та самая сочувственная улыбка, которую обычно применяли люди, пытаясь извиниться. Я часто видела её. Но за что извинялась эта старушка, я не понимала. — Соседи тогда услышали выстрел, и вызвали полицию. Костю нашли в подвале дома, когда он пытался покончить с жизнью. — Она не могла заплакать, но я чувствовала, что, если бы у неё была такая возможность, то она дала бы волю эмоциям. И я, не сдержавшись, обняла её. Её кожа была холодной-холодной, но я не обращала на это внимания. Казалось, что все птицы застыли в ожидании чего-то, или поняли, наконец, где они поют свою весёлую песнь. Старушка постепенно начала исчезать, и вскоре совсем испарилась. Как будто растворилась в воздухе или растаяла в моих тёплых объятиях, как кусочек льда в жаркую погоду. Тогда я поняла, что мне пора идти, старушка хотела, чтобы я быстрее вернулась домой. Я и сама этого хотела. Но, перед тем как уйти, я положила у её могилы небольшой букет из маленьких белоснежных гармал, или, как их обычно называют — цветов могильника. В ответ лишь ветер потрепал мои волосы.