Война?

      Альфред блаженно прикрыл глаза и облизнул палец. Отменный кусок говядины уже был на пути к желудку, и Америка изо всех сил старался чувствовать этот божественный вкус у себя на языке как можно дольше, старательно обсасывая лоснившиеся жиром пальцы, с которых на стол капало масло. На аккуратную стопку белых салфеток, одиноко стоящую посреди огромного стола, Джонс, как водится, внимания не обратил.       — Мистер Альфред Ф.  Джонс!       В просторный зал вбежал запыхавшийся парень в съехавшей набекрень шляпе и джинсах, щедро усыпанных грязными пятнами и внушительного размера дырками. В огромных глазах читался неподдельный страх, смешанный с неким удивлением.       — Чего надо?       Альфред повернулся к вошедшему, правда, встать так и не соизволил. На тарелке одиноко лежала остывшая картофелина. Не прерывать же обед из-за какого-то безумца, ворвавшегося в кабинет? Америка закинул ногу на ногу и выжидательно уставился на гостя поверх очков.       — Т-там мужчина какой-то меня на улице поймал. Спрашивал, как к Вам пройти, — парень потупил глаза, разглядывая тёмный дощатый пол и старательно делая вид, что ему это крайне интересно. — Я сказал, что вы гостей не принимаете. То есть принимаете. Только без спросу — нет…       Гость осёкся на полуслове, понимая, что продолжать оправдываться уже бессмысленно. Но, чёрт возьми, почему именно он? Почему именно он в эту минуту шёл по этой чёртовой улице, почему из всех людей именно его поймал этот странный мужчина? Сверни он в другой переулок чуть раньше — не пришлось бы сейчас блеять перед этим выскочкой. Да, Альфреда мало кто любил из-за его излишней жизнерадостности и самонадеянности. Впрочем, самого Ф. Джонса это мало волновало: он продолжал хрустеть жареной картошкой и наперебой предлагать идеи по спасению мира. А в любой непонятной ситуации просто громогласно объявлял: «Я — герой!».       — Ага, да, понятно. Интересно, кто этот мужик и чего ему надо?       Вопрос повис в воздухе. Америка бросил полный сожаления взгляд на картофелину и неохотно встал с мягкого стула, оттряхнув свою кожаную куртку и быстрым движением руки пригладив выбивающуюся из причёски прядь, которая, впрочем, тут же вернулась на место.       — Окей, идём, проводишь к нему, — Альфред мученически вздохнул, но тут же перевёл разговор в другое русло. Правда, весьма не тактичным вопросом, но всё же перевёл. Но легче от этого никому не стало. — Слушай, парень, а чего у тебя джинсы такие?       — Какие? — удивлённо спросил гость, придирчиво разглядывая светлую джинсовую ткань.       — Ну… Грязные такие. И рваные. Не айс как-то, — Америка заговорщицки подмигнул и растянул губы в своей фирменной харизматичной улыбке, заставляющей поверить всему тому утопическому бреду, который он обычно нёс на собраниях. Впрочем, половину его речей было не разобрать из-за вечно набитого рта.       — Эм… Мода такая. Мода. Как у ковбоев, — тоже попытался улыбнуться его собеседник, но улыбка получилась похожей на вежливый оскал.       Альфред ничего не ответил. Он пнул очередную дверь массивным чёрным сапогом, почти рефлекторно зажмурившись от треска, который подняла та, со всего размаху врезавшись в стену. Подняв глаза, Америка остолбенел.       — Вовремя мы о моде заговорили…       Но его спутника и след простыл. Видимо, посчитав, что свою благородную миссию он выполнил и привёл странного мужчину к Альфреду, он со всех ног деранул вглубь города и скрылся в переплетениях улиц и переулков.       В проходе стоял Франциск, жалостливо улыбаясь одним уголком рта и ошарашено глядя на Америку. Вся собранность и решительность, с какой он смотрел в глаза своему отражению, стоя дома у зеркала, застёгивая пуговицы на новенькой военной форме и затягивая пушистые волосы в тугой хвост, тут же улетучилась. И теперь Франция в тёмном синем кафтане, обтягивающих лосинах, оставляющих мало места для фантазии, и с ружьём, закинутым за спину, казался не бесстрашным воином, а никудышным актеришкой, которому поручили играть эту роль.       — Привет, Альфред! — как можно дружелюбнее произнёс гость и тут же улыбнулся ещё шире. — В рифму, правда?       Судя по недовольному выражению лица Америки, с которым он слушал Францию и его хождения вокруг да около, гость понял, что у Джонса что-то случилось. Ну, или, в крайнем случае, Бонфуа оторвал его от очередной трапезы. Даже неизвестно, что ещё хуже.       — Ты не злись, что я так невовремя… Я же издалека, всё-таки, — Франциск улыбнулся своей фирменной обольстительной улыбкой и перевесил ружьё на другое плечо. А зря.       — Оружие? — Альфред удивлённо округлил глаза и поправил съехавшие на нос очки. — Нафига ты сюда с ним припёрся?       — Дорогой мой друг, я просто проходил мимо. Знаешь ли, времена сейчас неспокойные, и кто угодно может польститься на мою красоту… — он выдержал театральную паузу, приняв вид мученика и сделав одухотворённое лицо. Хорошо, что он закрыл глаза и не видел, как Альфред закрыл лицо ладонью и раздражённо прошептал: «Опять он за своё». — И вот, я, проходя мимо, решил зайти к тебе на пару минут, поболтать. Ты же не против?       Неожиданно Америка подал первые признаки жизни. Глаза засветились какой-то радостью и даже гордостью, на лице появилась привычная для всех широкая улыбка, а на щеках — милые ямочки.       — Ты хочешь послушать про моё новое изобретение? Уверен, оно спасёт мир!       — Чего?…       — Ну, помнишь, Великобритания объявил премию за изобретение дешёвого способа опреснения морской воды? Я его изобрёл! — Альфред подбоченился и гордо вскинул голову. К удивлению Франциска, фирменная фраза «Я — герой!» так и не прозвучала.

***

      — Нет, Артур, ты представляешь? Этот нахал жрущий отказался выплачивать мне долг!       Франциск ходил из угла в угол, отчаянно жестикулируя руками и шаркая грязными ботинками по новому ковру Англии, который тут же занял почётное место в святилище — рабочем кабинете.       Артур отстранённо кивнул и вновь принялся разглядывать своё отражение в плескавшемся на дне чашки чёрном чае. Визит старого врага и по совместительству старого друга, с которым он снова балансировал на грани войны, был не самым лучшим началом дня. И новый ковёр, который тот осквернил, тоже к числу плюсов не приписывался.       — И что же именно он сказал?       — В основном он нёс всякий бред и хвастался тем, что ты выплатишь ему премию за его изобретение. Но потом мне кое-как удалось вернуть разговор в правильное русло.       — Премию? — Кёркленд удивлённо повёл бровью.       — Да, премию! За какое-то грёбаное опреснение морской воды! Ты ничего умнее придумать не мог?! — сорвался на крик Франциск. Он в два шага преодолел расстояние от окна и оказался у рабочего стола Артура, с вызовом глядя Англии в глаза и стиснув зубы от распирающего его гнева.       Артур аккуратно поставил фарфоровую чашку на отполированную поверхность стола и тут же со всей силы стукнул по нему кулаком так, что Бонфуа подпрыгнул от неожиданности. В ярких зелёных глазах заплясали знакомые огоньки, не предвещавшие ничего хорошего.       — Ты сюда припёрся, чтобы жизни меня учить? — нервно захихикал Англия я и впился взглядом в глаза противника, таким же колючим, как шипы любимых роз Франциска. И продолжил, так и не дождавшись ответа: — Ты уже закончил? Если что, — он резко махнул рукой в сторону, «случайно» задев ею Бонфуа, — дверь — там!       …Франция уже занёс ногу, чтобы переступить высокий порог, но тут же осёкся и резко развернулся.       — Альфред сказал, что не будет выплачивать долг, потому что, видите ли, «задолженность была перед Французской Короной, а не перед Французской Республикой», — как можно эффектнее сказал своё последнее слово Франциск и тихо добавил:       — Ох, не вовремя же была эта Французская революция…       Артур ничего не ответил. Он неторопливым шагом подошёл к чайнику и с невозмутимым видом принялся заваривать себе очередную чашку Эрл Грея.       После того, как стук каблуков Франции стал едва различим, он плюхнулся в своё огромное зелёное кресло, вытянул ноги, и, достав из верхнего ящика стола ещё не потрёпанный документ, самодовольно ухмыльнулся. Наверху жирным чёрным шрифтом было напечатано: «Договор Джея», а внизу документа стояло две подписи — его и Альфреда. Этот испещренный знаками лист был гарантией свободной торговли и мореплавания, а значит, помог бы Артуру разбогатеть и отомстить Франциску.       Так что же может быть лучше?

***

      Франциск шёл по узкой улице, удручённо опустив голову и попирая ногами грязь, в которую превратилась пыль после дождя. Людей нигде не было видно, видимо, спрятались в домах от ливня. Где-то уже далеко позади на мостовой валялась роза, ярко рдея посреди мокрых серых камней. Да, даже любимые цветы не могли поднять Бонфуа настроение, и он, купив эту розу в соседнем магазине, тут же со всей ненавистью швырнул её на землю и растоптал каблуками.       — Нет, они и правда издеваются надо мной! — обиженно прошептал Франция, скрестив руки на груди и надув губы.       Перед его внутренним взором возникло улыбающееся и жизнерадостное лицо Альфреда и мрачная, ухмыляющаяся физиономия Артура. Он тут же тряхнул головой, пытаясь отогнать эти видения, но тяжёлые мокрые пряди налипли на лицо, а в голове зазвучала противная какофония — смех обоих негодяев, из-за которых сейчас страдал Франция. Всю серьёзность положения показывал тот факт, что… А, впрочем, вы уже слышали про розу, павшую смертью храбрых. В общем, приятного было мало.       — Нейтралитет он объявил, ну-ну! — усмехнулся Франциск, теперь уже не пытаясь прогнать из сознания образ Америки, ибо это было делом тщетным. — А ведь раньше друзьями были, я даже у него в союзниках числился, пока он воевал… А потом пришёл этот придурок бровастый и всё испортил! Ха!       В памяти тут же всплыл тот день, когда Альфред после смутных времён Франции, Французской революции, помахал Бонфуа рукой и вприпрыжку, как ни в чём не бывало, отправился в гости к Артуру. «Друзья должны поддерживать друг друга в трудные минуты… А не поступать, как этот вечно жрущий идиот!». Франциск сейчас мало походил на того любвеобильного и обаятельного, но немного болтливого романтика, каким его привыкли видеть все страны. Он с трудом передвигался, чувствуя, что в его ботинках уже хлюпает целый океан холодной воды, а промокшая до ниточки одежда прилипла к телу, и теперь оно зудит и чешется. Ситуацию не улучшали и депрессивные мысли, смешанные с жалостью к себе. Но ничего, с романтиками такое бывает.       — Интересно, как это Кёркленд уговорил Джонса подписать этот чёртов договор? Напоил своим чаем и призвал на помощь фей и единорогов что ли? — презрительно ухмыльнулся Бонфуа. — Удивительно то, что Альфред называет все эти святыни Артура просто глюками, хех. Других вариантов развития событий у меня нет.       Он остановился и поднял голову, разглядывая чёрные тучи, клубившиеся под серым небесным куполом. Видимо, солнце взяло заслуженный отпуск и не собиралось показываться на небе вплоть до завтрашнего утра. Обычно такая погода служит фоном для самой трагической сцены в какой-нибудь книге, но на лице Франциска неожиданно расцвела радостная и чуть ли не счастливая улыбка. Ему уже было не до трагедий и суицидальных мыслей.       — …А впрочем, спасибо тебе, Артур, что перетянул Альфреда на свою сторону и избавил меня от его общества. Нечего мне общаться с этим… — Франция замолчал, перебирая в голове все знакомые ему оскорбления, но так и не нашёл ничего подходящего. — В общем, не люблю я всю эту американщину. Французская культура — самая прекрасная и утончённая в мире, и было бы плохо, если бы её разрушили ковбои и жареная картошка. Определённо.       И, покрасовавшись у витрины, на которой были выставлены свадебные платья, Франциск бодрым шагом отправился вершить правосудие, самодовольно улыбаясь и потирая руки.       Планы насчёт Альфреда у него были грандиозные. Как бы он ни убеждал себя, что Америка ему не нужен и у него с ним самый нейтральный нейтралитет из всех, которые только могут существовать, руки всё-таки чесались отомстить ему за столь подлое предательство. Да и Кёркленда тоже не мешало бы проучить за наглое переманивание на свою сторону.       В общем, ближайшее будущее обещало быть весёлым.

***

      — Эй, ты! Немедленно прекрати!       Над побережьем, на много километров растянувшимся светлой песчаной полосой и каменными укреплениями, разносился полный ярости крик Альфреда. Он, запыхаясь и уже чуть ли не ползя на коленях, забирался на одну из башен, возвышавшихся на холме. Пытаясь преодолеть последние метры, Америка уже сто раз пожалел, что сделал такую крутую лестницу. Но, в самом же деле, по ней должны были забираться солдаты, а не он сам! А где сейчас эти самые солдаты? Правильно, сражаются с французами, которые вторглись на атлантическое побережье США и устроили настоящую анархию.       — Это мои укрепления! Что ты здесь забыл?       Джонс с трудом выпрямил спину и вытер пот, градом катившийся по ярко-красному лицу, от которого, казалось, вот-вот повалит пар. «Мда уж, тебе пора худеть», — мысленно отчитал себя Альфред, но тут же одёрнул себя: а с какой стати он должен это делать? Он герой, а герои всегда идеальны!       — Эй, ты! Отвечай!       Наконец, Франциск соизволил оторваться от столь динамичного занятия, как созерцание морской глади, которую то и дело вспарывали взрывы снарядов и идущие ко дну корабли. Он грациозно развернулся, и, опёршись плечом на выступ каменной стены, бросил:       — Я слежу за ходом военной операции, которая должна подорвать твой авторитет. А ты что подумал?       Америка оторопел настолько, что даже не обратил внимания на опять сползшие на нос очки. Тут явно что-то было не так. Ну не станет противник раскрывать все свои карты. Хотя, чего это он?       Это же Бонфуа, от него чего угодно можно ожидать.       От размышлений Джонса оторвал очередной низкий протяжный звук, неприятно давящий на уши. Впрочем, «неприятно» — это ещё мягко сказано. Он подбежал к краю ограждения и уставился вдаль, сощурив глаза.       Очередная махина погружалась под воду, точнее то, что от неё осталось. Высокая, как шпиль Эйфелевой башни, мачта вонзилась в тёмную поверхность океана и теперь неумолимо быстро, метр за метром, уходила на дно вслед за самим кораблём.       Американское это было судно или французское — установить так и не удалось. Альфред схватился за голову и медленно сполз по стене, обречённо вздохнув. Страшно было даже подумать, сколько таких судов уже покоится под толщей ледяной чёрной воды вместе с людьми, не успевшими спастись и сражавшимися до последнего. И как только Франциск может смотреть на всё это с беззаботной и безмятежной улыбкой?!       Впрочем, эту самую улыбку с его лица в этот же момент стёр мощный удар в челюсть. Затянутый в тёмную кожаную перчатку кулак наносил один удар за другим. Большинство из них не попадали в цель, но зато те, что её достигали, были очень и очень больными.       — Прекрати! Немедленно! Лапы свои убери, тупица!!!       Франция, истерично выпалив ещё что-то нечленораздельное, но полное ненависти и злобы и, по-видимому, являющееся оскорблением, выкрутился из плотного кольца рук, которое уже начинало сжиматься возле его горла, и резко оттолкнул от себя противника мощным ударом сапога в грудь. Альфред удивлённо поднял брови и открыл рот, пытаясь схватить как можно больше воздуха. Всё тело опоясала жгучая боль, тут же превратившаяся в жёсткий металлический каркас и не дающая нормально вздохнуть. Из уголка рта выкатилась тёмная красная капля, прочертившая яркую линию на подбородке и упавшая на любимую Альфредову кожанку.       — Ну вот, ты только представь, сколько это заживать будет. Ни в одном салоне красоты не исправят! — возмущённо и обиженно выпалил Франциск, осторожно дотрагиваясь до кровоточащих гематом и морщась от боли. К его сожалению, зеркала рядом не было, и объективно оценить ущерб его божественной красоте у него не получалось.       Джонс нахмурился и сжал кулаки, чувствуя, как до боли впиваются в ладонь ногти. Нытьё Франции ещё больше распалило его, боль отступила на второй план. Сейчас, сейчас этот патлатый получит по заслугам!..

***

      Артур, закинув ногу на ногу, развалился в своём любимом кресле, обитым зелёным бархатом, и напряжённо молчал. Он уже начал нетерпеливо постукивать по поверхности стола аккуратно стрижеными ногтями и недвусмысленно покашливать, но ни Франциск, ни Альфред его намёков не поняли.       — Бонфуа, тебя вообще кто-нибудь учил хорошим манерам? — наконец раздражённо выпалил Кёркленд, решив взять инициативу разговора в свои руки. Надо же когда-то начинать, не помолчать же они здесь собрались, в самом-то деле!       — Ты опять начинаешь, сноб недобитый? — прошипел в ответ Франциск, уже представляя, как Англия достаёт с полки запыленный увесистый том с полным списком правил этикета и начинает «наставлять невежду на путь истинный». Тоска смертная, от которой сводит зубы.       — Тебе объясняли, что нельзя бросаться на другие страны без официального объявления войны? — не обращая внимания на тихие причитания собеседника, продолжал Артур. Америка нахмурился и пару раз кивнул в подтверждение слов Англии, скрестив на груди руки и всем своим видом показывая смертельную обиду на Франциска.       — Ну, я бы потом объявил… Какие проблемы? Мне можно простить всё! — пошловато улыбнулся Бонфуа и подмигнул взбесившемуся Англии. А зря. Ибо за свою наглость он тут же схлопотал ещё один удар в опухшее после боя с Америкой лицо.       — Нет, не всё! Что я тебе сделал-то? — по-детски наивно заверещал Америка, нависнув над сощурившимся от боли Франциском.       — О-о-о… — многозначно протянул тот и закатил глаза, пытаясь вспомнить как можно больше убойных фактов, поставивших бы Джонса в неудобное положение. Артур и Альфред тем временем уже приготовились слушать длинный рассказ, обильно приправленный всякими небылицами, и скептически уставились на Францию. — Предавать не надо, вот что! То мы союзники, а то он бежит к Артуру и падает перед ним на колени!       По мере того, как Бонфуа толкал свои пламенные речи, лицо Кёркленда всё больше зеленело от гнева, а лицо Джонса всё больше багровело от смущения. Когда же любвеобильный Франция, всем сердцем любящий приукрашать свою отменную ложь, дошёл до описания бурной ночи, которую провели двое его собеседников, Артур не выдержал и резко вскочил со стула, из-за чего рассказчик тут же заткнулся. Видимо, это было для него неожиданностью.       — Да какая «жаркая и бурная ночь»?! Ты совсем уже свихнулся, что ли?! Мы просто подписали договор! Поставили подписи на бумажке!       Кёркленд подбежал к окну и зачем-то прочесал взглядом заправского шпиона сад, раскинувшийся до самой ограды особняка. Видимо, в поисках ненужных свидетелей. Но они вряд ли бы смогли подслушать их секретные разговоры даже при огромном желании, поэтому то, зачем Артур ринулся к окну, так и осталась загадкой. Впрочем, паранойя — это дело специфическое.       — Мог бы что-нибудь пооригинальнее, чем «жаркая и бурная», придумать, — наконец после минутного молчания обиженно бросил Англия.       — Так у вас что, правда всё было?! — с отвисшей от удивления челюстью воскликнул Бонфуа, но тут же осёкся, выдав себя с потрохами. Но он зря волновался. Все и так уже знали, что он лжёт и априори ничего путного сказать не может.       — Всё, подписывайте этот договор и валите отсюда оба к чёртовой бабушке!       На стол перед Францией и Америкой плюхнулся очередной исписанный мелким почерком лист. Видимо, Кёркленд основательно подготовился к переговорам — на эту писанину ушло бы как минимум полночи.       — Эй, он что, теперь и с тобой и со мной торговать может? — оскорблённо пронудел Франция, оторвавшись от чтения договора и с недоверием уставившись на возвышавшегося над ними Артура. Сам по себе он был просто коротышкой, но сейчас казался гораздо выше и выглядел как-то устрашающе.       — Чёрт, эти договоры ещё кто-то читает? — нетерпеливо выпалил тот. — Да, Альфред может торговать с нами обоими. Он-то ни в чём не виноват. А вот с тобой… — он зловеще улыбнулся и уставился на Франциска сквозь упавшую на глаза чёлку. Бонфуа тут же сжался на табурете от этого коварного взгляда, не предвещавшего ничего хорошего. — А вот с тобой мы ещё воевать не закончили. Так что вали с глаз моих долой!       Так и не дочитав последние строчки, Франция быстро накалякал подпись внизу листа и спешно покинул переговорный кабинет, по пути роняя из рук свои вещи.       Альфред, оставшись один на один с «этим психопатом», как про себя он называл Артура, почувствовал себя неуютно, и, пару раз кашлянув, дрожащей рукой расписался в самом низу договора. После чего стремглав ринулся за Францией.       Теперь его морским границам не угрожал этот романтик с прекрасными локонами, и можно было спокойно навернуть очередную порцию жареной картошки и говядины.