Падение

Москва - это Вавилон наших дней. Воистину. Сидишь на крыше, смотришь на высотки Делового Центра, помышляешь о зле и иногда немного скучаешь. Просто от собственной же лени. Мир этот всё равно рано или поздно развалится на части, согласно замыслу этого циркача на облаке, так зачем свою непокорную бездну эмоций раскрашивать ненужными цветами? - Эти здания напоминают мне ту реальность, что мы видели с тобой в 1812 году. Когда мы были обычными людьми? Воистину, блять. Давясь желчью, я привычным движением достаю инъекцию серы в хромированном шприце и, будто наркоман, с довольным стоном колю её себе в бедро. Так надёжнее. Во всяком случае, присутствие ангела не будет вырывать мне позвоночник с мясом и крошить внутренности. У меня при одном-то упоминании об Аваддоне скручивает желудок, приходится неделями отлёживаться в покоях в окружении серных курильниц и пары шлюх. Лишь бы забыть его. Бесконечно преданного идее и Создателю, блять, чтоб он был неладен. - Стеклянные высотки, в которых ты не чувствуешь себя в безопасности от слова “совсем”. Курить будешь? Он касается меня крылом и садится рядом, привычно щелчком открывая портсигар. Весь такой святой и почти праведный. Так хочется размазать его целомудрие по шиферу и вырвать этой курице глаза, чтобы они не смотрели так карамельно-жалостливо сквозь маску. Бесконечно чёрные. Невыносимо глубокие. За этими глазами разверзается бездна из самых потаённых твоих желаний и страхов, а в ушах начинает скрежетать миллионом крылышек и жвал целая туча саранчи. Аваддон больше походит на демона, нежели на ангела, и это, блять, ужасно давит на гордость. - Как хочешь… - в воздухе расползается сигаретный дым и безмолвие, подобное размеренной тишине в райских кущах. - Давай свои блядские сигареты. Я прикуриваю и снова смотрю на громаду Делового Центра и мечущиеся по улицам фигурки продажных бизнесменов и их шлюховатых женщин. Если мир и погряз в грехе, то именно в Москве. Тут уже ничего не попишешь, стоит только телек включить, и можно смело лететь прочь с этой планеты в пустоту прекрасного космоса на горящей жопе. - Давай мы не будем молчать… - вздыхает Аваддон рядом, и безликая маска поворачивается в мою сторону, будто обвиняя, ожидая оправданий. Он сумел побывать в моих глазах и жалкой курицей, и лидером адского восстания, и королём кузнечиков в смешной тунике. Ему безмерно идёт его кремовый костюм, а на мне всё та же футболка Demon Lord и косуха. Мы смотримся безумно комично на этой сраной мокрой крыше. - А о чём ты хочешь поговорить? О том, как нам, блять, было хорошо вместе? Ангел ведёт себя, как баба, ей богу. Но тот эпизод навечно врезался мне в память и отравил всё моё существо. Когда мы были на одной стороне, не нужна была сера, меня не било молнией при каждом упоминании этого бородатого хрена с небесного свода. Мы просто крепко обнялись, и этот праведный нытик с чёрной бархатной кожей честно признался, что мечтает повернуть время вспять и написать свою историю, в которой он остановил мой меч и не дал бы мне сгинуть в адском пекле с блэк-джеком и шлюхами. Вот скука. В который раз я понимаю, что мой выбор был правильным. В Преисподней нет правил и запретов, кроме тех, что могут причинить вред Замыслу Сатаны. Или этому гаду с креста. Какая нахуй разница? - Брось, Агарес. Ты не сможешь скрыть от меня то, что тебе понравилось… - издевательски тянет брат и толкает меня плечом, как в детстве. Для нас обоих тот случай был одним большим грехопадением, благо находились мы в абсолютно атеистическом мире. И кожа Аваддона тогда была белее снега, не то, что сейчас. - Сними эту дрянь… - киваю я на маску и морщусь. - Не могу разговаривать с манекеном. Блять, ненавижу манекенов. - Неужели они тебя так пугают? - ангел открывает своё лицо, но посмотреть на него я всё ещё не в силах. Ну же, говорю себе, соберись, тряпка. Мы ведь не чужие друг другу создания, просто папочки накосячили в юности, а потом накосячил большой босс с его навязчивым желанием создавать на Земле всякую поебень. Все мы браться и сёстры, бла-бла-бла. Только вот Аваддона, в отличие от меня, не может разорвать на части одно лишь упоминание Слова Божьего. Блять! Меня от одной мысли передёрнуло так, словно я пальцы сунул в электрический щиток. - Нет, просто мне гораздо приятнее смотреть на твоё лицо, а не на этот кусок блядского серебра. Какого хуя я несу? - Тебе приятно на меня смотреть? Вот так новость… - Аваддон делает паузу и щелчком отправляет окурок в кратковременный полёт с крыши. - Значит тебе понравилось. - Да, блять, мне понравилось. Понравилось… Трахать собственного брата на лакированном столе в каком-то пустом конференц-зале. Признаваться в любви этому праведному ублюдку с замашками шлюхи, который способен на такое, что гетерам с оргий Сатаны и не снилось. Мне даже становится немного жаль, что мы больше не атеисты. Немного. Совсем чуть-чуть. - Я давно говорил, что тебя нужно трахнуть, чтобы выбить из башки всякую дурь. Наконец-то повернув голову в его сторону, я проглатываю ненужные слова и шикаю. Этот урод улыбается, а не пытается меня покарать молнией с бесконечных небес. - Сука ты и говно… - говорю. - Ненавижу тебя. - А я люблю тебя, брат. Всегда любил. Конечно. Прикусив язык, я отворачиваюсь и вспоминаю, как защищал это крылатое недоразумение и засыпал с ним ночами в обнимку. В детстве спать мешали крылья, тогда не мешалось ничего, а теперь нас снова разделяет вечное противостояние добра и зла, которое не даёт нам даже обняться по-людски. Потому как, когда закончится действие серной инъекции, меня вывернет прямо на его идеальный кремовый костюм серной кислотой или желчью. Придётся неделями сидеть в вонючем адском гейзере, дабы смыть с себя карамельную праведность. А если я снова попытаюсь его трахнуть, меня, судя по всему, вообще разорвёт на клочки. Или нет… - Скажи, Аваддон. Правду ли говорят, что ничто не укроется от взгляда Его? - спрашиваю задумчиво. - Ничто… - подтверждает мой брат. - А если я сделаю так, как ты думаешь, он тебя проклянёт? Я резко поворачиваюсь и, смяв бледными пальцами воротник его кремового пиджака, вцепляюсь поцелуем в его губы, словно гарпия, накинувшаяся на добычу. Мы целуемся долго, яростно, как в последний раз, а к горлу моему уже подкатывает тугой комок кровавой блевотины, и голова кружится. Мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание, но Аваддон вовремя отстраняется. Мы слушаем завывание ветра и мягкое шуршание перьев по шиферу. - Ну. Мои крылья на месте. Значит, не проклянёт… - тяжело выдыхает ангел. - А жаль. Я бы с удовольствием поселил тебя в своих адских покоях. Но я знаю, что Аваддон скорее будет молиться двадцать часов в сутки и пить манговый сок в райских садах. Ему нет дела до копоти и серной жары. Он ни за что не падёт ради такого, как я. - Агарес… Ангел Бездны смотрит на меня печально и невыносимо долго. - Будь у тебя возможность управлять чтицей, ты бы изменил что-нибудь? Да. Я бы не позволил ему остаться одному в райской скуке и благости. Мы бы пали вместе. Но… - Нет. Когда сгорают крылья - это охуительно больно. Зато потом становится удобнее спать. - Ты намекаешь на то, что в любом случае бы не дал мне пасть вместе с тобой? Воистину, блять. - Агарес, не молчи. Я поднимаюсь со вздохом и, бросив последний взгляд на стеклянные башни вдалеке, презрительно сплёвываю под ноги. - Пошёл на хуй, Аваддон. До встречи на Страшном Суде. - Куда ты? Домой. Смывать с себя остатки воспоминаний и запахов. Забывать то, что опьяняет похлеще ведра самогона. Забывать этот блядский поцелуй. Ave Satanas.