Все прелести измены

Всё складывалось, как в пресловутом анекдоте: выходной, «муж» в командировке, подвернувшаяся встреча с бывшим. Сейчас понимание этого вызывало горький смешок. Никита грустно посмотрел на небо и крепче обнял подтянутые к груди колени. Лёня был в Париже, Влад приехал на несколько дней по каким-то делам, и Никита не отказал во встрече. И что, он правда думал, что всё ограничится только кофе? Когда придирчиво выбирал одежду, когда злился на ещё не разношенные туфли, когда внимательно рассматривал себя в зеркале… Разве думал? Он думал, что Лео не узнает. Но всё снова сложилось, как в анекдоте: через десять минут после возвращения Никиты порог квартиры переступил Леонид. Поставил сумку и удивлённо спросил: – Ещё не ложился? Полураздетый Ник, мысленно пребывающий ещё там, в гостиничном номере, на смятых простынях и в жарких объятьях, замер посреди прихожей, растерянно смотрел на него. – Собирался. – А я хотел вернуться раньше, – улыбнулся Лёня, обнимая его. Никита надеялся, что он ничего не заметит. И что засос на пояснице можно будет как-то скрыть. Два дня всё было спокойно. Относительно спокойно: дела, контракты, рабочие моменты, переглядки и улыбки, но не хватало чего-то. Лео был загружен сильнее обычного. Никита не придавал этому особого значения, такое случалось, однако боялся: вдруг? Но тут же сам себе приводил кучу контраргументов, что «вдруг» быть не может. Даже то, что нет секса, не показатель. Они оба выматывались так, что способны были только на поцелуи и лёгкие касания. Он себя ничем не выдал. Он ошибся. Леонид не устроил скандал, не звучало фразы «нам нужно серьёзно поговорить», не было вопроса «ну и кто он?». Всё случилось иначе. Нику всегда нравились его ласки, но в этот раз они были сильнее, жёстче, наглее. В них было что-то не так, и Никита не мог понять, что. Осознание ошарашило не во время особо сильного укуса, не насторожило и молчание обычно щедрого на жаркий шёпот Лёни. Ник хотел его, хотел вновь почувствовать, но когда в пальцах Лео мелькнул блестящий квадратик, когда он зубами надорвал край, не отрывая взгляда от Ника, тогда стало по-настоящему страшно. И больно. Они уже давно не пользовались презервативами, Никита и забыл почти, что это такое. Всё закончилось быстро, а после Лёня встал, молча вышел из комнаты и лёг на диване. А Ник остался в спальне и не смог уснуть. – Знаешь… Знаешь, что я… сделаю, если узнаю, что ты… был с кем-то? – Не-ет, а-ах!.. – Выпорю! Понял?! – Да-а… Это было, когда они остались вдвоём, без Глеба. Тогда Никита специально дразнил, чтобы посмотреть, насколько ревнив Лёня. И убедился, что он страстный, резкий, властный. Он сдавливал бока, не осторожничал и буквально на всём теле оставлял свои следы. Лучше бы выпорол. Лучше бы кричал. Лучше бы… Да всё что угодно лучше, чем так. Они не разговаривали, ничего не выясняли, но продолжали жить вместе. На работе это нисколько не отразилось. Леонид вёл себя, как и прежде, только задерживался в офисе дольше обычного, обедал и ужинал в кафе, приходил домой и ложился спать. Спали они тоже вместе, что особенно удивляло Никиту, хотя он и знал – Лео ненавидит узкие диваны и любит простор. И просыпались так, как привыкли: рука Лёни на бедре Никиты, жаркое дыхание в шею, сонный поцелуй в макушку. Это было ещё больнее, потому что после Леонид молча вставал и уходил, а Ник делал вид, что ещё спит. Никита теперь часто сидел на балконе и думал, решал, просчитывал варианты: просто уйти, когда Лёни нет, поговорить и уйти, устроить скандал и уйти… В любом случае, он был почти уверен, что Лёня не простит, неясно лишь, почему тянет с разговором. Вот и сейчас он сидел и смотрел на светлое небо, хотя на часах уже два ночи. Белые ночи оба особенно любили. А теперь… – Ну почему? – шепнул Никита. И, услышав тихий смешок, испуганно обернулся. Так задумался, что не заметил, как Лёня наблюдает за ним. Леонид понял вопрос по-своему. – Может, по твоему явлению в пять утра? Или зацелованным губам? Или чужому запаху на коже? – и тут же без перехода добавил: – Не сиди на холодном полу, простудишься. – Лёня… Но тот уже скрылся в комнате, а Никита так и остался сидеть. Он позвонил Глебу, сам не понимая, зачем. Друг честно признался: – Я не знаю, что вам делать, Ник, не знаю… Только скажи, оно того стоило? Что «оно»? Быстрые переглядки в такси? Крепкое объятие у двери гостиничного номера? Жаркий выдох «Никита» в губы? Торопливое сбрасывание одежды? Долгие поцелуи? Никита помнил, как заводили игривые взгляды, двусмысленные фразы, будто случайные касания. Лёгкий флирт, опасное хождение по грани обещали многое, с каждой минутой всё больше разжигая желание. Он помнил первый поцелуй в проулке в ожидании такси. Помнил жадные, нетерпеливые, наглые, чужие, но такие желанные руки. Как стонал, чувствуя тяжесть чужого, но и такого знакомого тела на себе. Как сам касался и ласкал, горячо шептал что-то, о чём-то просил… Стоило ли?.. – Ник…кита, я так хотел, я так… Я… Чёрт возьми, Ник, что ж ты делаешь?!.. – Нравится, Влад? – Да-а, Никита… Ему не надо было соглашаться, но и отказаться он не смог. Сам всё испортил. И не представлял, что делать дальше. Но что-то нужно было. Хоть что-то! Никита понимал, что ещё одну такую неопределённую неделю не переживёт – нервы натянулись до предела. Когда он вошёл в гостиную, Лео сидел на диване и что-то черкал в блокноте. – Лёнь. – О, Ник, слушай, я в Париже такую чудную вещь подсмотрел. К тому голландскому заказу… – Лёня. – …помнишь? Они ещё не знают, как изощриться. Так вот… – Лёня! – …смотри, если… – Лёня! – Никита выбил из его рук карандаш с блокнотом. Поднял взгляд, наконец. Они смотрели друг на друга долго, непонятно, что-то выясняя каждый для себя. Ник медленно сел рядом, осторожно коснулся его руки. Леонид не шевельнулся. – Лёня, – шепчет Никита. Но вместо ответа тот проводит кончиками пальцев по телу Ника под расстёгнутой рубашкой. – Лё-ёня… Секунда – и Никита уже лежит поперёк коленей Лео, чуть прогибается. Знает, как Леониду нравится его тело, с каким желанием он всегда наблюдает за подобной провокацией, как учащённо начинает дышать. Так и сейчас… Лёня сильнее распахивает его рубашку, проводит по груди всей ладонью, с нажимом, скользит ниже, отчего Ник прогибается ещё сильнее, закидывает руки за голову и вцепляется пальцами в подлокотник, прикрывает глаза. Пусть. Пусть эти касания последний раз, но он возьмёт от этого всё. Пусть потом Лёня выставит его, и будет прав, но сейчас важны его руки, взгляд, желание. Никита рвано выдыхает, когда пальцы Лео забираются под пояс брюк, крепче сжимает подлокотник, раздвигает ноги. – Никита, – тихий шёпот, а следом губы касаются шеи, и Ник стонет. Леонид всегда так делал: произносил его имя, щекоча дыханием и лёгким касанием кожу. Всегда-всегда. И когда они были с Глебом – тоже. Никите нравилось, он чувствовал себя особенным, нужным, важным. И глупо это потерял. Ник мягко касается его плеча, зарывается пальцами в волосы, откидывает голову, подставляя шею, но Лёня отстраняется, впрочем, не убирая рук с его бёдер. Никита следует за ним одним плавным движением: садится и спускает рубашку до локтей. Смотрит выжидающе, просяще, с надеждой, едва не шепчет «пожалуйста». Лео касается его плеч, гладит, чуть сжимает, большими пальцами надавливает на ключицы. Словно изучает заново. Или проверяет, что изменилось после… Никита не хочет думать. Он знает каждую реакцию своего тела на действия Лёни. Он знает каждое действие Лёни. Он знает, что после этих касаний будет поцелуй. Сначала неторопливый, дразнящий, после – всё более жаркий и настойчивый. Если будет. Леонид притягивает его ближе, но замирает, так и не коснувшись губ, утыкается носом в шею и обнимает. Ник прижимается, стискивая его футболку в кулаках, едва ли не разрывая ткань. – Лёнь, Лёня, Лёнечка… Лёнь, прости, пожалуйста… Пожалуйста. Тот успокаивающе гладит его по спине, обнимает крепче, перебирает волосы на затылке. И когда Никита затихает, спрашивает: – Ты уйдёшь к нему? Ник вздрагивает всем телом и чуть отстраняется. – Что? – Не заставляй повторять, ты слышал. – Нет. Нет и нет, – качает головой Никита. – Не-ет, - снова обнимает. – Нет. – Хорошо, – и Леонид, наконец, целует его.