Боже, храни Испанию

— Что, опять меня бросаешь? Кто на этот раз тебе не угодил? — Романо снизу вверх посмотрел на Испанию, от чего Антонио резко стало неловко. Он действительно не хотел оставлять ребёнка надолго. Однако нужно идти, чтобы поставить на место этого паршивого англичанина, который вконец обнаглел. — Романо, прости, — испанец опустился перед своим подопечным на колени. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я должен это сделать. — Да-да, ты должен пресечь бесчинства английских пиратов. Знаю, слышал уже много раз. Ну так иди, можешь не возвращаться. Ловино надулся и, задрав нос, повернулся к нему спиной. А потом вовсе потопал прочь, при этом что-то недовольно бурча и оставляя расстроившегося испанца в одиночестве. Совсем страх уже потерял, ведёт себя так, будто бы он тут хозяин. Подобные выходки маленького, но порядком обнаглевшего Романо каждый раз огорчали Антонио, ведь он очень любил итальянца и обращался с ним как с младшим братишкой, а не как с прислугой. Потому что прислугу сделать из него попросту не получилось. С самого первого дня пребывания в доме Испании, этот мальчик держался нагло и эгоистично. Фернандес даже порывался вернуть его Австрии, который без зазрения совести просто сплавил Ловино ему, ибо знал о не лёгком характере ребёнка. А испанец смотрел на Северного Италию, который остался у Родериха, и порой жутко завидовал Эдельштайну, ведь второй итальянец был гораздо спокойнее, а так же послушнее. Но ведь проклятый австрийский аристократ не соглашался даже на обмен, поэтому Испании пришлось смириться с этим и постараться хоть как-то привыкнуть к выходкам нового подчиненного. Однако последние слова итальянца очень сильно огорчили Антонио. Ведь все это было сказано не со зла и не из желания обидеть... Просто он сильно расстроился от того, что снова останется один. Видимо, это будет надолго, потому что неизвестно, как сложится судьба и на какое время затянется конфликт с Англией из-за этих пиратов. Англичанин сильно зарвался в последнее время, поэтому, нужно было указать, где его место. А нынешний король вообще решил восстановить католицизм и, если получится, присоединить Англию к испанской монархии, сделать частью империи. Только вот самому Испании не хотелось, чтобы в его доме поселился ещё и этот наглый пират, который вообще не понятно от чего вдруг начал так себя вести. И испанцу с лихвой хватало маленького итальянца, который уже давно скрылся из виду. Вероятно, ушёл обратно домой, либо спать, либо есть. Что же, ему тоже нужно идти, готовиться к походу, ведь уже в скором времени флот должен выйти в море. А итальянец шёл, сам не зная куда. Как же его достал этот противный Испания, излишнее проявление внимания которого очень сильно досаждало. Но теперь, когда испанцу совершенно некогда сидеть с ним, Ловино вдруг стало одиноко и даже как-то грустно. К брату он пойти не мог, так как младший стал равнодушно к нему относиться, из-за этого Романо не хотел ему навязываться. Он ведь хорошо устроился, его никто не трогает. Правда, живёт брат на правах прислуги, а такая участь не нравилась старшему Италии. Ему хотелось нормальной, мирной, спокойной жизни и, что уж скрывать, чтобы никто не заставлял его работать. Так, сетуя на судьбу на одного небезызвестного босса, Романо дошёл до какой-то полянки, где стояла маленькая, но весьма опрятная церквушка. Повинуясь каким-то внезапным порывам, мальчик направился туда и осторожно открыл резные двери. Дверь была тяжёлой и поддалась с трудом, однако ему все же удалось протиснуться во внутрь. В последнее время он не часто ходил в подобные места, хотя раньше посещал церкви регулярно. Но тогда они с Испанией ходили в огромный собор, а это была очень маленькая, но построенная по всем правилам церковь. Внутри никого не было, но вскоре откуда-то вышел невысокий престарелый священник и, увидев стоявшего в дверях Романо, обратился к нему: — Что случилось, юноша? И где ваша матушка? Романо продолжал стоять в дверях. Он ведь и сам не понимал, для чего пришёл сюда, ноги сами принесли. Но вдруг он вспомнил про Антонио, который собрался завтра уйти сражаться против Англии. И вдруг мальчику стало страшно, ведь если что-нибудь случится с боссом, то это коснётся и его тоже. А переживать новые потрясения итальянец не собирался, и так на его долю слишком много всего выпало. Может, следует обратиться ко Всевышнему, дабы тот помог Испании? — Я пришёл попросить помощи для одного... Человека. Я ведь могу это сделать, да? — Ловино оторвался от созерцания своих ботинок и посмотрел на священника. Старец мягко улыбнулся и подвёл его к иконам. — Проси, сын мой, и Создатель тебя услышит, — произнёс он, осеняя себя крестным знамением. — Господь обязательно поможет тому, кто просит искренне. Постояв ещё немного перед ликами святых, священник снова куда-то ушёл, оставляя Романо в одиночестве. Мальчик посмотрел перед собой и тихо вздохнул. Не привык он что-то делать для других, но все же... Испании нужна поддержка. Хотя бы и такая. Может быть, это действительно поможет, и он вернётся с победой. Ну, или хотя бы живым. Поэтому итальянец приклонил колени и, прочитав короткую молитву, тихо произнёс: — Боже, мне ничего не нужно. Только, пожалуйста, храни Испанию. Пусть его не тронет Англия. Пусть с ним все будет хорошо, и он благополучно вернётся назад. Шёпот отражался от стен, создавая в помещении негромкое эхо, которое раз за разом вторило молитве маленького итальянца. Слова лились потоком, эмоции выплёскивались наружу, и вскоре Романо заметил, что плачет. Он уже давно не проливал слез, а тут вдруг разрыдался из-за какого-то несчастного испанца. Который может больше не вернуться домой. Все-таки, со временем его общество стало привычкой, а его навязчивая забота – чем-то самим собой разумеющимся. Как без этого жить потом? И ведь действительно, никак... А о своих гневных словах, брошенных совсем недавно, Италия уже успел много раз пожалеть. Завтра он подойдёт к Антонио и обязательно попросит прощения. Пусть придётся себя пересилить, наступив на горло собственной гордости и самолюбию. И не только потому, что Романо думает только о себе, ведь сейчас, впервые за много лет своей жизни, ему стало очень стыдно за то, как он вёл себя с Испанией. То ли так на него повлияло проведённое время в церкви, то ли ещё что-то, но у итальянца вдруг резко проснулась совесть. Мальчик поднялся с колен и ещё раз взглянул на образа перед собой. Свет причудливо ложился на иконы и, казалось, святые сурово смотрят на него со стен. От этого становилось как-то не по себе, даже немного страшновато, из-за чего Романо скорее покинул церковь. Как он сюда пришёл – помнил очень смутно, поэтому, пришлось немного поблуждать, прежде чем найти дорогу домой. Но дома было не до него, ведь Антонио собирался завтра уходить. Поэтому, как ни старался Ловино поймать его, тот все время куда-то пропадал или был занят. Уже под вечер итальянец все-таки обнаружил его сидящим в кабинете. Фернандес последний раз проверял какие-то рукописи, изредка что-то записывая. Романо постоял на пороге, а затем вошёл и сразу же забрался на стул, дабы видеть задумчивое лицо своего босса. А испанец был явно напряжён. Неужели боится? Хотя, чтоб Испания, гроза всех и вся, кого-то боялся... — Эй, Испания! Ты будешь в конце-концов на меня внимание обращать, или нет? — по привычке раздражённо произнёс Романо. — А? Я сейчас занят... — рассеянно ответил босс и снова уткнулся носом в очередную книгу. — Да хотя бы послушай меня, идиот! Я... — итальянец осекся. Все-таки, просить прощения тяжело, несмотря на то, что весь день он морально себя к этому готовил. — Если с тобой что-то случилось, говори сейчас. Потом может не быть возможности, ты прекрасно об этом знаешь, — даже зная, что случится завтра, испанец улыбался. Без этой искренней улыбки представить Антонио было просто невозможно. — Я хочу... Прощения у тебя попросить, придурок! — рявкнул Ловино. Потом он соскочил со стула и убежал, поняв, какую ерунду сейчас сказал. И, в некотором роде, извинился, но и опять же, оскорбил. Снова стало жутко стыдно. Но по-другому он не мог... Просто не умел. Теперь вообще нельзя на глаза Испании показываться. Вдруг это ещё больше его разозлило? Итальянец умчался сломя голову, но даже не услышал тихого смеха Антонио и ответа который бы его успокоил. А Фернандес вообще не злился на маленького, но очень вредного Южного Италию. Ведь тот был для него ближе всех, а к истерикам и капризам, рано ли поздно, но привыкаешь. Он же совсем ребёнок, ему можно это простить. Рано утром Антонио отбыл из Мадрида в Лиссабон. Романо он будить не собирался, ведь незачем им обоим опять расстраиваться. Но после той странной перемены, произошедшей с итальянцем, Испания как-то воодушевился, ведь не каждый день услышишь от него извинения, пускай даже и такие грубые. Ведь это значило, что Романо все-таки не такой равнодушный, как казалось прежде.

***

После того, как Испания оставил Мадрид и отправился к берегам Англии, Романо почти каждый день бегал в ту самую церковь, которую случайно нашёл за день до его отплытия. И каждый раз, не замечая никого, просил помощи для Антонио. Ведь теперь, когда его не было рядом, стало по настоящему страшно, а в душу закралось беспокойство не только за себя, но и за него тоже. Вдруг что-нибудь случится? Но о плохом думать не хотелось, ведь тот, кто верует в Бога, не может быть им оставлен. А Испания пошёл биться за правое дело... Или нет? До конца это было не ясно. Может, причина была не только в пиратах? Может, там произошло что-то ещё более серьёзное, иначе бы Испания и вовсе не трогал Англию, как не трогает Францию или Нидерланды. Порой, слушая разговоры людей, итальянец все больше убеждался, что Артур натворил гораздо больше пакостей, чем кто либо другой. Чего только стоил его отказ от католичества, в весьма грубой, кстати, форме. Это сильно разозлило тогдашнего короля и Папу Римского, от чего решили, что Англия впал в ересь и теперь таким образом устроили ему травлю, заодно решив покончить с пиратами. Ведь из-за налётов морских разбойников Испания терпел большие убытки, так как половина добытого золота либо отбиралась англичанами, либо уходила на дно вместе с подбитыми кораблями. После этого Антонио нередко был мрачным и очень грустным. Но вскоре такое плохое настроение пропадало, и он снова куда-то исчезал, оставляя Романо в полном одиночестве. Его походы длились долго. В этот раз, казалось, он ушёл насовсем, ведь время ожидания тянулось до безобразия медленно. Итальянцу было скучно и страшно. Страшно уже не за себя, а за своего непутёвого босса, который, судя по слухам, терпит поражение по всем позициям. Именно поэтому мальчик каждый день просил у Создателя помощи, надеясь, что тот все-таки убережёт их обоих от беды. Однако новостей с моря больше не было, словно и не велось никакой войны. Все резко замолчало и затихло, а маленький итальянец снова начал переживать и думать о том, что же на самом деле там происходит. Войны – это ведь не просто игрушки, это всегда раны, кровь и боль. Из-за войны даже страна может погибнуть. Но Испания сильный. Он не должен умереть или проиграть. Пусть Романо и не особо жаловал его, но у итальянца была какая-то странная вера в Антонио. Действительно, больше ничего нет кроме этой слепой веры. Поэтому нужно просто ждать и надеяться на лучшее. Но вот однажды, спустя несколько лет, Испания вернулся. Побитый, окровавленный и измученный, он еле плёлся навстречу маленькому итальянцу, который направлялся подальше от шумного города, дабы поискать какое-нибудь уединённое место. При виде знакомой фигуры, которая маячила впереди, у Романо вдруг перехватило дыхание и тот замер, как вкопанный. Неужели, Антонио наконец вернулся из своего дальнего и долгого морского странствия? Только, что же с ним не так, почему он весь изранен и кое-как держится на ногах? Ловино продолжал стоять на месте. Он не верил своим глазам, потому что в таком состоянии видел Испанию впервые и не понимал, что такого произошло. Антонио же подошёл совсем близко и тоже остановился, глядя на него. За время похода он сильно осунулся, оброс и начал прихрамывать при ходьбе. Война с Англией не прошла просто так, оставив на теле Фернандеса многочисленные ссадины, синяки и раны. Настолько страшные, что мальчик сначала испугался, но не сбежал, продолжая глядеть на своего босса. Тот при взгляде на итальянца с трудом, но выдавил из себя улыбку и, опустившись на колени, потрепал его по волосам. — Романо, я... — начал Испания, прерывая неловкое молчание. — Я проиграл. Проиграл этому мерзавцу Англии. Прости. — Дурак ты, — чуть не плача отозвался мальчик, хватая его за руку. — Хотя бы живой вернулся! А я каждый день молился, просил, чтобы Господь уберёг от беды. Я испугался за тебя! — Как видишь, не очень-то и помогло, — невесело усмехнулся испанец, зажимая в свободной руке ободранную треуголку. — Но... ты правда думал обо мне? — Ну а как же? — на глазах начали наворачиваться непрошенные слёзы, и  Романо уткнулся в грудь Испании, дабы тот не видел их. Антонио, несмотря на физическую слабость, аккуратно подхватил его на руки и понёс домой. Как сильно он ошибался в нём. Итальянец думает не только о себе. Он просто хочет казаться сильным в глазах других, а под маской прожжённого эгоиста скрывается тонко чувствующая и переживающая за других натура. Его очень легко обидеть или расстроить, правда видно это далеко не сразу. Потому что он пытается держать все в себе, боится быть непонятым и осмеянным. Этот случай всё доказывает.  И пусть Испания и проиграл эту проклятую войну, дома у него остался маленький ребёнок, с крутым нравом и острым языком. Но который всегда ждёт и верит в него, моля у Бога помощи не для себя, а для него, своего непутёвого босса. Пусть это единственное, на что способен его подопечный, однако подобная моральная поддержка – уже не мало. А Ловино сидел на его руках и тихо плакал. Его сильно тревожили мысли о грядущем, ведь могут случится и новые, возможно, более страшные и кровопролитные войны.  Даже если Антонио опять уйдёт, то итальянец снова вернётся в ту церковь, встанет на колени перед ликами святых и произнесёт слова той самой молитвы, которую раз за разом повторял на протяжении многих лет: «Боже, мне ничего не нужно. Только, пожалуйста, храни Испанию...»