Синдром недоверия

Временные хронологии я сдвинула. В оригинале Хоук попадает в Киркволл после гибели Кайлана при Остагаре и захвата нежитью Лотеринга. У меня все иначе: Кайлан еще жив, Лотеринг разгромили при вылазке порождения тьмы, что заставило баннов и тейрнов чесаться живее, отправляя свои войска в Остагар. ~~~ Когда Элиссе говорят что-то обидное, она счастливо улыбается и всегда находит способ выпутаться из ситуации. Такое впечатление, будто у нее на все реплики давно придуман и заготовлен ответ, а сама Элисса давно знает, в ответ на что ей надо просто хитро улыбаться с некоей толикой пошлости, а когда надо говорить, долго, сложно и заковыристо и, конечно, в конце втоптать собеседника в грязь. Или просто красиво послать.Нормально с Элиссой говорить нельзя - так усвоили все в королевской армии. И она слишком задирает нос, хоть и является никем. Еще она одевается как развратный бард из Орлея, только несколько на мужской манер, и ведет себя также. Но король Кайлан всегда обожал ее, потому что Элисса мастерски сражалась с порождениями - не хуже Серых Стражей. Ну, может, все же чуть не дотягивала до их уровня то ли потому что молода, то ли потому что это все-таки легендарные Серые Стражи. Элисса ловко рассекала своим хлыстом, и потому выделялась еще больше, заставляя солдат не особо любить саму себя. Еще ее люто ненавидела Анора, хотя соперницей себе не считала. "Если у Кайлана будет любовница, то пусть она", - говорила она отцу, чуть морщась при упоминании вульгарной девчонки, - "Эта хотя бы на трон не посягнет, ни у кого в здравом уме не хватит воображения представить ее на моем месте". У Аноры есть все основания знать, что Кайлан и Элисса - любовники. Она слишком часто заходит к нему в шатер, слишком долго сидит там, Кайлан слишком уж вдохновленный и одухотворенный ходит после этих встреч. Все в лагере уже давно все знают и поставили на Элиссе клеймо за ее спиной, она была королевской фавориткой. И, разумеется, с Элиссой никто не дружит, потому что она не нисходит до общения по душам и предпочитает работать в одиночку, как разведчица-диверсантка: благо, пока получается. Алистер прибывает в Остагар на две недели позже, чем там появляется Элисса. Неизвестно, откуда Дункан и Кайлан откопали ее, и зачем вообще допустили ее в военный лагерь: принято считать, что для фаворитки короля это не самое подходящее место. - Ты новобранка Дункана? - задает ей вопрос Алистер, когда девушка вместе с ним таскает хворост для костров. Они копошились возле крепости, выискивая пищу для огня, и кроме них рядом заготавливали хворост человек десять. Пока порождения тьмы не атаковали, войска работали, обустраивая древнюю крепость: до этого рыли выгребные ямы, сейчас восполняли запасы дров и хвороста. Лагерь был как маленькая деревушка: всем приходилось работать, всех гоняли, и строго, чтобы на почве безделья никто не расслаблялся, мыслей чтоб посторонних не возникало. Элисса даром что с Кайланом вечера проводит - ползает по земле, вишь ты, хворост для растопки собирает с сосредоточенной миной. - Нет, - коротко отвечает Элисса, не глядя в сторону Алистера. Он, впрочем, не особо оскорбляется, ожидая примерно такого ответа от нелюбезной дамы. И все-таки она красивая: длинные светлые волосы, кроткое выражение лица, большие невинные глаза пронзительно серого цвета. Куртка шире, чем надо, на несколько размеров, перчатки, пошитые так, чтобы не греть пальцы, то и дело сваливаются с маленьких рук. Алистер смотрит, какие у нее тонкие и красивые пальцы, как птичьи лапки, то и дело ловко выхватывающие сучки с земли, но когда она переворачивает руку ладонью наружу, Алистер видит старые следы от мозолей на пальцах. Она много работала ими, учась искусству убивать. - Ты вступишь в ряды Серых Стражей? - любопытствует Алистер. Сам он давно часть древнейшего Элитного ордена Серых, о чем свидетельствует его синяя броня с грифоном посередине. Многие рвались в Орден, но правда в том, что большинство не переживали посвящения. Никто не знал, что при посвящении рекрутам надо пить отравленную кровь порождений тьмы - только так получишь возможность чувствовать возле себя других порождений, только так можно стать сильнее. Правда, когда Алистер видит жуткие кошмары, преследующие каждого Стража, когда он видит, что очередной Страж, уходит на смерть, прожив тридцать лет с момента посвящения в ряды Ордена, он начинает сомневаться в том, стоило ли ему идти с Дунканом. Он мог бы сейчас быть храмовником: охранять магов в их персональной тюрьме на острове, преследовать магов, спасать их от самих себя, делая это во имя Церкви. Особого счастья он не испытывал, думая об этом, но что лучше - стать частью Церкви или, как сейчас, жить по девизу Серых Стражей "Победа в войне, бдительность в мире, жертвенность в смерти"? Хотя, что и говорить, защищать простых людей, не щадя себя, достойно уважения. - Я не хочу быть Серым Стражем, - произносит Элисса, - вы существуете, чтобы другие жили, рано умираете, и вас быстро забывают. И я не забуду того, кем была. - Приятно знать, что ты зришь вглубь вещей, не обращая внимания на красивую обертку, - Алистер улыбнулся девушке, поднимаясь и отряхивая красивый мундир, заляпанный ошметками земли, - Но, по крайней мере, Стражи могут щегольнуть внешним видом. - Чеши в крепость, красотуля, - насмешливо прищуривается Элисса, - Через пару дней будешь щеголять перед ордой порождений тьмы. Она ожидала чего угодно, но явно не улыбки Алистера в ответ на свою реплику. Он потрепал ее по щеке, прежде чем скрыться в крепости. И все же с Элиссой что-то не так. Дело не в том, кто она и откуда, рядом с ней Стражи испытывают знакомую тревогу на подсознательном уровне, Алистер вообще поначалу ошибочно чуял в ней собрата-Стража. По правде говоря, ее энергия здорово тянула на энергию порождения тьмы. Такое бывает, когда кто-то слишком много времени проводит вблизи порождений, иногда Стражи путали Легион Мертвых на Тропах с порождениями тьмы, но это бывает редко и быстро проходит, когда человек оказывается вдали от порождений. У Элиссы же не прошло, и то, что Дункан отмахивается от этого, запрещая вести следствие кому-либо, лишь усиливает напряжение среди обитателей крепости Остагар. ~~~ - Ты ведь понимаешь, что мы не можем себе этого позволить? - мягко спросила мать, когда Хоук ввалилась в дом с двумя рабами на привязи. - Нам вполне хватает Кромсая и Бодана с сыном на подхвате. Лиандра в легком ужасе смотрела на новых жителей дома: рыжую встрепанную девицу на сносях и эльфа устрашающего вида со странными татуировками на теле. - Приготовьте им одежду и наберите ванну, - распорядилась Лиандра командным тоном, а затем обратилась уже к дочке, - Ханна, я не против рабов, но то, что выбрала ты, абсолютно нерабочий материал. Ты неопытна и они это чувствуют. Зоркий глаз матери сходу определил, что Фенрис буквально исходит ненавистью к Ханне, и если от кого-то ждать кинжал в спину, то это будет Фенрис. Он полон ненависти и иступленного отчаяния, им движет порыв почувствовать свободу. - Ты ведь понимаешь, что его учили убивать, а не драить полы? - одними губами спросила Лиандра у дочери, наперед зная, что Ханна будет только рада присутствию в своей шайке-лейке очередного психопата. Если так подумать, спутники Ханны все поголовно помешанные на чем-то: ведьма-эльф Мерриль, дружащая с демонами и страшной магией крови, или пиратка Изабелла, готовая на все ради собственного корабля, колдун Андерс, помешанный на справедливости и готовый убивать кого угодно для достижения своей цели, командир стражи Авелин, та еще идеалистка. Ну и, конечно, гном Варик, пишущий книгу о дочери Лиандры, скрупулезно фиксирующий все ее деяния - плохие и хорошие. Беда в том, что пока плохих деяний не так мало, как хотелось бы. Все воспринимали Ханну как идеалистку, делающий Киркволл лучше, но она много чего делала ради своей выгоды, порой даже попирая собственные убеждения, ошибалась, когда вершила чужие судьбы. Лиандру беспокоило то, что все это записано Вариком. И вообще, Лиандра не могла понять, как Хоук еще жива, ведь с такими сумасшедшими друзьями и врагов не надо. Ежу понятно, что ради себя любимых они всадят Ханне клинок в спину, если однажды их пути и убеждения начнут расходиться. - Садись, - Хоук кивает на кресло, и Фенрис, не сводя с нее застывшего взгляда, покорно опускается в кресло. Девушка заставила его расстегнуть и стащить с себя окровавленную броню, открывая множество синяков и гематом по всему телу юноши, и рваную, наскоро перевязанную рану сбоку. Кто-то явно пытался в приступе ярости порубить Фенриса, и Ханна будет удивлена, если окажется, что обидчик не огреб от Фенриса как следует. Через все тело юноши идут татуировки, но они какие-то странные. При более внимательном взгляде Ханны в ужасе понимает, что они выжжены наркотическим веществом, лириумом, глубоко под кожей. Она проводит пальцами по затейливому рисунку на коже Фенриса, и тот отшатывается от нее в презрении и боли, охватившей его. Ханна видит, как сжимаются его большие кулаки и понимает, что он не ударил ее по лицу только по счастливому совпадению. Он еще и несдержанный. Девушка разрезала повязку, и почувствовала дурной запах непромытой раны и крови. Нет, тут она сама не справится: нужен Андерс, и срочно. Целитель-маг наверняка сиднем сидит в трущобах, в своей клинике, как обычно. По улицам он в одиночку не ходит - опасно, храмовники могут его повязать, ибо в Киркволле все маги должны сидеть в заточении, тех, кто не желает отправляться в Круг магов, ждет смерть как отступников. По правде говоря, Ханна это одобряла: для простых людей маги слишком опасны, тем более, если они перестают себя контролировать, да и не так уж и плохо в Круге. Да, жесткая политика, но Ханна который год настаивает на послаблениях. По сути, храмовники могли бы стать для магов не тюремщиками, а доверенными лицами, в идеале, они вообще могли бы дружить и доверять друг другу. Как говорится, держи друзей близко, а магов еще ближе, дабы вовремя понять, если маг вдруг свернет с верного пути в сторону магии крови. - Я сама такую рану не заштопаю, - сказала Хоук, - сейчас позовем врача, и все будет хорошо. Эльф отвернулся к камину, сохраняя непроницаемое выражение лица, и Ханна вздохнула, понимая, что раб на контакт идти не хочет. Она уже, честно говоря, слегка жалела, что купила его. У Фенриса не было рабских привычек и подобострастия, его всю жизнь ломали, и он был как сжавшаяся пружина, готовая распрямиться в любой момент, давая сдачи всем его мучителям. И первой на линии поражения была Хоук. Даже если она будет трижды добра к нему, Фенрис убьет ее, как только представится возможность: он из тех, кто не забывают и не прощают. Он не свободен и ненавидит ее за это. Кажется, его поймали при разграблении дома какого-то магистра в Тевинтере. Интересно, кем он был в том доме, откуда у него лириумные полосы на теле и такая боль в глазах? Ханна знает, что если будет слишком человечна к рабам, они могут сесть на шею и свесить ножки, но она ничего не может с собой поделать, когда видит сильного мужчину, подвергнувшегося нечеловеческим страданиям. Она обмыла и продезинфецировала рану. Фенрис шипел и сжимал в сильных пальцах ручки кресла, заставляя их натужно скрипеть, и Хоук опасалась, как бы вместо ручек он не обхватил ее горло этими красивыми сильными руками с витиевато изогнувшимися татуировками. Фенрис молчал, как его и приучил предыдущий хозяин, но глаза сказали все, что он думал о блондинистой стерве, которая пыталась перевязать его рваную рану новым бинтом. В насыщенный глубоких глазах была сокрыта обреченность и униженность. - Андерс придет только завтра утром, - извиняющимся тоном произнесла Хоук, - ночью по городу гулять небезопасно, тем более, магу. Удивительно, но Фенрис при упоминании мага словно преобразился: Хоук отшатнулась, когда эльф рывком встал на ноги, теперь нависнув над ней. Он не сутулился, и хоть был безоружен, Ханна в панике отступила. Ее домочадцы замерли, с осторожностью наблюдая за ними, словно боясь, что любое движение может привести к необратимым последствиям. - Маг, - в презрении произнес Фенрис, - Я не приму помощь от мага. - Я тебе приказываю, - повысила голос Ханна, понимая, что если сейчас не поставить раба на место, то он не поймет, что это она его хозяйка и она ставит ему условия. Губы Фенриса сжимаются в упрямую полоску, он прожигает ее взглядом, прежде чем ответить: - Ты не Данариус, чтобы мне приказывать, - его голос дрожит от ярости, - меня вообще не должны были продавать по дешевке какой-то зазнавшейся курице. Девушка, честно, не могла сказать, как так получилось: ее ладонь взметнулась в воздух, и она наотмашь, зрелищно и унизительно ударила Фенриса по щеке. - Знай свое место, раб, - голос чуть дрожит, Хоук повторяет избитые клише, не умея общаться с рабами по-другому, у нее никогда не было такого опыта. И все же тем самым она окончательно перечеркивает все доверие, которое могла бы заслужить от Фенриса. Он отлично воспринимает команду молчать и помнить про свое место, ведь его учили именно этому на протяжении жизни. Фенрис садится обратно в кресло, словно его подкосили и, откинув назад голову, оголяет длинную смуглую шею, щурясь и глядя в глаза Хоук. Ханна не выдерживает и отворачивается от него, не желая, чтобы в ее глазах Фенрис прочел неуверенность в том, что она делает. - Ты будешь делать то, что мы скажем, - она смотрела на пляшущие языки пламени, когда говорила это, и представляла, как Фенрис резко тыкает ее лицом в пылающие дрова, подойдя со спины. С него станется. - И я хочу, чтобы ты почистил старые доспехи, которые лежат в кладовой. Второй рабыне, которую она купила, Хоук специально не дала пока поручений: ей нужно было просто приучить Фенриса к правильной модели поведения, чтобы он не кидался не нее и не устраивал бунтов, но ее сердце болезненно защемило, когда обернулась и встретилась взглядом с Фенрисом. - Это все? - Ханна, растерявшись от чуть резковатого вопроса, кивнула, и Фенрис, склонив голову, натянул на себя свою броню и поднялся из кресла. Хоук поспешила запереться у себя в комнате, где, вытерев лоб шелковым платком, устало села на кровать, уставившись в точку перед собой. Она совершенно не собиралась начинать общение с Фенрисом на такой ноте, но все вышло именно так, потому что, наверное, Хоук была напугана ситуацией не меньше самого Фенриса. Ей не нравилось его подавлять, не нравилось вести себя вот так, но Фенрис абсолютно не хотел идти на контакт. Он желал бы сломать ее, как в свое время поступили с ним. Девушка прислушалась к звукам снизу: мать объясняла своим низким спокойным голосом правила проживания в этом доме, как в свое время говорила Бодану и его сыну. Кажется, она решила поселить Лисичку и Фенриса в подсобной комнате снизу и велела им самим вынести лишний хлам оттуда, разгрузить комнату. Обычно она не селила вместе слуг разного пола по понятным причинам, но тут был случай особый: Лисичка из-за своего положения мало для кого представила бы интерес, а Фенрис явно хотел не заниматься непотребствами, а подняться наверх и прирезать старшую дочь Лиандры Хоук. Судя по объему его мускулов, он явно не лучник: может, щитоносец, может, двуручником махал. Обычно разбойники, как Хоук, более поджарые и делают упор на подвижностью, не на объем мускулов. Ханна вспомнила, как мускулы Фенриса напряглись под загорелой кожей, и сделала себе заметку на будущее, что как только дружба между ними наладится, она даст ему оружие и он будет ее личным телохранителем. Эта мысль ей понравилась. - Ханна, - раздался стук в дверь, и Хоук недовольно открыла глаза. Мать стояла снаружи, решив не входить, зная, что дочь ее и без того услышит - Ханна была очень чувствительно ко всем звукам. Девушка все же на всякий случай застегнула рубашку на все пуговки и села на постели, что-то промычав в знак того, что не спит. - Только что явился посыльный из дворца. Ты должна пойти, - строго, словно велела ей собираться в школу, сказала Лиандра. Ханна представила себе, что она слегка хмурится, смахивая с лица упавшие на него прядки - как всегда, когда мать волновалась, у нее в первую очередь страдала прическа. - Что им надо? - с интересом спросила Хоук, вскакивая и принимаясь стаскивать с себя одежду, в которой она ходила в Нижний город. Если виконт даст ей работу, это будет чудесно: обычно поручения были законными и очень, очень щедро оплачивались, но давались не так часто, как хотелось бы. За все время проживания в Киркволле Ханна была во дворце раза четыре, не больше. И в основном поручения давали другие люди из его окружения. А работа нужна, и очень. Предложений все нет и нет - многие прежние партнеры Ханны, узнав, что она недавно стала ближе к виконту и перебралась в Верхний город, предпочли переключиться на наем обычных головорезов для своих заданий. Мол, ну его: теперь Хоук не оборванка, мало ли какие у нее теперь приоритеты, да и в случае ее гибели хлопот много, не то что если умрет какой-то нанятый оборванец. Лиандра говорит, что нужно время, чтобы люди переварили новый статус Ханны и разглядели в нем преимущества. Ханна же говорит в ответ, что у нее нет времени ждать у моря погоды, нужны деньги, как всегда. Чтобы содержать дом, пополнять семейные сбережения, чтобы росло влияние, и пошли бы к черту все эти мелкие лавочники и темные личности. Давно бы послала их, если бы у Ханны были другие надежные источники дохода. - Поторопись, гонец сказал, что дело срочное, - Лиандра отшатнулась, потому что дверь распахнулась, выпуская ее дочь в довольно странном виде: полурасстегнутое боевое облачение, кожаные ножны с кинжалами подмышкой, пока девушка боролась с застежками, волосы, торчавшие во сне стороны, придавали больше неопрятности внешнему облику девушки. Бесцеремонно сдвинув мать с дороги, Хоук буквально скатилась вниз по лестнице и влетела в здоровенный комод, который Бодан и Фенрис как раз проносили мимо лестницы, выполняя поручение очистить подсобку для жилья. И кто бы сомневался, что у Фенриса тут же разжались руки. Случайно вроде как. Эльф с непроницаемым лицом смотрел, как Ханна с руганью высвободилась из-под комода в еще более потрепанном и удручающем виде, чем была, а затем, прихрамывая, прошла через гостиную в холл, а оттуда - на улицу. Пугать местных жителей и бедного виконта своим внешним видом.