Забытый ужин

Что-то витало в воздухе, то самое банальное «затишье перед бурей». Ник очень старался вести себя как всегда. Не нагнетать ещё больше, не приставать с расспросами, не показывать, как нервничает в ожидании… Хоть чего-нибудь. – Лёня! Готово! – крикнул он с кухни, привычно расставляя приборы на столе. Обычно Лео хватало несколько минут, чтобы переодеться и прийти на запах любимой рыбы по-французски. – Лёнь, остынет же! Ответа не последовало, и он решил проверить. Но едва переступил порог комнаты, замер, увидев Леонида у кровати. Полуголого, с расстёгнутыми брюками и ремнём в руке. Ник не мог отвести глаз. От сложенной полоски ремня, от крепко сжатого кулака, от напряжённых мышц, от четко проступивших вен… Воплощение его давней фантазии. Если бы не взгляд: серый, больной, злой, уставший. Никита вдруг понял: выпорет. Как и обещал. Лёня смотрел на него и не двигался. Казалось, даже не моргал, но ремень сжимал всё крепче и крепче. Будто это и не ремень вовсе, а пистолет, и предстоит ему не ударить, а выстрелить. – Ненавижу, – выдохнул Леонид. И Никита знал: он совершенно серьёзен. И совершенно прав. – Ненавижу думать, что кто-то… – Лёня не договорил, помотал головой. А Ник принялся расстёгивать рубашку. Медленно, пуговица за пуговицей. Потом – брюки. – Перед ним… Тоже? – Нет. – Врёшь. – Нет. – Врёшь! – Лёня в два шага сократил расстояние между ними и стиснул ворот рубашки. – Врёшь же. – Нет. – Ты думаешь… – Нет. Лео натягивал тонкую ткань в кулаке, тяжело дышал, глядя Нику в глаза. Никита чувствовал: не верит. Имеет право. – Ты думаешь… Думаешь, это легко? – Нет. – Да что ты знаешь?! – Леонид резко швырнул его на кровать. – И не догадываешься, каково это – знать, думать, представлять… – и, всунув колено между его бёдер, крепко сжал волосы на затылке, заставляя смотреть на себя, – другого. Ник зажмурился и зашипел. – Не думай. – Ты сравниваешь. – Нет, – решительно повторил Никита. – Ты врёшь! – Нет! – Ник одёрнул его руку от себя. Был готов к боли, но и не сопротивляться не мог. Секундный взгляд глаза в глаза, и сорвало обоих. Они боролись яростно, дико, возбуждённо. Кусались, царапались, оставляли синяки. Лео пытался стянуть его руки ремнём, но Никита выкручивался. Они срывали друг с друга одежду, целовались, не понимая, чего хочется больше: трахаться или драться. Рычали и ругались. И когда Леонид ткнул Никиту лбом в подушку, сжав шею сзади, – это было самым правильным и естественным. Когда впивался зубами в плечо, грубо готовил и держал. Как хозяин, доминант, главный. Ник метался под ним, всхлипывал и стонал. Но услышав шелест пакетика, раздражённо вывернулся и едва ли не зубами выхватил его из рук Лёни. – Нет! – зло и отчётливо. – Нет! Лео рыкнул, снова развернул его лицом в подушку, придавив затылок, лишая возможности нормально дышать, и навалился сверху. Никита сдавленно вскрикнул, дёрнулся и на секунду замер. Было больно. Адски больно. И правильно. А спустя несколько грубых и резких толчков стало хорошо. И ещё правильнее. Лёня прижимался губами к его шее, крепко стискивал бедро, а Ник собирал пальцами в гармошку простынь, стонал, прогибался. Взять и отдаться. Заклеймить. Подчинить. Получить то, чего так долго не хватало. Заставить думать только о себе. И когда Лёонид скатился с него, затравленно дыша, Никита тут же подполз под бок, дрожа, всхлипывая, цеплялся своими слабыми пальцами за пальцы Лео и пытался что-то сказать, но не хватало ни слов, ни воздуха… Не успокоился, даже когда Лео его обнял. Прижимался ближе, будто желал слиться в одно целое. – Никит… Но тот только дёрнул головой и полез целоваться. Исступлённо, неистово, жадно. Искусанными губами, оставлявшими металлический вкус. Самый сладкий вкус. – Лёня. Больше никогда, Лёнь. Только не бросай. Веришь? Никог… Лео покачал головой и слабо улыбнулся, приложив ладонь к его губам. – Пойдём в душ. Ник только кивнул. Они оба устали, им нужно отдохнуть. Рядом, вместе. *** – Никита, – тихий шёпот в шею. Рука привычно на бедре, губы прижимаются к макушке. – Ммм? – Не притворяйся. Не спишь, – настойчиво. – Поднимайся. – Ты меня держишь. – Разве? – в голосе слышна улыбка. Но рука на бедре никуда не исчезает, а другая сильнее прижимает к тёплому телу. – Ага. – Всё, – ещё один короткий поцелуй в макушку, – долго не валяйся. Я съем все вафли. Лео выходит из спальни, а Никита улыбается, глядя на него. И только когда остается один, позволяет себе судорожный вздох и шепчет в подушку: – Спасибо.