Атмосфера военного госпиталя.

Запись первая.Вокруг стоит нестерпимая вонь. Сотня гниющих и не совсем тел, расположена вокруг меня рядами, в хлипком, но большом павильоне посреди поля. Удивительно, как его ещё не уничтожили немцы. Я здесь уже неделю. Лежу и страдаю от бездействия. Признаться честно, сейчас, я и сам больше похож на разлагающийся труп, чем на солдата советской армии. Какое счастье, что мне в руки попала эта тетрадь. Многие здесь мечтают о клочке бумаги для писем, я же свой использую как дневник. Запись вторая.Все два года проведенные мною на войне, после каждой разорванной бомбы, после каждой пролетевшей рядом пулей на меня обрушивался страх, тот что чувствуют безмозглые антилопы гонимые гепардом по пустыням Африки, ужас приближающейся смерти, животный страх. Так было с каждым солдатом. Масло в огонь подливают постоянно взрывающиеся на мине солдаты или же убитые пулями и ещё Бог знает чем. Постепенно ты теряешь покой, находясь в таком состоянии 24 часа в сутки. Всегда на стороже. После года войны это почти перестаёшь замечать. Но ты на фронте и бой окружает тебя везде, если не наяву, то во сне. Как писала Анна Ахматова: "Я только раз видала рукопашный. Раз наяву и тысячи во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне." Запись третья.У меня заражение крови. Врачи заставили выбирать либо ампутация ног либо смерть. Я выбрал второе, но врачи уже почти сделали первое. Не замечая моих громких криков. Да, и в общем, тут так кричал каждый. Всех резали на живую, в редких случая с небольшой дозой анестезии. Надеюсь, я не умру. Запись четвёртая. Ампутация прошла довольно успешно. Теперь я в темноте. Сил писать больше нет. Запись пятая. Как мне выбраться из этого лабиринта страданий? Первое, что приходит в голову, заснуть. И проснуться только тогда, когда это всё пройдёт, когда жизнь уладится, война закончится, боль утихнет. Но это не возможно! Сон равен смерти. Лабиринт не даст заснуть, он разбудит меня и заставит страдать снова и снова. Слёзы льются, не потому что больно, это лишь одна из причин. Я плачу хотя бы потому, что эту пытку нельзя остановить. Только Богу известно, сколько она ещё продлится: день, неделю или же всю мою оставшуюся жизнь. В такие моменты, Господь кажется мне больной фантазией глупых людей. Где он? Если он существует, почему сейчас здесь, изнываю от одинаково сильной физической и душевной боли ? Но потом, вспоминая все случаи в госпитале и на фронте, понимаю что он здесь. Помогает, немного, очень своеобразно, исподтишка, но всё-таки помогает. А ещё проверяет мою слабую и невозможную в Советском Союзе веру в него. Думаю, я провалил этот тест, но хорошая молитва любому поможет. А иногда мне становится не так больно, я поднимаю глаза и понимаю, что я в тупике. Это и заставляет меня жить, начать действовать, взбивать масло, что бы, словно вторая лягушка не утонуть в огромном чане с молоком. Знаете, многие в госпитале, просто тонут, теряются во тьме лабиринта, не поднимая глаза на наш общий тупик, не пытаясь хоть как-то барахтаться. Но есть и такие люди, которые сразу видят свет. Горю не победить их. Я завидую таким. В наше госпитале лежат и офицеры, у которых это не первое ранение. Они говорят, что лучший выход из лабиринта это время. И правда оно помогает. Запись шестая. Мне легче. Я пролежал в госпитале ещё несколько недель и меня отпустили домой. Наконец-то закончилась война. Запись седьмая. Дома меня приняли хорошо. Родители умерли ещё до войны, невеста у меня была, но сейчас я не могу разыскать её, не дай Бог погибла. Добрые люди пустили к себе пожить на время,пока государство не даст квартиру. Все оставшиеся в живых знакомые рады, что я вернулся, хоть и без ног. Это греет душу. Знаете, люди вокруг радуются, празднуют, нет больше войны. Я, вчерашний мальчишка, теперь герой. Все сострадают. Когда я только вернулся, разрываясь от душевных и физических страданий (последние сейчас немного поутихли), всё сочувствие казалось мне плевком в лицо. Я был, словно раненый зверь, хотелось просто забраться в укромное место и зализать свои раны. Я оставался в одиночестве думая над тем как быть дальше. Но потом, знаете, никто не сторонится меня, все понимают, всем было тяжело, помогают, кто, чем может. Особенно матери, чьи сыны так и не вернулись. Когда я начинаю жалеть о потерянных ногах, мне говорят "Скажи, спасибо, что жив остался". Как я понял с их слов, потерянные ноги это своеобразная медаль с войны. Медаль, которую нельзя потерять. Не награда, память. Запись восьмая. Прошло уже пол года после окончания войны. И я нашёл свою невесту, скорее она нашла меня. Подбежала как-то в парке и не поверила своим глазам. Сказала лишь одно: "Живой!". И я улыбнулся и расплакался, сам не знаю почему. Когда ноги ампутировали, не плакал, а здесь по-мужски заревел. И она заревела. Помню как, уходя на фронт, прощался с ней. Она тогда тоже плакала, только то были слёзы горя, а не как сейчас радости. Я в тот день взял её лицо в свои руки и прошептал: "Не позволяй войне забрать свет твоих глаз." И ушёл, ни разу не обернувшись. А ещё думал о ней всю войну, кроме разве что тех поглощённых в забвение дней в госпитале. Запись девятая. Мне повезло, моя девушка восприняла меня таким, какой я сейчас есть. Думаю это последняя запись в моём импровизированном дневнике. Жизнь потихоньку налаживается, нам дали квартиру, мы наконец-то поженились. Ноги ноют, а душа почти зажила. Она никогда не зарастёт полностью, война это не то, что обычно вычёркивают из памяти.