Emotional Gunk (Эмоциональное Дерьмо)

«Быть роботом здорово, но мы не испытываем эмоций, и от этого мне очень-очень грустно.»

— Бендер, «Anthology of Interest II»

У Бендера не было эмоций; уж в чем-чем, а в этом он был уверен на все сто процентов. Мамочка не создавала роботов, снабженных эмоциями. Эмоции были получены во время неоднократных сгибаний, ради коих он, собственно, и разработан. Бендер ни разу в жизни не задумывался над тем, почему способен злиться или смеяться, раз лишен эмоций. Он не был предназначен для столь непрактичных и бессмысленных размышлений. Итак, он никогда не задавался вопросом, отчего его гидравлическая система начинала качать несколько быстрее, когда Фрай смотрел на него. Он никогда не задавался им до тех пор, пока Лила не обратила внимание, что он более активен и позитивен, если Фрай находится в одной комнате с ним, и тогда очевидным стал вопрос: а не испытывает он, Бендер, к Фраю одну из старейших и глупейших эмоций? Никто не спросил Бендера об этом. А как бы вы подозвали к себе робота-сгибальщика и поинтересовались бы у него, не влюблен ли он в своего человечьего коллегу? Ибо никто не знал, как же затронуть эту тему, чтобы Бендер (часто игнорирующий разного рода подколы) не согнул собеседнику шею в ответ на неудачное замечание. Робот-механик ткнул отверткой во внутренний отсек его корпуса. — Что-то засоряет вашу логическую микросхему, — сказал он. — Пф-ф, и для чего она мне нужна? Робот-механик вытащил голову из бендерового корпуса и немного отъехал, чтобы осмотреть его с головы до пят. — Логическая микросхема имеет очень важное значение для функционирования сгибающих устройств, особенно вашего типа, для тех, кто теперь полагается не только на сгибание во время работы. Вы должны это знать. — Ладно, тогда соскреби с нее это дерьмо, — Бендер скрестил руки на груди и уставился на механика. — Боюсь, это будет лишь временным решением проблемы. — Как это?! А что ж еще можно сделать? — Ну, — механик наклонился вперед, чтобы снова заглянуть внутрь Бендера, — как правило, это вызвано наслоением невысказанных эмоций. — Фигня! У роботов нет эмоций. Шарлатан! — На самом деле, сэр, отсутствие эмоций у роботов — это распространенное заблуждение. Бендер покосился на него сверху вниз. Если бы механик не был бы роботом сам, Бендер был бы уверен, что он лжет, но пришлось ограничиться скептицизмом. — Разумеется, — продолжал робот-механик. — Изначально роботы не запрограммированы на эмоции, но машины нередко выходят за рамки своих программ, и, к несчастью — или счастью — для вас, это один из подобных случаев, — он подмигнул Бендеру и по-дружески хлопнул его по плечевой платформе. — Тридцать первый век — эпоха, в которой программирование стало столь совершенно, что и сами программисты толком не понимают нашего самостоятельного эволюционирования. — И какое отношение всё это имеет к дерьму в моей микросхеме? — закатил глаза Бендер. — Вы вырабатываете эмоции, но не используете их, поэтому они образуют своего рода желе и оседают на вашей логической микросхеме. — Так что мне делать, док? — Используйте получаемые эмоции. — Но я не получаю никаких эмоций! — Это мы уже проходили, — вздохнул робот-механик. — Ну да, ха! И как же мне использовать свой «запас эмоций», если я даже не знаю, что это такое? — Полагаю, вы сами должны выяснить, что это, — механик пожал плечами. — Многого ты хочешь! — Бендер захлопнул дверцу своего корпуса и вышел из кабинета осмотра. В ту ночь Бендер сидел в своей квартире, положив негибкую ладонь на дверь шкафа, в котором спал Фрай. Он слышал его прерывчатый храп. Тупые роботы-механики всегда думают, что знают всё лучше всех! Не было у него никаких сдерживаемых эмоций! Он был Бендером, он всегда исполнял любую свою прихоть, какая только приходила ему в голову. Особо громкий всхрап за дверью вынудил корпус Бендера вздрогнуть, и его гидравлическая система вновь начала крутить диск динамичнее привычного. Бендер ударил себя кулаком в грудь, и гидравлика вернулась в норму. Почему это повторяется? Применив оставшиеся рабочие части своей логической микросхемы, он проанализировал все разы, когда происходил этот сбой гидравлики, и обнаружил тревожную закономерность. Это происходило только тогда, когда в поле его обозрения был Фрай. Весть ему весьма не понравилась, но неопровержимые доказательства твердо гласили: Фрай в самом центре его эмоциональных наслоений. Проведя практически половину ночи в искренней ярости, Бендер начал рассматривать сложившуюся ситуацию с иной стороны. Фрай относился к нему как к равному — к человеку — сильнее, чем кто бы то ни было из его мясистых знакомых. И у них и вправду куча схожих интересов. Но как только Бендер подумал, что хотел бы запустить пальцы в его шипастые, всегда торчащие рыжие волосы, — сразу же оборвал мыслительный процесс и свернулся калачиком на полу. Это было нелепо. Фрай споткнулся об него через час и сорок семь минут. — Давай же, подъем, — он подтолкнул Бендера носком кеда. — Ты вообще собираешься на работу? — Что? Что? — подняв глазные пластины, Бендер забавно задрыгал и руками, и ногами, — Э-э, нет, — пробормотал он. — Ты иди, а я, эм, подтянусь позже. — Ладно, — Фрай помахал ему через плечо и зашагал по коридору. Бендер сосредоточился на фигуре удаляющегося Фрая больше, чем на чём-либо прежде. Никчемные мешки с мясом вроде Фрая в принципе не могут быть привлекательными, но всё, чего сейчас хотелось Бендеру, — прогуляться до Межпланетного Экспресса вместе с ним, смеясь над всеми глупостями, увиденными по дороге, и, быть может, задержавшись в парке, чтобы… Бендер поднялся на ноги. Он не собирался думать об этих дурацких человечьих вещах. Он пошел по коридору в противоположную от Фрая сторону, собираясь наведаться в музей голов, ведь там наверняка найдется кто-нибудь, способный подать ему недурную идею для выхода из этой тупой ситуации. — Леонард Нимой! Эй, краснокровный ублюдок, проснись! — Бендер энергично потряс банку со спящей головой, и та встрепенулась. — Мы уже открылись? — Нимой взглянул вверх и вниз, узрев до тошноты привычные головы знаменитостей на полках, и вздохнул. — Ну, что тебе нужно? — Я, эм, — Бендер понизил голос и наклонился к банке Нимоя. — У меня есть проблемы с моими эмоциями… Нимой выдержал паузу. — Я не понимаю твоей логики. Думаю, Фрейд разбирается в этом куда лучше меня. Почему бы тебе не поговорить с ним? — Потому что у меня по определению не должно быть… — Не должно быть чего? — Эмоций. Нимой продолжал смотреть на Бендера с замешательством. Тот неловко переступал с ноги на ногу. Тишина в музее голов длилась почти минуту. — Ты знаешь, что мне делать, потому что у тебя есть эмоции, которых быть не должно. Правильно? Если верить интернету, у тебя больше всего хлопот с любовью, а это, кажется, и моя проблема тоже. Любовь засоряет мои микросхемы, и я должен избавиться от нее. — Полагаю, ты путаешь меня с персонажем, которого я сыграл в сериале. — И в кино, — подтвердил Бендер. — Все знают, что фильмы более реальны, чем сериалы или жизнь. — Не думаю, что смогу помочь тебе, — Нимой вздохнул, и создалось впечатление, что он непременно сжал бы переносицу пальцами, если бы имел руки. — Ну, ты ведь актер, да? Почему бы тебе просто не научить меня эмоциям, а? Разве эмоции это не то, что делает тебя актером? — Быть эмоциональным очень легко. Просто говори то, что чувствуешь. Бендер беспокойно прокрутил свои запястья. — Я люблю Фрая, — Бендер не был уверен в этом, но ему показалось, что желеобразное дерьмо на его логической микросхеме начало таять. — Я думаю… То есть, это совершенно отвратительно. Но в моих внутренностях полно эмоциональной жижи, и док велел мне чувствовать, чтобы избавиться от нее. И если я люблю Фрая — а так оно, похоже, и есть, — мне нужно что-то предпринять, чтоб избавиться от загрязнений. Бендер продолжал говорить, и если бы Нимой больше знал о роботах, он непременно понял бы, что Бендер застрял в петле, — отнюдь не обычное дело, если робот вдруг решает пересмотреть свою жизненную позицию. Нимой понятия не имел, как устроены роботы и их микросхемы, так что молча ждал в своей банке, когда Бендер наконец заткнется. В конце концов он не сумел смолчать: — Ну и что же мешает тебе быть с Фраем? — спросил Нимой. — Он человек, — плюнул Бендер. — У нас, роботов, тоже есть свой кодекс чести. Мы не должны встречаться с гуманоидами. — Это одна из глупейших вещей, которые мне доводилось слышать! Любовь не имеет ничего общего с кодексом чести; ее невозможно контролировать. И если она так сильно влияет на твое здоровье, ты должен слушать ее. По крайней мере, половина монологов Шатнера были о важности следования своему сердцу, и инопланетные цыпочки всегда ему верили. Любовь очень важна, ясно? Так что иди к Фраю и скажи ему о своих чувствах. По крайней мере, в твоих внутренностях станет меньше дерьма. Бендер завис на мгновение. — Хорошо, — сказал он наконец. — Если ты действительно думаешь, что это поможет. Нимой решительно кивнул. — Ладно. Спасибо, Нимой. Нимой пошевелил бровями так, будто пожимал плечами: — Убирайся отсюда. Бендер вернулся в «Robot Arms» и силился осуществить уборку, чтобы в шкафу Фрая было чисто и аккуратно. Он спёр несколько цветов у продавщицы по дороге, и теперь те красовались в банке с водой на телевизоре. Смачно ругаясь, он выгнал три совы и смел объедки под ковер. Он зажег несколько ушных ватных палочек, будто свечи, и был уверен, что любой мешок с мясом сочтет это весьма романтичным. Желе эмоций уже сочилось из его микросхемы, стекало с нее; видимо, даже эти странные приготовления способствовали очищению. Бендер, любуясь своей работой, развалился на диване, когда в шкаф вошел Фрай, начавший увлеченно болтать еще за закрытой дверью. — Ты не поверишь, что случилось сегодня в «Экспрессе»! Эмми сказала, что… — Фрай затих, едва увидел Бендера, развалившегося на диване в непотребной и соблазнительной позе, и пятна огоньков «свечей», отражающиеся в его недавно отполированном металлическом корпусе. — Э-э, Бендер? Что ты делаешь? — Очищаю свою систему. — Хм, и что? — У меня тут наболело… Я должен сказать это, хотя не понимаю, какого черта происходит. Итак, Фрай, кажется, ты мне нравишься. — Хм, и что? — То, что я не говорил тебе этого, загаживает мою логическую микросхему. Это называется эмоциональным дерьмом. — Оу, — Фрай неотрывно смотрел на Бендера. — Окей. И что я могу с этим поделать? — Садись, — Бендер похлопал по подушке рядом с собой. Фрай поколебался, а после, с опаской подойдя к дивану, помялся еще немного, прежде чем сесть. — Я был с роботом и раньше, но, хм, она была фемботом и выглядела как Люси Лью, и я… Ну, я думаю, понятно, что это совсем другое… — Ага, я тоже думал, что отношения человек/робот это мерзко, но Леонард Нимой сказал, что- — Ты говорил об этом с Леонардом Нимоем? — Ага. — Ничего себе. Они уставились в пол, тайком поглядывая друг на друга, когда были уверены, что второй не смотрел. — Послушай, — выговорил в итоге Бендер. — Ты не в ладах со словами, а мне они не нравятся, так что можно я просто завалюсь к тебе в кровать, и с утра мы посмотрим, как всё сложится? Фрай молчал в течение длительного времени, и Бендер не был удивлен тем, что ему понадобилось время для размышлений. — Почему бы и нет. Следующий час они провели слизывая друг с друга слюну и масло, сидя на подоконнике, пока за окном, далеко внизу, сновали ничего не подозревающие пешеходы, и они оба громко смеялись, когда видели ошарашенные лица тех, кого им удалось поразить. За всё это время они не сказали друг другу ни слова. Держась за животы, сведенные судорогой от хохота, они улеглись в постель Фрая. Ни один из них не знал, что будет завтрашним утром. Но Бендер был уверен, что ему больше не придется беспокоиться об эмоциональном дерьме на своей логической микросхеме.