Сделай шаг навстречу судьбе

Гермиона. Когда заканчиваются войны, всегда трудно привыкнуть жить снова, наверное. Особенно когда все вокруг думают, что знают, как тебе помочь. Черт бы вас всех побрал, вы ничего не знаете обо мне! Когда же все это началось? Я точно помню, что на пятом курсе я его еще ненавидела. Его вид вызывал волну жуткого отвращения глубоко внутри. Каждый раз хотелось врезать ему посильнее, чтобы его поганая чистая кровь залила все вокруг. А я бы стояла над ним, валяющимся на земле, и наслаждалась видом. Но к концу пятого курса я осознала странную вещь: мне необходимо его видеть. Необходимо встречаться с ним взглядом и выплевывать ему в лицо все эти гадости про его семейку. Видеть, как темнеют его глаза, как их застилает пелена ядовитого гнева. Это стало своего рода зависимостью. Если день проходил без стычки с Малфоем, настроение ближе к вечеру опускалось ниже плинтуса. В любой толпе я находила его белобрысую голову и время от времени бросала на него косые взгляды. И, как ни странно, частенько встречала ответные. Летом перед шестым курсом было совсем тяжко. Он постоянно находился в моих мыслях, и выгнать его оттуда не представлялось возможным. Рон и Гарри часто говорили, что я какая-то рассеянная, но что я могла поделать? В конце концов, им это надоело, и они отстали. Я же продолжала жить мыслями о возвращении в школу. Как же я вновь хотела увидеть искры разгорающегося пламени в его глазах цвета грозового неба. Удивительно, но раньше я не замечала, насколько красив этот цвет. Мне хотелось вновь дышать с ним одним воздухом, вновь ставить его на место. Из раза в раз встречать в коридорах и гордо вскидывать голову, уходя после очередной перебранки. Воздух вокруг нас в такие моменты электризовался, как во время грозы. Его можно было потрогать руками. Драко. Мне порой кажется, что это длилось всю мою жизнь. Ну, или, по крайней мере, с нашей первой встречи в поезде на первом курсе. Эта маленькая живая девчушка с вздернутым носом. Одного взгляда хватило, чтобы понять – вот первая заучка Хогвартса. Но даже тогда она была хороша. Позже, когда я начинал эти перепалки с Поттером, она всегда была рядом. Всегда сдерживала его, а у самой в глазах плескала такая ненависть, что у меня от восхищения сводило скулы. О да, в своей ярости она была как никогда прекрасна. С тех пор и пошло. Я даже к Поттеру-то цеплялся, лишь бы ее позлить. И каждый раз эти убийственные взгляды. Мы постоянно играли в гляделки. Я знаю, на моем лице всегда было это самое выражение презрения к ее крови. Но было ли мне дело до ее происхождения? Я до сих пор не могу ответить на этот вопрос. Я точно знаю, что это волновало отца. А я лишь следовал его указаниям. Так или иначе каждая встреча с ней была похожа на маленький взрыв. И я думал: «Вот кто мой настоящий враг. Плевать я хотел на этого Поттера с его тупоголовым дружком. Они и в подметки ей не годятся». Пятый курс что-то изменил. В ней, не во мне. Она будто начала меня замечать. Даже не так. Она будто начала замечать природу моих действий. Мне хотелось видеть ее чаще. Все те слова, что я бросал ей в лицо, были направлены только на одно – разозлить ее посильней, чтобы увидеть, как в ее глазах появляются эти дьявольские огоньки. Казалось, стоит поднести руку, и она сожжет тебя одним взглядом. Эти глаза цвета горького шоколада с коньячными крапинками не давали мне покоя летними ночами. Даже наличие Риддла в поместье не мешало мне наслаждаться видениями. Напротив, именно она давала мне силы терпеть Круциатусы и все те смерти, что происходили вокруг меня. Я представлял, как вернусь в Хогвартс и встречусь с ней взглядом. Перебирал в голове варианты, как бы побольнее ее уколоть, чтобы она от одной фразы пришла в бешенство, а в глазах появились те самые огоньки. Гермиона. Возвращение прошло как нужно. С Малфоем мы столкнулись еще на платформе 9 и ¾. Я как сейчас помню, что он появился на моем пути из ниоткуда. – Грейнджер. А где ты потеряла своих верных песиков? – презрительно протянул он. Меня даже передернуло. Его взгляд был полон насмешки. Он готов был уничтожить меня на месте одними словами. Ну нет, решила я, не дождется. – Малфой, а где же твой папаша? Развлекает Волдеморта в шутовском костюмчике? – о да, я знала его чувствительные места. Он побледнел от ярости и, по-моему, готов был удавить меня на месте, даже замахнулся, но вовремя взял себя в руки. – Паршивая грязнокровка, – выплюнул хорек мне в лицо, – ты скоро сдохнешь, а я полюбуюсь на твои мучения. И обязательно притащу твоего обожаемого Уизела. Пусть тоже порадуется. Его глаза пылали. Теперь они были очень похожи на расплавленное серебро. Я бы даже утонула в них, будь у меня возможность. Но он отвернулся и вошел в ближайший вагон. А меня нагнали Гарри и Рон. – Что сказал тебе Малфой? – подозрительно поглядывая на закрывшуюся дверь слизеринского вагона, поинтересовался у меня Гарри. А я словила себя на мысли, что совершенно не нахожу ничего страшного в последней фразе слизеринца. Ничего нового. Я даже рассмеялась. – Ничего. Поверь мне, он просто жалок. И мы с друзьями вошли в вагон. В этом году мы с Роном стали старостами, а поэтому через некоторое время нам предстояло посетить вагон старост, в котором обычно проводились собрания. Драко. Как же меня бесит, когда она затрагивает тему отца. Да я и сам теперь уже его презираю. Да и, наверное, на шестом курсе презирал. Он испортил мою жизнь. Разрушил все, чего мы когда-то добились. Да, ей удалось вывести меня из себя. Я бы действительно ее ударил, если бы не эти глаза. Черт, это было слишком явно, она могла бы догадаться. Но ей, очевидно, было не до этого. Что же ее так отвлекло, что она не заметила моего замешательства? Я тогда пообещал себе подумать над этим вопросом позже и отправился в вагон старост. Конечно я был назначен на этот пост. Кто еще, если не я? Блейз, единственный человек, которого я мог бы назвать другом, отправился за мной. Да, мы были лучшими. На нашем факультете. Конечно, я встретил ее. Иначе и быть не могло. В ее глазах читалось торжество. – Я смотрю, в этом году на должность старосты назначают кого попало. Даже никчемных сыновей Пожирателей смерти. Сколько отстегнула твоя семейка, чтобы достать тебе этот значок? – как ни в чем не бывало поинтересовалась выскочка. – Не произноси вслух так много слов, а то вдруг твоя тупость заразна и передается воздушно-капельным путем. Не хотелось бы признаваться во всеуслышание, что находился рядом с тобой так долго, – конечно я знал, что она взбесится. Она всегда считала себя самой умной. Грейнджер подлетела ко мне в два шага и, глядя прямо в глаза, зашипела: – Не тебе, хорек, говорить о моей тупости. Смотри, как бы ты не стал самым большим разочарованием в жизни своего повелителя, – от этих слов я вздрогнул. Она не могла знать о задании. И о моей метке тоже. Так откуда?! Гермиона. Конечно, я ничего не знала наверняка. Ткнула пальцем в небо и поняла, что попала, когда увидела выражение его лица. Испуг вперемешку с яростью. О да, от этого я ощутила небывалое удовольствие. Именно сейчас в его глазах появились эти прожилки, напоминающие молнии. Я повернулась к Рону, который все это время смотрел на нас с дурацким выражением удивления на лице. – Рон, пойдем, – я дернула его за руку, и он послушно последовал за мной. Малфой еще несколько секунд простоял на месте, а потом поспешно бросился следом за нами. Я слышала его шаги и мысленно ликовала – когда еще за мной побегает сам слизеринский принц? Однако он быстро меня догнал и, дернув за плечо, прижал к стенке. – Ты ни черта обо мне не знаешь, тварь. И никогда не получишь подтверждение своим словам. О да, ты будешь еще долго мучиться от незнания: права ты была или нет. Принял ли я метку, есть ли у меня задание, а если есть, то в чем оно заключается. Ты жалкая, Грейнджер. Ты больше всего на свете боишься незнания. Идиотка. Он оттолкнул меня и направился в сторону нужного вагона. Рон, все это время сдерживаемый Блейзом, получил свободу и начал орать вслед Малфою какие-то гадости. Но мне не было до этого никакого дела, погрузившись в свои мысли, я просто шла следом за слизеринской парочкой. Что меня задело сильнее всего, так это то, что в его глазах не было ни ярости, ни гнева. Только презрение, очень много презрения. Такого еще не бывало. Я тут же решила, что должна узнать, в чем дело. И резко встала посреди коридора: только сейчас я осознала, насколько хорошо меня знал Драко, раз так точно попал в цель. Драко. Больше в тот день мы не разговаривали, хотя и сталкивались. Я усиленно делал вид, что не замечаю ее, хотя эти взгляды, просверливающие насквозь, преследовали меня везде. Но я терпел. Тогда, в поезде, я осознал, что она действительно влезет в мою жизнь в попытках найти ответы на свои вопросы. Но этим она подвергнет себя опасности. Этого надо было избежать любой ценой. Поэтому я предпринял самое, казалось бы, правильное действие – просто игнорировал ее. Закончились перепалки в коридорах, взгляды в ее сторону стали очень редкими. Казалось, все должно сойти на нет, но это же была Грейнджер. В октябре она неоднократно пыталась выловить меня в коридорах, но я успешно избегал встреч с ней. Ноябрь ознаменовался тем, что Гермиона приклеилась ко мне намертво и постоянно за мной следила. Это существенно усложнило мои и без того безрезультатные потуги выполнить задание Лорда. В конце первой недели декабря в окно моей спальни постучалась большая пестрая сова. Еще не забрав у нее послание, я понял – теперь от Грейнджер не отвертеться. В записке было всего несколько строк: «Хватит бегать от меня. Я понимаю, что трусом ты быть не перестал, но соизволь хотя бы встретиться со мной. Я узнала достаточно». У меня не осталось выбора. «В 8 у Выручай-комнаты. Придешь не одна – пожалеешь». Она пришла одна, умничка. Сначала я выспросил все, что она узнала. Оказалось, она действительно умная ведьма. Мне осталось добавить совсем немного. Но общая картина и так была ясна, а всезнайка впервые растерялась. Мы оба осознали, что предотвратить надвигающуюся беду просто невозможно. Как невозможны и какие-либо отношения между Пожирателем смерти и членом сопротивления. Она, конечно, ничем не могла мне помочь, хоть я и видел по ее глазам, что ей очень этого хотелось. Но мы не ничего могли. Мы ушли оттуда разочарованными в действительности. Именно тогда я понял, что все эти идеи чистоты крови – полный бред. Волшебники не смогут выжить, если уничтожат всех магглорожденных, а полукровок ограничат во всем. Между тем, мой отец, казалось бы, взрослый, разумный человек, все глубже погружался в трясину готовящейся войны. А Риддлу было просто плевать на магический мир. Да, он всем говорил о великой миссии. Но я понимал, что по сути ему нужно только одно – уничтожить всех, кто выходит из-под его контроля. Магглов – просто потому, что они могли бы задавить его количеством, грязнокровок – потому, что высказывались против него. В ту ночь я долго не мог уснуть. Я пересмотрел свое отношение к жизни и к людям и понял, что я не на той стороне. Только что это изменило? Метка на моей руке уже была, а значит, ОН контролировал мою жизнь. Единственное, что я придумал – сходить к директору и рассказать о своем задании. Дамблдор, как ни крути, единственный человек, которого Волдеморт опасался. Осуществил свой план я на следующий же день. Оказалось, директор тоже был весьма умным и догадливым человеком – я ничем его особо не удивил. О плане своего заклятого врага великий волшебник догадывался. Тогда я узнал про проклятие, про руку и про то, что директор и так умрет в ближайшем времени. Он вызвал Снейпа, и мы разработали план. Я очень боялся, что выдам нас, но Снейп хорошо обучил меня окклюменции. Гермиона. После памятной встречи в Выручай-комнате все встало на свои места. Малфой был прав – мы бессильны. Это открытие стало для меня настолько неожиданным, что я даже растерялась. В чем тогда смысл нашей борьбы и моих убеждений, если вот яркий пример, их опровергающий: человек, который не хочет становиться виноватым, не может ничего сделать. Как такое вообще могло случиться? У каждого должен быть выбор. Тогда я узнала новую для себя сторону Малфоя. Я поняла, что он не так уж плох. И, что самое важное, я, наконец, осознала и приняла природу своих чувств к хорьку. Да, я влюбилась в своего злейшего врага. Но с ним-то произошло то же самое. Не будь на носу грядущей войны, за его спиной Волдеморта, а между нами - должной ненависти на почве факультетских разногласий и вопросов крови, у нас могло бы что-то получится. Да, столько препятствий, из которых Риддл – не самое страшное. Кого я обманывала? Мы никогда бы не смогли быть вместе. Хотя было ощущение, что я потеряла часть себя. Тогда, выйдя за дверь волшебной комнаты, я дала себе слово, что никогда не дам этим чувствам поднять голову. Мы разошлись и больше не разговаривали. Только через пару дней он прислал сову с письмом, в котором рассказал о плане, разработанным вместе с директором и профессором Снейпом. Я никому об этом не сказала, но в душе гордилась им очень сильно. Год прошел ужасно. Я изнывала от ревности к Паркинсон, вечно жмущейся к этому самовлюбленному блондину. Но те редкие моменты, когда мы случайно встречались взглядами, и его глаза плавились от вспыхнувших чувств, давали мне силы. Летом мы с Гарри и Роном решили, что в этом году в школу не вернемся. Конечно, к свадьбе Билла и Флер я уже собрала свою сумочку со всем необходимым. До сих пор не понимаю, чему Поттер так удивлялся. Тогда все разворачивалось слишком быстро, мы еще не успели понять, что являемся лишь пешками в игре двух жесточайших волшебников современности. Мы считали себя последней надеждой магического мира. И очень боялись принести людям разочарование. Мы рисковали и сломя голову неслись навстречу опасности. Я не знаю, зачем это было нужно. Знаю только, что никто из нас этого не хотел. Поэтому я не осуждаю Рона за то, что он ушел тогда, оставив нас с Гарри вдвоем. У него было на это право. Да, мне было плохо и больно. Еще хуже было от того, что я не знала ничего о человеке, занимавшем все мои мысли и не покидавшем моих снов. Мы держались, как могли. И возвращение рыжего принесло мне обманчивое облегчение и чувство защищенности. Наверное, именно поэтому я кинулась к нему в объятия и позволила себе закрыть глаза на то, что Рон – не тот. А потом мы попали в Малфой-мэнор. Я увидела Драко живым, и у меня вновь появились силы. И во время пыток Беллатрикс я смотрела на него и видела почти безумие, застывшее в его глазах. В своих мыслях я молила его держаться, чтобы не выдать себя. Я была претенденткой на зеленый луч Авады уже только потому, что я – это я. Он же был в безопасности, пока никто не знал о его чувствах к скорчившейся на полу грязнокровке, сорвавшей голос криками боли. Потом нас спас Добби, пожертвовав своей жизнью. И у нас снова появился шанс. Нет, пытки Беллы меня не сломили, наоборот, только сильнее разозлили. Я уже знала, что после войны, если мы победим, у Драко будет поддержка Гарри. Его оправдают, и он будет жить. Это было очень мощным стимулом. Драко. На седьмой курс эта троица не явилась. С одной стороны, мне было тяжело не видеть ее каждый день и не знать, что с ней все в порядке. С другой – я был рад, что она не столкнулась с Кэрроу и новым режимом в школе. Я исправно трудился, дабы создать себе репутацию верного слуги Лорда, а сам просыпался ночами в холодном поту. Мне снилось, что ее убивают. Я видел тысячи ее смертей. Моя совесть не давала мне спокойно делать гадости. Я понимал, что Грейнджер – та самая маленькая, беззащитная заучка – борется за наши жизни и за наше будущее, а я только и могу, что выставлять себя сволочью. Тогда я в тайне начал помогать членам ОД. Будучи старостой, я приструнивал своих подопечных и даже пару раз закрывал глаза на выходки гриффиндорцев. Я осознавал, конечно, что эта помощь не особенно ощутима, но с совестью договориться удалось. Спать по ночам стало легче, но каждый кабинет, библиотека и Большой зал напоминали о ней. Я не мог спокойно ходить по коридорам – везде мерещилась ее грива. А потом меня срочно вызвали в Малфой-мэнор. И кого я там увидел? Правильно, самого Поттера с его дружком-идиотом. И тут я понял: вот он – мой шанс сделать что-то стоящее, что позволит им выиграть в этой войне. Да, я соврал Белле и уже гордился собой, когда увидел на полу Гермиону, и сначала даже порадовался тому, что она жива. Но когда за нее взялась моя сумасшедшая тетка, я чуть было сам не сошел с ума. Я смотрел на эту сильную, гордую девушку, извивающуюся на полу, и мне хотелось удавиться. Но я видел в ее взгляде эту мольбу. И просто смотрел. Я до сих пор ненавижу себя за это. Им удалось сбежать, а Белла и мой отец, и я вместе с ними получили столько Круциатусов, сколько не получали все вместе взятые ни разу до этого. И тем не менее я держался. У меня был стимул – увидеть ее еще хоть раз. Я тешил себя надеждой, что за мою помощь Поттеру меня оправдают. Надо только, чтобы этот очкарик победил. Следующая встреча не заставила себя долго ждать. В большом зале, под общие аплодисменты, МакГонагалл утерла нос Снейпу, слизеринцев отправили в подземелья (я-то, конечно, по пути смылся), а Святой Поттер побежал искать что-то там. В одном из коридоров я столкнулся с ней. Эти глаза, взволнованное лицо и громкий вздох облегчения при виде меня – все это я точно никогда не забуду. Пробегая мимо меня, она шепнула только одну фразу: – Мы победим, так что не наделай глупостей, – и быстро скрылась из вида. А я остался стоять, осознавая, что она все-таки верила в меня. Это давало силы и вселяло надежду – хотелось тут же что-то предпринять. И я решил сделать самое правильное, на мой взгляд, – уберечь семью. Во что бы то ни стало надо было найти родителей и увести их подальше. Однако идея не увенчалась успехом – начались оборонительные работы, и с территории замка было не выбраться. Оставалось только ждать. Гермиона. Когда я, наконец, нашла его в этом огромном замке, первым желанием было кинуться ему на шею и аппарировать подальше. Но я понимала, что это не выход. Он не мог оставить семью, я не могла бросить друзей. Поэтому я решила хотя бы попытаться спасти его дальнейшую жизнь. В ту фразу я вложила всю веру в него, что теплилась в моей душе. Кажется, он все понял. Потому что, когда началась настоящая битва, ни один Малфой не был замечен за убийством. Их вообще практически не было видно на поле сражения. Потом, в лесу, Нарцисса спасла Гарри. Это, в совокупности с поступком Драко в Малфой-мэноре, должно было помочь им хоть как-то сохранить репутацию. Гарри убил Волдеморта, большинство Пожирателей были схвачены сразу на месте. Малфои даже не пытались сбежать – сами сдались, надеясь на рассмотрение дела в суде и показания Гарри. На самом деле новая реальность начала проявляться с первых же моментов после победы. Эта реальность складывалась из смертей и убийств, из отчаяния и надежды, из нас, молодого поколения. Мы прошли эту войну, она пережевала нас и выплюнула. Мы оказались на пороге нового мира, где, как выяснилось, никому особо и не были нужны. Вопреки ожиданиям, нас не стремились взять в Аврорат или Министерство. Вместо этого нас отправили доучиваться. Конечно, подумаешь, война! А ЖАБА никто не отменял: хотите чего-то добиться в жизни – идите за дипломами. Мы и пошли – я, Гарри, Рон, Луна, Невилл, Джинни. Школу все лето восстанавливали, и я принимала в этом активное участие. Но Драко ни разу там не появился. Газеты долго пестрели новостями о том, что Нарциссу с сыном оправдали (стараниями Гарри, конечно), а Люциус отправился на пожизненное заключение в Азкабан. Конечно, тот выпуск Слизерина потерял весь свой престиж и авторитет, но почти все они вернулись в Хогвартс на повторный последний год. Драко тоже был среди них. Изменились ли наши отношения? Да. Он перестал цеплять меня и обращать внимание на чистоту крови. Но это было не удивительно – по новому закону люди, открыто выражавшие отрицательное отношение к магглорожденным, получали огромные штрафы. И все же изменилось что-то еще. Я часто ловила на себе его задумчивые взгляды, пыталась понять их природу и бессильно опускала руки. Он по-прежнему оставался совершенно недоступным для моего понимания. В какой-то вечер мы всем курсом отправились в Три метлы. Да, война сблизила нас всех. Не было больше той многолетней межфакультетской борьбы. Рон, кстати, постоянно заинтересованно поглядывал на Паркинсон, которая, при близком рассмотрении, оказалась вполне сносной особой. В тот раз все перебрали с выпивкой и расходились кто как мог. Проснувшись утром, я обнаружила себя в совершенно незнакомом помещении. По серо-зеленым цветам я поняла, что комната имеет какое-то отношение к Слизерину. Сев на кровати, я огляделась по сторонам, и взгляд практически сразу наткнулся на белую макушку – Малфой спал в огромном кресле и, похоже, не испытывал ни капли дискомфорта. В ужасе я вскочила с кровати и бросилась к зеркалу, тут же вздохнув с облегчением. Я была одета, и никаких следов увеселительной ночи обнаружено не было. Я растолкала Малфоя, который посмотрел на меня с не меньшим удивлением, чем я на него. Порядком уменьшив его запасы антипохмельного зелья, мы начали восстанавливать события прошедшего вечера. Оказалось, что по какой-то нелепости мы решили продолжить празднование у Драко, потому что у него имелся отменный огневиски (я до сих пор думаю, что никто этой отменности не оценил – все были и без того слишком пьяны). Однако пока мы добирались до комнаты слизеринского старосты, народ попропадал. Первыми отстали Рон и Панси. В районе кабинета зельеварения непостижимым образом исчезли Гарри и Луна. Джинни и Блейз все-таки добрались с нами до гостиной, но ступеньки им, видимо, показались непреодолимым препятствием. Тео по привычке отправился в свою спальню и решил, что раз уж он оказался возле своей кровати, грех не воспользоваться такой возможностью. Однако два персонажа из нашей памяти выпали окончательно и бесповоротно – Невилл с Дафной дошли с нами до спальни, но обнаружить их мы так и не смогли, как ни искали. Все открылось через несколько часов, когда мы всем скопом собрались на обеде. И вот именно об этом обеде есть теперь, что вспомнить. Все-таки Рон с Панси очень хорошо смотрятся вместе (хотя фамилия Уизли ей явно не идет). Остальное было ожидаемо, кроме самой внезапной перемены – блистательная надменная Дафна и тихий скромный Невилл. Драко. Да, после той пьянки все решили, что мы с Грейнджер теперь тоже парочка. Но мы-то, в отличие от них, даже спали на разных предметах мебели, непонятно, правда, почему. Однако я к тому времени уже давно понял, что люблю эту заучку настолько сильно, что становилось страшно. И понять, взаимно ли это, было несложно. В конце концов мне это надоело – мне нужна была определенность. Я подловил ее однажды вечером, когда она возвращалась из библиотеки, прижал к стенке и устроил форменный допрос с пристрастием. Добиться от нее ответного признания в любви не составило труда. – Ты думаешь, у нас что-то может быть? – с надеждой спросила она после нескольких минут молчания. Я посмотрел ей в глаза. – В этом мире – да. Мы ведь сами создали его таким, так почему не можем стать счастливыми хоть теперь? – я говорил тихо, но настолько искренне, что сам испугался. Она улыбнулась. – Ты прав. Конечно, почему не теперь? Ведь все уже позади, – с этими словами она едва заметно подалась вперед, но этого хватило. Я впервые целовал ее. Возможно, для первого поцелуя я был грубоват, но ее губы, такие мягкие и теплые, не давали мне быть другим. Мне хотелось владеть ею. Она должна была стать только моей и ничьей больше. С трудом прервав поцелуй, я потянул ее за собой в сторону слизеринской гостиной. В моей спальне была огромная и весьма удобная кровать, и я решил этим воспользоваться. Гермиона шла неуверенно. Она сомневалась в правильности своего решения, но я не собирался так просто ее отпускать. На нее у меня были совершенно другие планы – не меньше жизни она проведет со мной. На лестнице, ведущей к моей комнате, я подхватил ее на руки. Она рассмеялась от неожиданности и вцепилась в меня руками. Оказывалось, она боится высоты. Едва закрыв за собой дверь и опустив Гермиону на кровать, я вернулся к прерванному занятию. Поцелуи становились все жарче и жарче, но я не спешил предпринимать еще какие-то шаги. Мне нужна была ее инициатива. Будучи смелой девушкой, Гермиона не заставила себя ждать. Ее руки скользнули к воротнику моей рубашки, и она начала расстегивать пуговицы. Удавалось ей это с большим трудом. От нетерпения я, кажется, зарычал и сам сорвал эту чертову рубашку. Пуговицы с тихим стуком покатились по полу. Гермиона же с восхищением рассматривала мое тело. Я даже усмехнулся, но желание взяло верх – я начал стаскивать с нее водолазку. Опомнившись, она ловко вывернулась из моих рук, и сама стянула с себя свитерок. Открывшийся вид был явно лучше, чем мой торс. Небольшая грудь, поддерживаемая тонкой кружевной тканью черного бюстгальтера, выглядела настолько аппетитно, что я стащил мешающий предмет гардероба зубами, открывая себе доступ к ее соскам. Стоило мне коснуться их языком, как она изогнулась, подаваясь мне навстречу. Я провел по ее бедру рукой, проникая под юбку. Ее трусики были насквозь мокрые, что возбудило меня еще сильнее. Я несильно прикусил правый сосок, отчего она тихонько застонала. Рывком сорвав с нее юбку вместе с трусиками, я начал покрывать поцелуями ее плоский живот. Тянуть дальше не было ни сил, ни желания. Аккуратно войдя в нее, я почувствовал сопротивление. Я был у нее первым. В тот момент меня переполнял такой восторг, что я готов был схватить ее на руки и кружить по комнате, но потребности взяли свое. Я надавил сильнее, и сопротивление исчезло, а Гермиона в этот момент негромко всхлипнула. Я обнял ее и замер. Через несколько минут она задышала ровнее и подалась мне навстречу. Я снова начал аккуратно двигаться вперед. Похоже, дискомфорта она больше не ощущала. Приходилось сдерживать себя изо всех сил, чтобы не причинить ей боль, поэтому меня хватило ненадолго. Но я не был бы Драко Малфоем, если бы девушка в моей постели не получила бы оргазм раньше меня. Гермиона. Наш первый секс был потрясающим. Хотя ни один последующий меня не разочаровывал. Наша история все-таки закончилась хэппи-эндом. Завтра у нас будет свадьба. Сегодня нам пришло в голову, что некоторые моменты истории нашего «мы» известны только с точки зрения одностороннего восприятия. Поэтому мы решили поделиться друг с другом даже этим, чтобы в новую жизнь вступить с чистой совестью. Этот человек оказался совершенно не таким, каким я видела его в школе. За желчностью и озлобленностью на весь мир кроется очень чувствительная натура, которая, между прочим, намного обидчивее, чем я. Прошло уже три года, а он все так же носит меня на руках, нежданно-негаданно дарит огромные букеты и постоянно благодарит меня за то, что я появилась в его жизни. Я, конечно, более сдержанна (кто-то же должен быть взрослым), но тоже частенько благодарю его – в основном, когда он спит. Сейчас я понимаю – вот, ради чего мы сражались. Мы отвоевали свое право на собственное счастье без предрассудков и лишних сложностей. Главное верить, тогда исполняются любые мечты.