Синдром недоверия

Вот и я) В этой главе я уже, честно говоря, хотела вышвырнуть Хоук прямиком в Остагар к остальной шайке-лейке из DA Originals, но просто не могла не включить в историю Андерса. Таки-он милашка, хоть и террорист) Надеюсь, всем все понравится. ~~~ Ночь опустилась на Остагар. Белые стены крепости выделялись на фоне темных облаков и шумящего ощерившегося леса, казалось, что они вобрали в себя свет ушедшего солнца. По всей внутренней территории Остагара, как шляпки диковинных грибов, были понатыканы палатки самых разных цветов, купленные и сшитые, но большинство палаток были белого цвета, выданные с королевского склада для солдат. Ключевое слово - "были". Некогда белоснежные палатки потрепались, у оснований испачкались. Элисса так и не смогла понять, почему королю так принципиален именно этот непрактичный цвет - в тон крепости, что ли? А если бы они стояли у Денерима, столицы, им бы выдали коричневые палатки? Сама Элисса являлась счастливой обладательницей белого жилища, так как пришла она в крепость, когда у нее гроша ломаного за душой не было. Будь она парнем, в ее палатку тут же поселили бы товарищей по оружию, но король распорядился, чтобы женщин и мужчин вместе не селили по понятным причинам. Элиссе же соседки не хватило. Ее покосившаяся палатка была возле глухой стены, подальше от всех, в темном уголке. Отсюда она видела всех: кто стоял на посту, кто пил и ел с товарищами, кто просто слонялся по лагерю. Все были в броне, при оружии, но внимание привлекла одна женщина. Она была в золотом наряде церкви, с короткой мальчишеской стрижкой, и рыжеватыми волосами. Легкая, грациозная служительница Церкви обходила лагерь, только непонятно было, что она забыла среди вояк: дело в том, что и маги, и храмовники, и монахини жили отдельно от солдат, в своих высоких шатрах, не в приземистых палатках. Серые Стражи изначально должны были поселиться там, но король настоял, чтобы они были поближе к нему, к элите, как и положено такому Ордену. Монахиня поймала взгляд неподвижно сидящей на корточках у входа в свое жилище Элиссы и направилась к ней, дружелюбно улыбаясь. Совсем юная - может, даже младше Элиссы - почти подросток. - Доброго тебе вечера, друг мой, - начала монахиня, подойдя к Элиссе, - надеюсь, я тебя не побеспокоила. Просто решила побеседовать с нашими доблестными солдатами, ведь скоро битва не на жизнь, а на смерть. Ясно, Церковь хочет быть уверена, что крестьяне, которых научили драться, не побегут при виде чудовищ, вот и посылают молодых и вдохновленных добром монахинь проповедовать Песнь Света, обещать рай всем, кто будет биться. Не сказать, что это пустые обещания, но уж больно прозрачная агитация, дешевая такая. - Доброго, - пробормотала Элисса, и вздрогнула: мабари, до этого следовавший за послушницей, ощетинился и залаял, показывая зубы. Животное буквально сходило с ума, заливаясь лаем, и Элисса попятилась к палатке. Еще одна причина того, что она жила поодаль от остальных: живность ее не переносила. Мабари заливались лаем в вольерах, занимали защитные стойки перед своими хозяевами, когда Элисса проходила мимо, и по ним было видно, что вместо кости животные с удовольствием перегрызли бы ей горло. Девушка сглотнула и оперлась руками о землю, готовая в любой момент сорваться с места, если мерзкое животное вырвется. - Привереда, потише, - послушница с трудом осадила своего пса, и с извиняющейся улыбкой представилась, - Меня зовут Лелиана, а это мой мабари. Извини, не знаю, что на него нашло. "Зато я знаю", - подумала Элисса, поднимаясь на ноги, отряхивая руки от земли, - "Твой пес просто чувствует прислужницу порождений тьмы." Хороший пес, от него есть толк. Если бы не залаял, он был бы бесполезен, как комнатная болонка. Но Лелиане об этом знать необязательно. - Ничего страшного, - вежливо ответила девушка, - Меня зовут Элисса, приятно познакомиться. "Теперь катись отсюда", - нервно подумала Элисса, посматривая на служительницу Церкви с псом. Она не любила, когда маги, храмовники, церковницы и псы с Серыми Стражами ошивались вокруг нее. Любой из них мог заподозрить неладное, даром что у Элиссы статус королевской любовницы. - Мне показалось, что у тебя печальный вид, - кротко улыбнулась Лелиана, серьезно глядя на Элиссу карими, как у олененка, глазами. - Все ли в порядке? Не желаешь ли ты получить благословение перед боем? Когда-то Элисса обожала Песнь Света, это давало ей надежду, она могла часами слушать пение в часовне, представляя себе кроткую Пророчицу Андрасте, благословляющую молящихся. Но это было слишком давно, много времени уже Элисса считала себя отдалившейся от Церкви, хотя это и причиняло ей боль, ведь ее растили в религиозной семье. Однако надо было принять благословение: не хватало еще, чтобы ее приняли за язычницу. Отказ от Песни Света мог заставить Лелиану и остальных монахинь косо смотреть на Элиссу, а этого ей не нужно. Пусть уж лучше думают, что она - примерная последовательница Андрасте. Элисса склонилась, и Лелиана начала тихим, но мелодичным голосом: - Создатель, услышь мой зов, - на этих словах Элисса прикрыла глаза, ощущая себя так, словно, принимая благословение, она совершает святотатство, - Проведи меня чрез чернейшие ночи, закали мое сердце от соблазнов нечестивых... Песнь Света состояла из пяти куплетов, Элисса помнила их все, и когда Лелиана останавливалась, она уже привычно продолжала, как правило, говорила только одну фразу. Это был старый обычай, обычно друг за другом продолжали, только если молились в узком кругу, если служба шла в церкви, это правило не действовало. - Ну вот, тебе легче? - участливо спросила Лелиана, когда молитва кончилась, и Элисса подняла голову. Вроде как эта монахиня неплоха: не надменная, участливая, вежливая. Приятная, одним словом. Она напоминала Элиссе другую монахиню, ту, которая учила ее Песни Света в детстве, но, как девушка не могла напрячься, она не помнила ее имени, только золотые одежды. - Я не отвлекаю? - кажется, сегодня все решили наведаться в угрюмый уголок Элиссы. Алистер, рыцарь Серых Стражей, в упор смотрел на девушек, стоявших перед ним. - А то смотрю, вы тут со скорбными серьезными лицами беседуете. Кто-то умер? - Нет, Алистер, мы просто молились, - мягко произнесла Лелиана. - Тебе тоже не мешало бы посетить службу. Ты же бывший храмовник, тебе нельзя отлынивать. Алистер рассмеялся, переводя взгляд с Элиссы на монахиню: - Я не привык тревожить своими никчемными проблемами Создателя. Ну, знаете, раз у него нет времени на то, чтобы разрешить всю эту неурядицу с Мором, то, наверное, Создатель занят чем-то действительно важным, - на лице юноши блуждала озорная улыбка. - Если бы Матушка Настоятельница услышала это богохульство... - нервно хихикнула Лелиана, но ее саму, похоже, это нисколько не коробило. Элисса перевела взгляд на девицу и прищурилась: а так ли проста послушница, как кажется? Слишком уж легко она перенесла иронию по поводу Создателя. Было в ней то, чего не хватало прочим монахиням - терпимость и ирония, что само по себе странно. Как-то Элисса увидела, как в ответ на отказ встать на колени и помолиться со всеми одного солдата выгнали из места проведения молитвы, крича ему вслед, чтобы язычник убирался прочь. Цепкий взор Элиссы не упустил важной детали: под одеждой Лелианы был, судя по форме, огромный отличнейший кинжал с длинным острием. Однако, проследив направление взгляда Элиссы, Лелиана запеспокоилась и поправила одежду, скрывая оружие. Что-то было не так: Лелиана слишком хороша для простой монахини. Элисса могла одним взглядом определить, что девушка явно регулярно пользовалась косметикой, и делала это мастерски, маскируя все под естественную красоту. Умение, которое ферелденки редко доводили до совершенства, даже в высших кругах. - У тебя странный акцент, послушница, - наконец заметила Элисса, и тут же обстановка накалилась. Лелиана смерила ее холодным отчужденным взглядом и, чуть улыбнувшись, произнесла: - У тебя тоже весьма необычный говор, солдатка, - она на миг задумалась, - в селах так не говорят. У крестьян другой тембр голоса, манера общаться, иной лексикон. Ты не крестьянка. Элиссу словно обухом по голове ударили, она сглотнула и отвела взгляд. Этим поведением Лелиана совершенно справедливо дала ей понять, что не стоит соваться ни в чей секрет происхождения, ибо скелеты в шкафу есть у всех. - Стало быть, ты из торговцев? - простодушно осведомился Алистер, - Они вроде как обучены говорить вежливо с посетителями. "Вежливо, но без аристократизма и возвышенности", - подумала Элисса и, судя по выражению лица Лелианы, та подумала примерно о том же, не купившись на предположение Серого Стража. - Ты выглядишь совсем иначе, когда так одета, - задумчиво произнес Алистер, и Элисса подняла на него глаза, встречаясь взглядом с его темными, как горячий дорогой кофе, глазами. Он пристально, изучающе смотрел на нее, его взгляд скользил по стройному телу, прикрытому одеждой, но в нем не было похоти. Алистер будто любовался дорогой статуэткой, оценивал изящную форму, восхищался тонкой работой мастера-скульптора. Без доспехов она казалась слабее. Небрежный ворот-вырез крестьянской рубашки светло-бурого цвета оголял бледные ключицы, демонстрируя целомудренное декольте, ткань словно пыталась скрыть внушительную округлость груди, аккуратную талию, женственные бедра. Штаны же были, напротив, кричаще-обтягивающие, не по-ферелденской моде, и Алистер потрясенно смотрел на очертания девичьих ножек, обтянутых до неприличия, и, несмотря на высокие кожаные сапоги, он прекрасно видел, насколько у Элиссы узенькие щиколотки и маленькие стопы. Создавалось впечатление, будто эксцентричная девица собирала объекты своего гардероба со всего света. Наваждение спало, когда Алистер увидел, что на одну ногу Элисса не опирается, словно пытается снизить нагрузку. - Кровь Андрасте, - вырвалось у него, и Лелиана болезненно поморщилась, - я тебя все-таки сильно зашиб щитом. - Ничего страшного, - Элисса сделала несколько шагов назад, к палатке, упираясь в нее, словно мечтала, подобно призраку, пройти сквозь слой ткани внутрь и спрятаться от надоедливых гостей, как вдруг с криком рухнула назад. Кривая, хлипкая палатка, державшаяся на одном честном слове, просто не выдержала напора Элиссы, колышки слетели, и блондинка оказалась лежащей на груде материала, по цвету отдаленно напоминавшем белый. При ближайшем рассмотрении оказалось, что палатка еще и каким-то чудесным образом продралась, и спать внутри теперь представлялось невозможным. Элисса перетряхивала свои вещи, рядом с ней то же самое делали и Алистер с Лелианой. - Похоже, тебе придется переночевать либо у Лелианы в палатке, либо у меня, - заключил Алистер, когда все пожитки были извлечены на свет. Было уже поздно, и коменданта беспокоить не хотелось, даже ради новой палатки. Привереда, пес Лелианы, как бы невзначай показал зубы, и Элисса молча схватилась за теплую и большую руку Алистера, как бы делая свой выбор. Юноша молча взял вещи новой сожительницы, и повел ее через весь лагерь к синим расшитым шатрам Серых Стражей. Вообще Стражи, хоть и были элитным Орденом, привыкли к походным жестоким условиям. Просто король Кайлан обожал легендарных Стражей - это ему от легендарного короля Мэрика, отца, качество досталось - а потому молодой король чуть ли не насильно воздавал смущенным суровым Стражам почести, к которым они не привыкли. - Завтра вечером мы со Стражами идем на разведку на Глубинные Тропы, если порождения не покажут носу на поверхность, - наконец молвил Алистер, и Элисса задрала голову, глядя на Стража, - Король Кайлан настоял, чтобы ты пошла с нами. Ему, в свою очередь, тебя посоветовал Дункан. Девушка проигнорировала слова Алистера. Он, возможно, хотел объяснений, почему ее, единственную девушку не-Стража, посылают с ними. Серые Стражи были так хороши, потому что они в свое время приняли в себя кровь порождений тьмы. Обычно люди заражались на Тропах скверной и становились как порождения тьмы, вурдалаками, иногда людей ранили во время нападения на поверхности порождения, и они, через какое-то время обратившись, сами искали вход на Глубинные Тропы, дом порождений, чтобы стать их слугами. Серые Стражи жертвовали всем, чтобы никому больше не пришлось превращаться с чудовища, чтобы никто больше не умер, взамен же они не заводят семей, умирают молодыми и живут не дольше тридцати лет, дальше же скверна начинает превращать их в чудовищ и они уходят, чтобы сразиться с монстрами и умереть в бою. У Дункана были серьезные основания на то, чтобы позволить Элиссе идти со Стражами. Дункан был тем, кто знал ее тайну, знал о том, что с ней экспериментировал Архитектор. Также он знал и о ее происхождении, о мотивах ее предательства и ухода к порождениям, обо всем, Элисса ему рассказала, не дожидаясь, пока понимающий Страж притащит ее под суд короля. Также Дункан понимал, что Элисса знает некоторые участки Троп. Ему было также интересно проверить, сможет ли Элисса сделать себя незаметной для тварей, будут ли они ее атаковать с остервенением, заметят ли вообще. Если окажется, что эксперименты Архитектора создали для Элиссы иммунитет от порождений... Чтож, тогда, возможно, стоит нанести визит Архитектору и обсудить его эксперименты, может, они не такие уж и безумные. Элисса выглядела как человек, что-то внутри нее сдерживало скверну, временами скверна расползалась, но ее было легко вернуть на первоначальный этап развития. Словно Архитектор хотел создать очень слабый маркер вируса, такой, который легко одолеть, но в то же время который бы позволил носителю иметь маскировку от порождений. С другой стороны, Элисса была совсем дикой, когда Дункан нашел ее на Тропах, отбившейся от отряда порождений. Она шипела, как порождение, ее кожа была темна и болезненно воспалилась, а в глазах была дикость. Если бы девушка атаковала, Дункан бы ее убил, но, очевидно, выучка Архитектора была сильна, тому не нравилась ненужная агрессия и драки. Алистеру все это знать было пока необязательно, Элисса все покажет ему, когда будет время. ~~~ Шатер был хорош, просторен, даже учитывая, что с ними вроде как должен будет жить некий посол от Киркволла. Алистер объяснил, что король Кайлан отказался теснить Стражей, переносить их шатры из части лагеря, где были шатры знати. Однако место для посла Киркволла не было предусмотрено, виконт недавно только известил их о приезде посла и потребовал, чтобы посол жил поближе к королю. Места не было, виконт настаивал, но когда Кайлан заявил, что тогда послу придется жить со Стражами, виконт неожиданно обрадовался и согласился, мотивируя это тем, что его посол не из знати, непривередливый, и ему вполне сойдет и это. "Просто передайте ей, что Страж - ее личная охрана, и все будет улажено", - процитировал строки из письма коменданта Алистер, ухмыляясь, пока Элисса раскидывала свои вещички. Спальник она швырнула подальше от входа, рядом с постелью Алистера, и, вытащив из коробки на столике еще две свечки, зажгла их. - Люблю, когда в комнате светло, - молвила она, осматриваясь. - Там стоит каркас кровати, это для посла, - махнул рукой Алистер, - тут есть такая штука, ширма называется, чтобы оградить нашу часть от жилища посла. Это как стеночка, только... - Я знаю, что такое ширма, - махнула рукой раздраженная Элисса, - у меня была такая, только фиолетовая, орлесианской работы, бисером расшитая. - О, да ты у нас к комфорту приученная, - подтрунил Алистер, отвернувшись и стягивая с себя доспехи. Расстегнул ремешки, сбросил кольчугу с серебряным грифоном, пригладил светлые волосы. Элисса видела через рубашку, как напряглись мышцы его спины, когда он потянулся, а затем, заведя руки за голову, снял с себя и рубаху. Элисса онемела, чувствуя, как пламенеют ее щеки. Она видела много того, чего девушкам не стоит видеть, испытала многое на себе, но обнаженного торса мужчины она не видела никогда. Отец и брат всегда строго соблюдали правила приличия, солдаты, которых она видела, всегда были закованы в броню, и вот теперь в двух метрах от нее стоит мужчина-Страж, просто переодевающийся, а она чувствует что-то странное, переживает потрясение. У него была загоревая кожа и мощные плечи, широкая спина, усеянная шрамами. Белые на фоне загорелого тела, Элисса помимо воли протянула ладонь, проводя по шраму, что тянулся вдоль позвоночника. Мускулы Алистера мигом напряглись, и он, не оборачиваясь, тихо произнес: - Что ты делаешь? - Откуда он у тебя? - спросила Элисса, как завороженная, поглаживая белый рубчик. Алистер повернулся к ней и, взяв ее за руку, заставил посмотреть на себя, в глаза. Он был как натянутая струна, полный напряжения, и наконец четко и твердо сказал: - Я не успел уклониться от топора порождения тьмы, он пробил броню, к счастью, недостаточно сильно ударил, чтобы нанести сильный вред, - Элисса слушала его, понимая, что сейчас выглядит весьма странно, но ничего не могла поделать, она могла лишь думать о том, что у Алистера сильные надежные руки, по-своему красивое волевое лицо, и выразительные глаза цвета кофе, обычно смешливые и лукавые, но сейчас серьезные как никогда. Он смягчился, глядя на нее сверху вниз: без кнута и ножей, без брони она была очень мягкой, с тоненькими запястьями, он чувствовал, какие у нее хрупкие и легкие пальчики в сравнении с его собственными. Ему очень хотелось привлечь Элиссу за талию к себе, чтобы она прижалась щекой к его груди, и - Создатель, какая же у нее холодная кожа! - он очень хотел ее согреть. - Не надо так делать больше, - наконец сказал он, решительно отстраняя её. Она опустила взгляд, скрываясь под длинными ресницами, но все же заметила, что у Алистера четко выраженные кубики пресса. Иначе у Серого Стража быть и не могло, они все физически развиты, даже на последней стадии своей жизни, но обычно казалось, что Алистер неуклюжий тюфяк. Элисса все больше подозревала, что эта неуклюжесть либо его защитная реакция, либо он издевается, либо по-другому не умеет общаться. - Тогда прикройся, светишь тут своими шрамами, - огрызнулась она, раздраженная скорее на себя, чем на Алистера, на свою реакцию. - Завидно, красавица? - засмеялся Алистер, надевая свежую одежду, и напряжения как не бывало. Наверное, когда прибудет посол от Киркволла, все будет гораздо легче. По крайней мере, Элисса и Алистер будут не вдвоем. Она не боялась Алистера или того, что они могут натворить глупостей, просто ощущала неловкость, было что-то неправильное в том, чтобы спать на соседних постелях с Алистером, когда больше никого в шатре нет, несмотря на то, что в этом районе шатры стояли просто впритык и метрах в шести от постели Элиссы уже было чужое жилище. ~~~ - Закрыто, - торопливо произнесла Хоук, обращаясь к юноше и девушке, которые явно намеревались открыть дверь клиники Андерса. Увидев, однако, бурую повязку на груди юноши, Ханна смягчилась и почувствовала укол совести, - Сейчас закончит с одним сумасшедшим пациентом, и после откроется. Кивнув, юноша сел на завалинку, потянув девушку рядом с собой. В клинике было тихо, зловещая такая тишина, и наконец парень спросил: - Пациент очень опасен? - Вообще на голову больной, - для пущей убедительности Хоук страшно выпучила светло-серые глаза, - Такого отморозка вы во всем Киркволле не встретите! И, словно в подтверждение ее словам, из клиники донесся звук разбитой посуды. Потом шуршание, возня, тихая ругань, причем можно было определить, когда говорил Андерс своим мягким тембром, а когда - Фенрис, у которого голос был глубже, чуть грубее. Говорили они на раздраженных тонах, и Хоук закатила глаза: это надолго. Впрочем, она не возражала: пригрелась, да и, честно говоря, хотелось оттянуть момент возвращения из более-менее благополучного Кирквола на пылающую родину. Хотя да, до чертиков Ханне хотелось взглянуть на Лотеринг, свое сожженное поселение, на домик, где она родилась, и в то же время она знала, что по возвращении домой ее одолеет паника, она почувствует боль. Карвер. Младший брат, который таскался за ней, когда Хоук бегала рыбачить на речку, и после именно они с Беттани торжественно несли выловленных сомов на леске позади усталой, но довольной Хоук. Она помнила все детали: как братик ел хлеб с маслом, блаженно улыбаясь, как он повязывал пояс, за какой частью стола предпочитал сидеть, голос - всё, всё. Перед закрытыми глазами Хоук пронеслось воспоминание - солнечный свет словно разбился о темные волосы брата, подсвечивая их, словно солнце в последний раз поцеловало юношу, прежде чем он умер. Огр вбил его в землю, как Хоук давила переспелые непригодные к пище плоды. Быстро, легко, с задором. Наверняка и дом сгорел. Оно и к лучшему: без Карвера, без семьи там все по-другому, это больше не их дом. - Это ты монна Хоук? - неприязненно спросил некто, и девушка сонно разлепила глаза. Перед ней был человек, закованный в дорогие иноземные доспехи, и, судя по акценту, из Тевинтера. - Ммм, - проурчала Хоук, улыбнувшись, - Прощаю тебе твой тон, потому что мне нравится то, как звучит титул. - Мы пришли сюда за рабом, - человек в доспехах вытащил двуручник из-за спины, и Хоук приподнялась, но оружия не достала, осматривая союзников человека, - Отдай нам Фенриса, и ты останешься жива. Один, два, три... человек восемь, все превосходно экипированы и вооружены! Юноша и девушка, дожидавшиеся, когда маг их примет, синхронно вскрикнули и забились в угол, надеясь, что их не тронут. Хоук прикрыла глаза, прикидывая что-то в уме, а затем ее губы тронула снисходительная улыбка. - Вы, наверное, не местные, - покровительственным тоном произнесла она, - Вы не знаете, почему в это время на улицах Темного города никого нет, ни бандитов, ни воров? - Не заговаривай мне зубы, отдавай раба и... - нападавший на договорил. Хоук, зевнув, набрала в грудь побольше воздуха и издала дикий визг. Звук набрал силу, отразившись от каменных сводов, взлетая вверх. - Ты че, мать? - только и промолвил бандит, прежде чем дверь Лечебницы распахнулась, выпуская наружу несколько внушительных огненных шаров. Хоук зажмурилась, все это великолепие пронеслось мимо нее, врезавшись в закованного в доспехи охотника за рабами. Судя по тому, что теперь визжал уже он, доспехи накалились и ему внутри них было совсем не сладко. - Заползай в клинику, - приказал Андерс, и Ханна, скатившись с завалинки, на четвереньках проникла в дом Андерса. Да-да, "заползай" было сказано в буквальном смысле, потому что над ней Андерс деловито колдовал, и встать означало бы попасть под заклинание. Белобрысый целитель захлопнул дверь на тяжелый засов и улыбнулся: - Это их задержит до момента, когда стража доберется до места шума и арестует их. Почему они решили напасть на вас во время обхода стражников? Внимание привлечь? Хоук поморщилась, отмахиваясь от друга, мол, дай дух перевести. Огонь все же слегка подпалил ее, оставив несколько ожогов на плече, и теперь Ханна пыталась отлепить тлевшую ткань от тела. Андерс мягко отстранил ее руки от пострадавшей части, и занялся ее ожогами сам. Хоук наблюдала, как из-под его рук струится мягкий зеленоватый свет, крохотные искорки, долетая до ожога, исчезали в нем, и рана затягивалась на глазах. - Жаль, костюм придется выбросить, - с сожалением поморщилась девушка. - С недавних пор ты стала весьма брезгливой. Тут же только плечо прожжено! - неодобрительно хмыкнул Андерс, - Нашей себе перьев на протершееся место, как я, станешь заодно законодательницей мод в высшем свете. - Они и так зовут меня белой вороной, хочешь, чтобы я стала чудом в перьях? Кстати об этом, где твой психбольной? Андерс кивком указал ей на Фенриса, и девушка, удивленно усмехнулась. Юноша спокойно лежал на койке с оголенным торсом, и от его раны осталась лишь розовая полоска - понятно, почему Андерс так утомлен, он слишком много колдовал сегодня. Хоук подошла к Фенрису поближе, рассматривая его татуировки. Витиеватые такие, переплетавшиеся между собой, изящные серебряные линии. - Он не дохлый? - с сомнением спросила Хоук, - Больно уж спокойно лежит, обычно не выставляет себя на обозрение. Ну, знаешь, вечно в наглухо закрытых доспехах и бесится, когда просишь их снять. - Я дал ему снотворного, - спокойно ответил Андерс, - Твой Фенрис чуть не зарубил меня десертным ножиком. Сильный, как бык, еле вырубил, а вот рана чуть его не убила, но интересно другое. Он подошел к столу, и Ханна засеменила следом. Маг набрал пипеткой какой-то знакомой на вид жидкости, и аккуратно капнул на Фенриса. - Ты на голову больной? - закричала девушка, узнав в жидкости лириумную настойку Андерса, - Не трави мне его наркотиками! - Смотри, - Андерс ловко убрал пипетку, прежде чем загребучие руки подруги выхватили её, и тут Хоук с удивлением обнаружила, что ее эльф светится. Его белые татуировки сияли, ярче самой яркой свечи, пока Андерс не стер с его тела капельку лириума. - Это необычные татуировки, они сделаны из запрещенного материала. Сомневаюсь, что твой раб стал бы над собой издеваться с помощью магии, которую так не любит, - Андерс пристально осмотрел на Хоук, - Предыдущий хозяин-то был у него с прибабахом, конкретным таким. Никто в здравом уме не позволит мучить себя с помощью лириума. Тем более, если ты ненавидишь магию. Учитывая, что Фенрис был рабом в богатом доме Тевинтера, все могло быть, но кто его ищет сейчас? - У входа в клинику те, кто на меня напали, хотели, чтобы я выдала им Фенриса, - сказала Хоук, крепко задумавшись. Этот раб явно многое вытерпел. Насколько девушка знала, лириум мог причинять адскую боль даже от простого прикосновения. Она представила себе, что это такое - изо дня в день носить лириум в себе, в узорах на своем теле. Зверство, ужасный акт бесчеловечности - пытать кого-либо таким образом, выжигая татуировки лириумом, ибо эта боль не затихает. Хоук даже не знала, что такое возможно: насколько ей было известно, при постоянном контакте с лириумом развивалась зависимость, либо человек сходил с ума и умирал, это если разум неподготовлен. Лириумом могли пользоваться только маги, и то в небольших количествах, а Фенрис - не маг. Ханна посмотрела на лицо Фенриса. Спокойное, безмятежное, с резковатыми красивыми чертами, в обрамлении серебряных волос. Она мягко убрала прядь с его лица, погладив по щеке, и... Тут же получила по лицу с размаху тяжелой металлической заостренной перчаткой. "У него хорошая реакция", - подумала девушка, которой удалось устоять на ногах, - "Интересно, сколько он не спал?" Она тронула свой нос, и поморщилась от боли. На лице явно была кровь, и перед глазами все было нечетко, но Хоук сумела рассмотреть Андерса и Фенриса, яростно выяснявших отношения. Фенрис натянул одежду, его явно трясло от злости, Андерс пребывал в таком же состоянии. - Тебе кто так позволил себя вести с ней? - взгляд Андерса был просто бешеным, вокруг него сгустилась атмосфера, словно он готов был метать молнии. Впрочем, скорее всего, так оно и было. - Никто не смеет причинять мне вреда, - произнес загнанный раб, припертый к стенке, и принял атакующую стойку. Его татуировки сияли, он весь сверкал, и его руки, облаченные в доспехи, засияли тоже. Ханна выпрямилась, выхватив клинки, и это стало последней каплей. Андерс хотел что-то предостерегающе крикнуть, но у него не получилось: Фенрис сорвался с места, достиг Андерса так быстро, что даже шустрая Хоук не сумела бы его опередить. Эффект лириума - ежу понятно, он был как серебряный факел. Красиво, но смертоносно. Разумеется, Ханна не успела ничего сделать: она кинулась к другу, понимая, что уже не успевает. Она знала, что Фенрис опасен, даже без оружия, просто со своими лириумными татуировками, этот чертов раб. У Хоук не хватило ни сил, ни воздуха закричать, когда рука Фенриса пронзила тело Андерса. Хотя нет, не так: Фенрис просто запустил руку в левую грудь мага, словно в воду окунул, и сжал его сердце. Лицо доброго целителя исказили мучения и предсмертная агония, Хоук почувствовала себя так, словно умирала с ним. Она привела это чудовище к своему другу, исцелявшему всех страждущих задаром, по сути, ничего плохого не сделавшему. И теперь Андерс расплачивался за ошибку Хоук своей жизнью.