Небо

Я стою на коленях, а к моему виску прижато дуло пистолета. Один ненормальный мужик, который является для меня воплощением всего, чего я так старался в этой жизни избегать, держит мою жизнь на мушке. Он говорит мне про свободу. Про людей. Про меня. Выглядит он так, как я бы себе никогда не позволил. Глядя на его прическу и одежду, я сразу вспоминаю разговор с матерью, когда решил сказать ей, что хочу набить себе татуировку. Она ответила, что срежет ее вместе с кожей. Сейчас я думаю, испугался ли я тогда именно этих слов, или же меня сдержало нечто другое. Что-то, что сдерживало меня на протяжении всей жизни. Пират, а он именно пират, уточнять я не буду, спрашивает меня, кем я работаю. Я сначала всхлипываю. Я юрист. Пират ухмыляется. Он спрашивает, кем я мечтал стать в детстве. Я злюсь. Какая к черту разница! Человек, что держит пушку у твоей головы, не должен задавать такие глупые вопросы. Пират резко бьет меня, задирает голову за волосы вверх и назад. Вот тут мне становится по-настоящему страшно. Челюсть саднит, и эта боль немедленно сообщает мне, что, возможно, я, человек, что недавно ходил и разговаривал, скоро буду валяться безжизненной тушей у ног этого ненормального. А труп никто никогда не найдет, и родственникам не придется опознавать меня по останкам. Это заставляет меня признать, что вопросы, что он задает не такие уж и бессмысленные. Это как последняя исповедь. Господи. Может я был не так плох. Я отвечаю. Пилотом. В детстве я мечтал стать пилотом. Пират смотрит грустно. Почему не стал? Я молчу. Что можно ответить? Пират наклоняется ко мне и говорит, мол, амиго, мне ты можешь рассказать. Смешно, думаю я. Я замечаю, что на нем много шрамов. Часто дерется. Не боится боли. А я боюсь. Мне страшно. Думаю, о том, как долго я буду чувствовать ее от дырки в голове, и есть ли на том свете понятие фантомной боли. Через несколько секунд молчания, пират зло смеется. Говорит, что я его обманываю. Говорит, что не было у меня никакой мечты. Говорит, что я просто вру, чтобы отсрочить неизбежное. От этих слов я чувствую как собственные слезы жгут кожу на лице, и я закрываю глаза. Сквозь вату в ушах я слышу собственные мольбы. Просьбы не убивать. Я говорю, что у меня есть семья. Есть дети. Но у меня их нет. На его лице презрение. Я не вижу этого, я чувствую. Поэтому остановившись, я говорю, что просто не вышло. Говорю, что было так много причин. Так много следствий. Говорю, что если бы был еще один шанс, то сделал бы все по-другому. Он смотрит долго. Он опускает пистолет. Я вздрагиваю. Он кивает на лодку и говорит, чтобы я убирался отсюда. Говорит, что давая второй шанс, он рассчитывает, что я исполню детскую мечту. Иначе. Иначе я вернусь сюда. На остров. К нему. И тогда он завершит начатое. В какой-то момент мне хочется сказать ему, что проще застрелить меня прямо здесь. Это говорит та сторона меня, что правдива. Та, что знает меня. Другая же заставляет подняться и побежать к лодке. Раздается выстрел. Дотрагиваюсь до себя. Мокро. Кровь. Падаю коленями на песок. Все окрашено в красный. В небе опускается солнце.