oneiroshizis

Ds забыть Это не могло продолжаться долго, и вы оба это понимали. Это было ошеломляюще хорошо, это было почти невыносимо невозможно хорошо, и настолько же невыносимо невозможно плохо потом, и это не могло продолжаться долго. До тех пор, пока это не станет слишком важным для вас обоих. Оно обещало никогда не стать слишком важным, и стало им прежде, чем вы оба успели заметить. Ты сжимал спящего Эридана в своих руках, боясь заснуть. забыть Тебе снится, что ты влюблен в него. Целовать его в шею и гладить руками тонкую кожу, чувствуя его под своими пальцами, когда он вздрагивает от слишком грубых прикосновений, осторожно проводить губами по губам и шептать в ухо бессмысленные успокаивающие нежные глупости. Снимать идиотские пластиковые очки с засыпающего Эридана и смотреть в его влажные глаза с полупрозрачной светлой пеленой. Подхватывать его на руки, чувствуя теплое дыхание у своей шеи. Прижимать его к себе, когда он плачет, или когда кричит, или когда не хочет ничего кроме возможности прижаться к тебе и забыть про все. Слушать его бессвязный тихий влажный шепот, чувствовать его пальцы, сжимающие твою руку, чувствовать его дыхание, подстраивающееся под твое, его волосы на твоем лице, его крики и его стоны, его хриплые просьбы и почти беззвучные, на одном сбивающемся дыхании испуганные безусловные невозможные признания. Обнимать его сзади, зарываясь лицом в мягкие волосы, пахнущие им и тобой, прижимать к себе, притягивая за талию, чувствуя, как он расслабляется, когда твои теплые пальцы проходят по его невозможно выступающим тазовым костям. Сжимать зубы до тупой ноющей боли от невозможности стать еще ближе, когда ваши тела не разделяет ничего, когда он полностью твой, когда он сломан тобой и тобой же собран заново во что-то новое, что должно было бы стать идеально подходящим тебе, а стало поводом ненавидеть себя еще раз за страх снова ломать что-то, что когда-то уже было сломано. Целовать его закрытые дрожащие веки, целовать его пальцы и обратную сторону запястий, прижимать его к кровати своим телом, чувствуя, как его бедра обхватывают твои, целовать его, делать его своим, чувствовать его, смотреть на него, говорить с ним и молчать с ним, держать его в своих руках, держать его за горло, сжимая тонкую кожу и сдавливая гортань, ломая шею и крича, что ты не умеешь бояться. Размазывать кровь и слезы по губам, кусая язык. Ты так боишься сделать ему больно. Ты проваливаешься во что-то другое. Тебе снится, что ты спишь и никак не можешь проснуться. Ты просыпаешься два десятка раз в вязкой пелене из ничего, почти похожей на твою кровать, и не можешь понять, темно за окном или светло, а потом понимаешь или вспоминаешь, что за окном никак, а потом снова и снова вцепляешься в сгиб руки до невыступающей крови и неопределяемой боли, снова и снова проваливаясь на новый уровень бесконечного сна. Твое настоящее после пробуждения кажется почти невозможно настоящим. Сны не имеют никакого отношения к реальности. Ты бьешь его по лицу, когда он выплевывает тебе в лицо что-то бессмысленно едкое, с отчаянным восторгом понимая, что никогда не сможешь убить его. Позже ты уходишь к себе, цепляя ногой мятую рубашку с пола и застегивая джинсы. Сны не имеют никакого отношения к реальности. Ты засыпаешь перед выключенным экраном за час до рассвета, уронив голову на согнутые локти. забыть Он говорит, что любит тебя. До этого ты смотришь сквозь пальцы на руке, медленно покрывающиеся красными влажными линиями, куда-то в никуда. В правой руке у тебя кухонный нож, в левой немного меньше крови. Ты зацепил пальцы, отрезая кусок тоста. Эридан выглядит так, словно сейчас заплачет. Он смотрит удивленно, внимательно, выжидающе, чуть наклонив голову. Ты видишь, как пульсирует тонкая темная жилка на его шее. — Случайно. Мне позвонили, я отвечал, задумался, и... ну, случайно. Он недоверчиво переводит взгляд с капель крови на столе к твоей руке, потом смотрит в глаза, потом — снова на руку. — Ты считаешь, я совсем сошел с ума? Все еще молча и не отводя от тебя напряженного взгляда, он медленно разжимает пальцы твоей правой руки, нервно обхватывающие рукоятку ножа, осторожно забирает, бросает его в раковину и неуверенно касается пальцами твоего лица. — Больно? Его голос звучит заботливо, нервно, почти испуганно. Его рука дрожит. Ты удивленно морщишься. — Нет, не то чт... — А так, блядь, больно?! Инстинктивно выставить вперед руку ты успеваешь, а вот перехватить его запястье уже нет, потому удар в скулу, хоть и смазанный, все-таки заставляет твою голову мотнуться назад, а тебя отступить на полшага скорее от неожиданности, чем от самого удара. Когда ты моргаешь, чтобы избавиться от шума в ушах, он уже заносит руку для следующего удара, что-то крича. Ты перехватываешь его руку и тянешь Эридана на себя, прижимая его к своей груди. Он орет и вырывается, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону. — Успокойся, эй, эй, какого черта ты... — Блядь, идиот, о чем ты думал, о чем ты... если еще ты начнешь... Сол, ты ебанутый, зачем ты... я... блядь, эти твои... ты... — Я... Эридан, ты с ума сошел? Ты не сразу понимаешь, что он плачет, уткнувшись носом тебе в грудь. Ты растерянно обнимаешь его за плечи, чувствуя, как спина вздрагивает под твоими пальцами. Он поднимает голову и с отчаянной растерянной нежностью смотрит на тебя. Глаза влажные и красные. Ты почти физически чувствуешь, как дрожат его губы. — Нет? — Нет. Потом ты размазываешь свою кровь по его бледным влажным горячим губам, проводя сверху вниз, забывая все, чувствуя его сбивающееся дыхание на своих пальцах. Это всегда происходит быстро, но так быстро вас еще не бросало в жаркую бессмысленную взаимную агонию. Ты прижимаешь его к стене, практически придавливая собой, и протискиваешь руки под его тонкий свитер, сжимая прохладную кожу. Он цепляет пальцами твои плечи и рвано дышит, откидывая голову. — В спальню. — Сол? — Сейчас! До спальни вы, конечно, не доходите. Вы сползаете на пол в безумном переплетении рук и ног, и ты утыкаешься носом в его плечо, а он просто сидит между твоих ног, спрятав лицо в ладонях. Ты касаешься губами выпирающей ключицы Эридана. — Пойдем на диван? Он молчит, закусывает губу и позволяет вести себя, отводя взгляд куда-то в сторону. На этот раз все невыносимо медленно, ты целуешь Эридана, держишь его лицо в своих руках, не торопясь спускаться ниже, а он шумно выдыхает, запуская руку в твои короткие темные волосы. Он тихо всхлипывает, когда ты слизываешь темный запекшийся мазок крови с его нижней губы. Вы даже не целовались там, в кухне, и твоя кровь все еще на его губах. А потом, все еще чувствуя солоновато-металлический привкус в его рту, ты понимаешь, что это уже не твоя, и там он кусал свои губы до крови. Ты делаешь все так медленно, как только можешь. Не нежно, просто медленно, скорее отстраненно, чем нежно. Ты не умеешь быть нежным тогда, когда это действительно необходимо. Ты чувствуешь себя не здесь, не с ним, и ты чувствуешь себя странно. Он выгибается, трется о покрывало, прижимается к тебе бедрами, прося больше. Он прижимает горящее, покрасневшее лицо к холодному сгибу твоего запястья, когда ты медленно проводишь рукой по его губам. Он неосознанно приоткрывает губы, хрипло, рвано дышит, не отрывая от тебя взгляда, а потом ловит своей рукой твою и вдруг в отчаянии просит подождать. Хотя бы немного, сейчас... подожди, Сол, пожалуйста, я просто... я... я... Ты хочешь его так сильно, что не помнишь и не знаешь ничего больше. Ты кусаешь ключицу Эридана, пока его рука все еще хватается за твою, и он выгибается, сжимая твое запястье в своих бледных пальцах. Он стонет и просит подождать, когда ты спускаешься ниже, рукой раздвигая его колени и протискивая ее между ними, когда ты стягиваешь с него идиотские тесные скинни, когда прикусываешь тонкую бледную кожу на внутренней стороне бедер. Он всхлипывает и бормочет что-то бессмысленное. Это стало проще, это стало гораздо проще не так давно, но он все еще каждый раз просит подождать чего-то. Эридан вздрагивает, когда ты проводишь пальцами по внутренней стороне его бедра. Глаза, уже заволакивающиеся мутной пеленой, влажно блестят, взгляд пытается сфокусироваться на тебе. Ты медленно ведешь рукой по животу и снова к бедрам, чувствуя, как его тело напрягается под твоими пальцами. Он дышит тяжело и рвано, повторяет твое имя вперемешку с обрывками непонятных слов и снова просьбами подождать, и просьбами не останавливаться, и просто бессмысленными всхлипами. Ты целуешь Эридана, и он нервно кусает твои губы. Он сжимает твою руку и льнет к тебе, прижимается прохладным, болезненно худым телом, задыхается и снова просит чего-то. Ему требуется почти минута, чтобы понять, что ты уже не с ним. Он резко, испуганно садится, все еще дрожа и тяжело дыша. Спутанные волосы падают на покрытое густым неоднородным румянцем лицо, а грудь быстро-быстро поднимается и опускается. Он глазами ищет тебя по комнате и закусывает губу, когда видит, что ты ищешь. Ты копаешься в шкафу, пальцы не слушаются, мозг уже заволакивает мутная пленка эндорфинов, и ты проклинаешь свою непредусмотрительность и все на свете. Он смотрит на тебя широко распахнутыми влажными глазами невозможного пурпурного оттенка, снова стесняется чего-то, нервно сжимает руками колени. Пружины скрипят под твоим весом, когда ты снова вжимаешь Эридана в диван, целуя, гладя, отвлекая и пытаясь успокоить. Он дергается, прижимаясь к тебе, стонет в твои губы, умоляет, почти плачет, сжимает пальцы, скулит и вздрагивает от твоих прикосновений. Ты медленно проникаешь двумя пальцами внутрь него, прикусывая бледную кожу на шее, и он рефлекторно сжимается вокруг тебя, зажмуривая глаза. Он опять что-то шепчет и елозит по одеялу, откидывая голову в сторону. Когда ты добавляешь третий, он пытается расслабиться, часто и хрипло дышит через покрасневшие искусанные губы. Он чуть приоткрывает глаза, неуверенно, неловко подается навстречу, разводя бедра. Пальцы Эридана сжимаются и разжимаются в воздухе, пытаясь ухватиться за что-то. Ты чуть меняешь угол, и он почти кричит, задыхаясь, хватая ртом воздух. Румянец покрывает его лицо так густо, что только глаза выделяются светлыми влажными пятнами. Ресницы вздрагивают в воздухе. Ты забываешь все, что было и чего не могло быть. А потом ты толкаешься в него, и он беспорядочно всхлипывает, приоткрывая губы. Он выгибает спину и стонет, откидывая голову назад и хватая ртом воздух, притягивает тебя к себе за плечи. Его влажные волосы падают на лоб, и ты целуешь его шею, гладишь его щеки, и он слепо толкается горящим покрасневшим лицом в твою ладонь, всхлипывая и снова что-то шепча. Его тело дрожит почти минуту, пока ты держишь его в своих руках. Тебе снится, что ты умеешь дышать под водой. забыть Время тянется лениво, безразлично, а потом вдруг отчаянными скачками стирает несколько дней из твоей жизни. Вы ссоритесь и забываете про ссору, вы ссоритесь и трахаетесь в коридоре, вы ссоритесь, и ты бьешь его по лицу, разбивая бледные тонкие губы. Ты снова не понимаешь, когда это началось. — Ты мой! — ты кричишь, перед глазами скачут черные точки, и все расплывается, все смазывается, а во рту привкус железа и чего-то горького. — Я твой... Он порывисто дышит и всхлипывает, спрятав лицо в ладонях. Его сердце колотится как сумасшедшее, еще быстрее твоего. Ты гладишь его волосы и шепчешь что-то глупое. Тебе снится, что ты никогда не умел дышать. Он каждый день приходит к тебе и говорит, что все в порядке. Он целует тебя в уголки губ и в закрытые напряженные веки, он просит тебя лечь спать хотя бы на несколько часов, он рассказывает тебе что-то и водит пальцами по твоей руке. Ты не выходишь из дома. Ты не веришь, что можешь настолько ненавидеть себя. Твоя апатия обещает никогда не закончиться. — Сол... — Чего? Он говорит, что любит тебя. Он мотает головой, пряча ее на твоем плече. Он дышит так тихо, что ты не слышишь его дыхания. люблютебялюблютебялюблютебялюблютебя — Эй, все в порядке? Он не отвечает, растерянно прижимаясь к тебе. Ты лежишь с Эриданом в своих руках и считаешь каждый его выдох, на котором он снова ничего не может сказать, пока он не засыпает. Тебе ничего не снится. Его тело прохладное и мягкое, пока он не уходит. С утра ты не уверен, было ли это на самом деле. Он избегает тебя неделями. Он смотрит в окно и рвано водит пальцами по стеклу, отводя взгляд, а потом сам приходит и кладет голову тебе на плечо, прижимаясь сзади, пока ты погружен в бесконечные строчки кода. Ты целуешь его этим вечером, и он отвечает почти испуганно, зарывая пальцы в твои волосы. Ты засыпаешь с его руками вокруг твоей шеи. Ты не помнишь, что тебе снилось. С утра ты почти уверен, что все будет хорошо. забыть Ты рассматриваешь его, свернувшегося на диване в клубок с книжкой в руках. Ты думаешь о том, что вы могли бы никогда не встретиться. Что вы могли бы навсегда остаться в состоянии холодной взаимной неприязни. Что ты мог бы забыть его и никогда не вспомнить снова. Что он мог бы забыть тебя. Ты вспоминаешь Фефери и пытаешься понять что-то. Он ловит твой взгляд и по-детски показывает тебе язык, а потом вдруг краснеет и отводит взгляд в сторону. Вечером он говорит тебе выметаться из дома. Ты опять засыпаешь, держа его мокрое от пота и слез тело в своих руках. Во сне вы умираете так долго, что уже не помните, когда это началось. Вы бесконечно ссоритесь из-за пустяков и просто так. Ты боишься причинить ему боль. Он говорит, что ничего не боится. Ты не отвечаешь. Ты боялся так много, что уже не всегда можешь различить грань. Вам жарко. Его лицо едва различается среди разметавшихся по подушке спутанных темных волос красным смазанным пятном. В темноте он стонет громче, прижимается к тебе еще ближе, ты скорее чувствуешь, чем видишь, как он лихорадочно водит пальцами по кровати, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Ты сжимаешь его руки в своих и заводишь назад, ему за голову, переплетая пальцы, и он толкается бедрами тебе навстречу, всхлипывая и шепча что-то ничего не значащее. Он выгибается и просит «пожалуйста... я... пожалуйста...», и ты отпускаешь его руки, а он задыхается, обхватив тебя за шею, запрокидывая голову назад, пока ты водишь подушками больших пальцев по его приоткрытым горячим губам, держа лицо Эридана в своих ладонях. Ты догоняешь его с хриплым стоном, прижимаясь горящим лбом к ямке между ключицами, а потом он пытается сказать тебе что-то, ты закрываешь пальцами его губы. Тебе снится дорога, на которой ты никогда не был. Справа озеро, переходящее вдали в невысокие серые холмы, с другой стороны низкие кусты с грязно-оранжевыми блестящими опадающими листьями. Бледно-желтая полоса ведет до поворота и в никуда. За твоей спиной едва различимые шапки бесконечно далеких гор. Тебе не хочется никуда идти. Ты лежишь на прохладном асфальте и смотришь на облака, медленно плывущие по грязному низкому небу. Он просыпается на пять часов позже тебя и остается в кровати до вечера. Ты не вспоминаешь про него до последней строчки кода, а потом находишь Эридана, мелко дрожащего под одеялом и прижимающего колени к груди. Ты залезаешь под одеяло и ложишься рядом с ним, и он конвульсивно кидается к тебе, дрожа от холода. Ты водишь кончиками пальцев по его спине. Это кажется невозможно уютным и правильным, пока он не начинает захлебываться в приступе кашля, утыкаясь тебе в плечо. Ты не спишь этой ночью. Ты сидишь за компьютером по двенадцать, пятнадцать, двадцать часов в сутки. Ты носишь Эридану воду в постель. Он отказывается от еды и говорит, что у него болит голова. Он говорит, что ненавидит тебя. Он говорит, что ему страшно. Тебе снится хаотичная бессмысленная взвесь из обрывков настоящего, прошлого, происходившего давно и никогда не происходившего. К концу недели Эридану становится лучше. Вечером вы гуляете, и ты держишь его за руку, потому что он все еще не очень хорошо себя чувствует и потому что тебе хочется держать его за руку. Он останавливается, и вы стоите в полном молчании бесконечно долго, а потом он вдруг в отчаянном порыве бросается к тебе и тянется за поцелуем. Вы целуетесь посреди дороги, прижимаясь друг к другу так близко, что ты не веришь, что когда-то могло быть иначе, а потом он кусает твои губы и говорит, чтобы ты, идиот, ничего не принимал на свой счет. Он вырывает свою руку из твоей, его щеки покрыты темно-красным румянцем, и он отходит на пару шагов назад, а потом неловко останавливается, словно наткнувшись на стену, проводит рукой в воздухе и трет глаза. Он говорит, что голова кружится, и просит тебя подождать минуту, и шипит, когда ты пытаешься снова взять его за руку. До дома вы ни о чем не говорите. Он засыпает на диване, ты сидишь всю ночь перед экраном. Ты рассматриваешь свое лицо в зеркале. Круги под глазами были и раньше, неправильные глубокие зрачки двух несоответствующих цветов были всегда, а тонких морщин в уголках век раньше не было. Тебе двадцать восемь, и почти все, кого ты любил, мертвы. Тебе двадцать девять через три недели, и ты все еще не знаешь, что будет завтра. Эридан спит, по-детски зажав одеяло между ног и подсунув сложенные вместе ладони под щеку. Темные волосы падают на лицо, и он смешно морщится, когда ты убираешь их кончиками пальцев. Во сне он кажется почти болезненно беззащитным. Ты сидишь и разглядываешь его лицо, пока он не начинает захлебываться криком во сне, крик переходит в конвульсивный сухой кашель, а потом ты хватаешь его и прижимаешь к себе его трясущееся в лихорадке тело, пока он слепо елозит пальцами по твоей спине. Утром он ничего не помнит. Он носится по дому, ругается и ищет шарф. Он уходит в магазин за продуктами, и ты засыпаешь почти мгновенно после неполных суток сна за последнюю неделю, разбитых на двух-трехчасовые нэпы. Тебе снится, что его руки скребут дверь, от которой ты давно потерял ключ. Тебе снится, что люди живут с легкими на передней поверхности груди. Тебе снится Арадия. Тебе снится, что ты падаешь куда-то, откуда не стоит возвращаться. Тебе снится, что Эридан перебирает твои волосы в своих пальцах и сонно шепчет тебе что-то. Ты просыпаешься, и это остается. На следующий день он теряет сознание в метро по дороге домой. забыть