ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ

*** Ночь. Один из небогатых районов Сеула. *** - Чонин, скажи мне уже, что случилось? - Кёнсу целых полтора часа пытался заставить своего парня открыть дверь. - хен, мне плохо, очень плохо. - было отчетливо слышно, что парень за дверью плачет. - Мать умерла, отец спился, из университета исключили, на работу не берут, а сейчас еще и брат погиб! - Чонин, пожалуйста, просто открой дверь. За дверью послышалось шипение боли. От страха за любимого, Кёнсу начал бить в дверь кулаками изо всех сил. - Чонин, открой, прошу! - послышался щелчок замка, и Кёнсу буквально врезался в донсена, который упал на кровать, утягивая старшего за собой. В комнате витал запах лекарств, но брюнета это мало волновало. - Чонин, пожалуйста пойми, брата ты уже не вернешь... - Кёнсу обвил руками шею Чонина и прижался к его щеке, но тот оттолкнул его с такой силой, что брюнет оказался на полу. - разве ты можешь меня понять?! - Чонин посмотрел на парня с ненавистью и презрением. Его зрачки были огромными и черными. - у тебя вся семья в норме, жизнь удалась... - ты меня совсем не любишь... - на глаза Кёнсу тоже навернулись слезы. - У меня сердце разрывается, когда я знаю, что если ты идешь в клуб, то ты там кого-нибудь трахнешь, напьешься в хлам, а после придешь и завалишься спать! - парень постепенно переходил на крик. - Я уже не помню, когда мы в последний раз занимались сексом! Но я ни разу и слова тебе не сказал! Я никогда не изменял тебе! А ты даже внимания на меня не обращаешь! - Кёнсу уткнулся лицом в колени и дал волю слезам. Не слезам горя, слезам обиды. Он посвящал Чонину всего себя, прощал все измены, а тот даже элементарно не мог проявить хоть самую малость внимания к старшему. Сильные, но нежные руки подхватили легкое тело Кёнсу и бережно уложили на кровать. Сам их хозяин навис над старшим. - ты прав, я думал лишь о себе. Прости меня, Кёнсу, за все прости. Я люблю тебя. - а я хочу тебя. - безо всякого смущения ответил Кёнсу. Дважды младшему повторять было не нужно. Он стянул с брюнета футболку и жадно припал губами к соску, обводя его языком и вырывая из груди старшего стон наслаждения. Кёнсу обнял за шею своего донсена, чьи руки уже стягивали с него штаны вместе с бельем. Чонин нашел в темноте губы любимого и смял их жадным поцелуем. Оба ласкали друг друга будто в последний раз, своими действиями стараясь передать другому как можно больше любви и получить максимум удовольствия самому. Чонин выдавил на пальцы немного смазки и протолкнул в сжатое колечко мышц сразу два, подготавливая Кёнсу и не забывая жадно целовать его. Минут через пять брюнет начал сам насаживаться на пальцы. - Чониииин... Я... Уже готов. - простонал Кёнсу. Младший вынул пальцы, быстро избавился от одежды и закинув ноги партнера на свою талию, резко вошел почти до самого основания. Кёнсу пошло простонал во весь голос и прижал ногами тело любимого ближе к себе. Ему было безумно хорошо. А Чонину просто срывало крышу от податливого молодого тела, что буквально плавилось в его руках, от этой узости и жара вокруг его члена, от близости с любимым человеком. Постепенно он ускорялся, руками лаская тело Кёнсу, а тот все чаще и громче стонал. Младший припал губами к шее хена, оставляя там пару красных отметин. В отместку Кёнсу оставлял красные полосы вдоль позвоночника и довольно-таки больно дергал за черные как смоль волосы, уложенные в непонятном беспорядке. Толчки Чонина стали более быстрыми, более глубокие; каждым из них он попадал прямо по простате, от чего Кёнсу выгибался будто пантера, неистово царапая спину и плечи своего донсена. Толчок - и старший кончает, выгибаясь дугой с громким: „Чонин~а!” Еще пара размашистых толчков, и младший изливается в любимое тело, заваливаясь на него и часто, прерывисто дыша. Наконец отдышавшись, Кёнсу притягивает к себе Чонина и мягко целует. Они всегда так: каждый раз начинается с жадных грубоватых ласк, как последний, а заканчивается как первый - нежными и робкими поцелуями. Но им нравится, и это, наверное, самое важное. - я люблю тебя, Кёнсу-я. Прости меня за ту боль, что я тебе доставлял, за все прости. - прошептал Чонин брюнету на ухо. - я давно простил. А все потому, что я тоже безумно тебя люблю. И буду премного благодарен, если ты с меня слезешь, потому что ты немного тяжеловат. Чонин перевернулся и обняв Кёнсу прошептал ему на ухо: - спи, спокойной ночи. Как только старший задремал, Чонин выбрался из его объятий и схватив первый попавшийся листок, в темноте принялся что-то быстро писать своим не совсем аккуратным подчерком. Положив этот листок на тумбочку брюнета он снова обнял Кёнсу и проскулил от боли где то в районе сердца. Процесс пошел. *** Утро. Спальня Кёнсу и Чонина. *** Кёнсу проснулся со странным предчувствием чего-то нехорошего. Он посмотрел на Чонина, что лежал спиной к нему, перевернулся на другой бок и заметил на своей тумбочке белый лист, которого однозначно не было вечером. На тумбочке Кёнсу стояло лишь две фотографии: одна с его родителями, а с другой весело улыбаясь смотрели Чонин и он сам. И ничего больше. Так что этот листок весьма заинтересовал брюнета. Он аккуратно взял листок, с первого же взгляда узнав почерк любимого, и начал читать. „Дорогой мой Кёнсу~я! Я не знаю, когда ты прочитаешь это, но надеюсь, что все же прочитаешь. Я прошу только об одном: прости меня за то, что я натворил. Я не видел ничего светлого в жизни, казавшейся мне пустотой без конца и края. Поэтому я достал то, с чем давно завязал. Метадон. Двойная доза. Ты очевидно слышал как я шипел от боли, когда вводил его вчера вечером. А после ты показал мне, что тебе ничуть не лучше. Но есть смысл любить, жить без измен, без алкоголя... Нужно лишь поверить в себя и суметь подняться, когда упал. А я не смог. Точнее я бы смог, но было уже слишком поздно. Метадон из крови обратно не высосешь. Сейчас мне больно, очень больно. Не от наркотика в сердце, хотя это тоже, но не настолько. Мне больно от того, как жестока реальность. И от того, какую боль я доставил тебе за всю свою жизнь. Прости меня, если сможешь. Я клянусь, что если бы я смог жить дальше, я бы никогда больше не изменил тебе. Возможно это лишь пустые слова для тебя. Но для меня они совсем не пустые. Я искренне рад, что провел последние мгновения своей жизни рядом с тобой. И мне очень жаль что они были последними. Но так распорядилась жизнь. Еще раз прости. Прощай. С любовью, Чонин.” Кёнсу не плакал. Из его глаз не капнуло ни единой слезинки. Он лишь коснулся лежавшего сбоку Чонина и ощутил мертвящий холод, который исходил от любимого тела. Его взгляд стал стеклянным, и он, уверенно поднявшись с постели, направился на кухню. Кёнсу достал коробку с лекарствами и принялся перебирать ее содержимое. Наконец, найдя маленькие красные шарики с надписью „Нитроглицерин” он выщелкнул шесть штук. Покатав на ладони, Кёнсу закинул их в рот и запил. Убрав лекарства, он вернулся в спальню и лег рядом с Чонином, обнимая его ледяное тело и делясь с ним последним теплом. - и ты меня прости, Чонин~а. Но скоро мы будем вместе. Кёнсу закрыл глаза. Осталось только отсчитать сто двадцать секунд, и он будет рядом с Чонином. Сто девятнадцать, сто восемнадцать, сто семнадцать... Восемьдесят три, восемьдесят два... Сорок шесть, сорок пять, сорок четыре... Пять... Четыре... Три... Два... В сердце Кёнсу будто вогнали иголку, но от этой адской боли он лишь крепче сжал холодное тело Чонина. Процесс пошел.