Сказание о сковородке

— Хотел бы я знать, кто все эти смертные, и почему они несутся сюда? — Дагон вопросительно взглянул на одного из Валкиназов, настороженно следивших за приближающимися сиродиильцами.  — Это твои смертные подданные, мой повелитель, — учтиво прокричал дремора, исподтишка пиная зевающего даэдрота. Крокодилоподобное творение Молага одарило начальство хмурым взглядом и, покорно окружив себя щитом, выдвинулось на передовую позицию.  — Почему они так орут? — капризно поморщился Мехрун, переступая на месте. Мраморные плиты трескались под ногами владыки, и Дагон обреченно вздохнул, почувствовав, как в большой палец правой ноги впился камушек, размером со среднего ксивилаи. Мелочь, а всё равно неприятно.  — Радуются вашему прибытию, Принц, — дипломатично пояснил Валкиназ, разумно не уточняя, что прибытию Принца Даэдра смертные радовались уж очень бурно. Да и предметы быта — от тарелок и фолиантов, до наспех заостренных жердин и досок, выломанных из чьих-то заборов — смотрелись в их руках как-то подозрительно. — Твои покорные слуги всё это время готовили смертных к великой чести, выпавшей на их долю, открывая Врата по всему Сиродиилу, дабы презренные не сошли с ума от неземного счастья, озарившего их жалкую жизнь. Закончив речь, Валкиназ обнажил клинок — в сторону Повелителя двигался Великий Герой, предавший позору не один дреморский клан. За героем валила толпа аргонианских и босмерских беженцев, которым канцлер Окато, накануне открытия Великих Врат, милостиво дал приют в столице… запретив торговцам и владельцам гостиниц снабжать новых жителей провиантом. Во взглядах, обращенных несчастными на Мехруна, горело искреннее обожание, а в воздухе звенели приветственные крики, полные неподдельной радости и восторга: «Мясо, мясо, мужики! Смотри, скока! Поднажми, а то не достанется!!!» Валкиназа ощутимо передернуло. Захват Нирна уже не казался дреморе такой уж великолепной идеей… Тем временем, основная масса сиродиильцев смела заградотряд ксивилаи и в принца полетели приветственные тарелки, торжественные книги и дружеские вазы, в том числе и ночные. Великодушное предложение сдаться и сохранить свои жизни, сделанное смертным одним из кинривов, было встречено скорбным хохотом и изъявлением безоговорочной покорности Владыке. Покорность изъявлялась в смиренных подношениях несвежей рыбы и тухлых помидоров. Когда пятое по счету благоуханное алое пятно расплылось на даэдрических доспехах Валкиназа, дремора понял, что пришла пора применить военную хитрость под названием «тактическое отступление», но было уже поздно. Толпа беженцев деликатно обтекла оставшихся на ногах дремора и с верноподданническим блеском в глазах, бросилась к стопам Дагона. Владыка, на всякий случай попятившись к Великим Вратам, не учел коварства Героя, самоотверженно упашего под ноги Принцу. К счастью, спаситель всея Тамриэля был надежно упакован в лучшие латы, которые канцлер, ради такого случая, изъял из императорской усыпальницы и тщательно смазал маслом. Так что раздавить дерзкого смертного Мехруну не удалось, а вот поскользнуться… Уже влетая спиной вперед в приветливо подавшиеся навстречу Врата, Дагон взвыл:  — Я отомщу-у-у… Чугунная сковородка, пущенная чьей-то заботливой рукой (позже, сиродиильцы уверяли всех, что рука была императорской, и увековечили Мартина, сжимающего в руках чудодейственный предмет, в камне, установив статую в храме), попала в аккурат меж витых рогов даэдрического принца, послужив логическим завершением его триумфального возвращения в родной План. Оставшиеся в живых дремора, ксивилаи, скампы и даэдроты спешно ретировались, унося на плечах раненых. Ещё несколько мгновений раскаленный воздух дрожал между бритвенно-острых выступов портала, а затем сияние угасло. По ту сторону закрывающихся Врат разочарованно взвыли оголодавшие смертные. Их вопли смешались с радостными криками населения Имперского Города. Толпа подхватила на плечи Мартина, Окато и Героя и с песнями понесла их во дворец. Дагон открыл глаза, несколько раз моргнул и медленно принял сидячее положение. Поднес правую верхнюю руку ко лбу, ощупал немаленькую шишку и задумчиво вопросил, ни к кому конкретно не обращаясь:  — Что это было?  — Сковородка, о Владыка, — разъяснил верный Валкиназ, почтительно подавая Принцу пудовый предмет обихода простых сиродиильцев.  — Вот как, — глубокомысленно протянул Дагон, разглядывая грозное оружие. — И как ею обычно сражаются? Метают?  — Нет, мой принц, смертные используют её для готовки. Они кладут туда мясо или ещё что-нибудь и ставят на огонь. Огонь раскаляет металл и…  — Все, дальше можешь не продолжать. Принцип я понял, — сухо оборвал Мехрун дремору. — Смертные всё же знают толк в пытках… Это даже хуже, чем клетка над лавой. Итак, слушай моё высочайшее повеление: пусть оружейники сделают мне такую же ско-во-род-ку, только в сорок раз больше. И пусть ко мне приведут Каморана. Наблюдая за тем, как Валкиназ отдает приказы кинривам, Дагон усмехнулся. Что там ему говорил этот эльф? Нирн — миролюбивый, беззащитный мир, который с радостью примет нового владыку? Он, Дагон, поверил презренному смертному и, в результате, был вышвырнут из Нирна, словно нашкодивший котенок! Мехрун поднялся на ноги и бросил многозначительный взгляд на лавовое озеро. Он уже знал, чем займется в ближайшую тысячу лет.