Endlessly

Джек не помнил точно, когда это произошло, но он был уверен, что родился зимой. Это был декабрь, однозначно. Глупо, но первым, что он почувствовал, был не ледяной воздух, рвущий новорожденные легкие, а слабый запах ванили. Лед был чересчур хрупким, и слишком толстым. Он трескался под пальцами, и поглощал все звуки вокруг, не выпуская его за пределы своих владений. Но Фрост точно помнил, что он был один. Наверное, поэтому всю свою так-называемую-жизнь Джек жил лишь себе на уме. Его не интересовали ни дела Хранителей, ни детские развлечения, как бы там он не был от них зависим. Парень всегда держался в стороне, наигранно выражая свою не привязанность ни к одной из оппозиций. Он был вечно молодой и всеми любимый, парень с милым личиком и промерзшей душой. Остальные же мелочи и песчинка в глазу была лишь вопросом скоротечного времени, которое никак не было возможности повернуть вспять. Фрост тратил большую часть своего времени, гуляя босыми ступнями по грани, не думая о ярком будущем, в котором его не было. Скрывай не скрывай, он знал, что после всего он был также зависим от старых проблем, не видя никакой возможности расстаться с ними. Питч же был наоборот всесторонним, и не зацикливался ни на чем, кроме самых ничтожных черт его кромешной души. Страхи детей, наполненность кошмарами, постоянное кидание с континента на континент – он был буквально насквозь пропитан мертвым черным песком, который, не останавливаясь, просачивался через пустоту внутри его прогнившего мирка, не давая застопориться, служа своеобразным топливом в его вечном существовании. Ночной кошмар там, страх смерти здесь – у мужчины не было другого варианта для существования. Он был случайной кляксой на картах многих, занозой, на которую было весьма проблемно не обращать внимания, или же пытаться вытащить, не оставив при этом древко глубоко внутри. Он был безупречен. И дико одинок. Кромешник привык обитать среди кошмаров, что сказать – это была его первоначальная стихия, тот яд, который он впрыскивал в жертву, когда она даже и не подозревала. Он получал неописуемое удовольствие, терзая и ломая неопытные детские умы через их страхи, находя лазейки во всем, буквально раздавливая изнутри. Но только из-за одного взгляда длинных ресниц, полуслова, ненароком сорванного с губ, Питч готов был отпустить все его грехи, несмотря даже на то, что незаметно даже для себя он продолжал убивать его. Он забирал их себе, они были в нем. Это было ментальное отравление. Они были запредельно разными, кружа по краю арены, не находя компромисса для общих планов. Дни, - они обжигали лучами солнца, также как и ночи клеймили своим холодом и мраком. Фрост же на вкус был как сахар и лед. Легкий, поверхностный, независимый. Подсознательно он знал, что встретил свою любовь еще до рождения. Парень всегда имел в виду то, что говорил – каждое слово. Оно не было продумано, лишь выброшенные льдинки с промерзшим контекстом, который бил по больному втайне от хозяина. Хотя со временем Джек все забывал и лишь отмахивался от сказанного ранее, для Питча ничего не теряло смысл, загнивая изнутри, ворочаясь огромным черным комом, зарываясь все глубже. Он отгораживался от него, окрашивая в серебро и укутывая в холод, на что в ответ Джек наивно протягивал свои руки, пытаясь вытащить его оттуда, открывая в ответ все свои тайны. Если он в него верил, то как же он мог тогда исчезнуть? Совершенен ли я?... Он не принимал нежность. В его понятиях это было давно забыто и стерто. Питч привык завоевывать, сминать, подчинять. Но каждый день он не мог смириться с тем, что он с ним, или, хах, все же любил его. Как привычку, как назойливую соринку, из-за которой уже до кровавых слез раздираешь себе глаз лишь для того, чтобы забить ее ещё глубже. Это было его фирменным гамбитом, за которым скрывалась очередная стратегия. Он обещал мальчишке, что поглотит его страх, одновременно отвлекая и глубже целуя, но даже тогда он врал. Просто Фрост еще никак не мог оценить, как впечатляюще выглядят следы от укусов. Собственнически, превосходно, властвующее. Он был его, только его, и Питч с ненавистью скрывал его в своей темноте, укрывая от звезд, стремящихся обратить их в ничто. Вчера Кромешник мечтал только о нем. Как и всегда. Миллиард раз он обещал себе не привязываться и не тащиться за мимолетными воспоминаниями, но он просто не мог отделаться от них. Он врал, говорил, что уйдет и забудется, как очередное увлечение, но каждый раз его останавливали невесомыми поцелуями в закрытые веки, и прощанием в рассветный сон. Он забирал себе все, принося в ответ ничего. Парень играл на контрасте рядом с ним, он был иной полярности. Джек был серебром и безмолвием, вечным хранителем холода и отдаленности. И Питчу всегда было чуждо то, что такой миниатюрный, такой антагонистичный и абсолютно другой он обнимал его, в темном великолепии. Они были как две части песочных часов – светлая и заполненная, и пустая, раздражающая своими остатками песчинок на полых стенках. Неосознанно сжимая, комкая в своих светлых ладонях ткань темного плаща, Фрост зарывался лицом в такую мрачную со всем его естеством противоположность, и, как какой-то неуверенный подросток, надеялся на ответ. Он с безмолвной яростью вжимался в поисках ответа, заставляя почувствовать холод своего лица, стараясь не думать о холоде внутри себя. Пока он ждал, он угасал, терял ту самую искру, которая привлекла Луноликого через непроницаемые слои черной густой воды, через уровни льда и мрака. Он знал, что сгорит при падении, сгорит, как звезда, и не хотел отправляться в этот путь один. Он был рядом, но далеко. Он так сказал. Питчу было отнюдь не легко. Он променял все ради одного, оставил все позади, превратив все в пепел и разруху. Кромешник наблюдал за его рождением и с каким-то трепетом смотрел, как он растет. Оставаясь всегда в тени и выжидая нужного момента, он смирился и принял такое теневое существование, которое было смешно называть жизнью, - оно поглощало его, медленно уничтожая все воспоминания, стирая из души все светлое и хорошее. Питч много где был раньше, но видел все это как будто впервые. Он знал, что Фрост вернулся не просто так, чтобы… Раньше Питч всегда приходил сюда днем, и покидал его во тьме, надеясь встретить его по пути. Но сейчас все стало абсолютно не так, как раньше. Читай между строк. НАВСЕГДА. Джек родился зимой. Это было глубоко под землей, много лет назад. Он был очаровательно безмолвен.