***
Однажды мы на всю ночь поехали кататься на велосипедах, в это время в деревне было тепло. Когда стемнело, мы развели костёр около озера. Мы пекли хлеб на костре и говорили, говорили обо всём на свете. Я чувствовал тепло его тела. Он положил свою голову мне на плечо и замолчал. Какое-то время в воздухе висела тишина, и был слышен только треск костра. Каждый думал о чём-то своём, наблюдая за играющими языками пламени. — Знаешь, — начал он и, выждав длительную паузу, продолжил, не отрывая рассеянного взгляда от огня, — а я ведь тебя люблю... — Я тоже, очень, — без колебаний ответил я, — я рад, что у меня есть такой друг. — Нет. Ты не понял, — он поднял взгляд на меня, — я тебя не так люблю. — А как? — Вот так, — он приблизился к моему лицу, и я не успел ничего понять, как его губы накрыли мои. Нет, мне не хотелось его оттолкнуть или сопротивляться. Лёгкое касание губ, которое длилось всего несколько секунд. За это время я успел понять, что такое бабочки в животе. Вкус его губ я запомню навсегда, тогда он был особенным… Я запомню каждую веснушку на его лице, тёплые губы, руки, слегка придерживающие меня за плечи. Когда я, отойдя от шока, посмотрел на него, то увидел румянец на его щеках. А может, так просто играл свет от костра на его лице.Часть 1
17 апреля 2014 г. в 15:41
У него было всё. Абсолютно всё. Было всё то, чего так хотелось мне: любящие родители, друзья, множество хобби, популярность, идеальная внешность.
Он был отличным другом. Несмотря ни на что, всегда меня поддерживал, брал с собой гулять, был добр ко мне. А я только завидовал и злился... Злился, скорее, на самого себя, чем на него. Ненавидел себя за то, что я скучный, молчаливый, одинокий. А главное, ничего с этим не делаю. И не понимал, зачем же он всё ещё тащит меня за собой. Пожалуй, это привязанность. С пелёнок мы росли бок о бок, как братья. Каждое лето были вместе. А зимой не виделись, разъезжались и ничего не знали друг о друге... Но несколько лет назад он переехал с семьёй на ту же улицу, где живу я, и мы случайно столкнулись. Тогда я и узнал, насколько мы разные, насколько мы из разных кругов.
Я — одиночка, а он... Впрочем, я уже сказал, что у него была идеальная жизнь.
Тогда я решил, что стоит сделать вид, будто мы не знакомы, и избегать встреч. Но он, напротив, старался меня вытащить "в свет", приобщить к своей компании. И, наверное, зря. Я не был похож на них: не умел шутить, всё время молчал и глупо улыбался... Тогда я стал максимально избегать контакта, игнорировал звонки, врал, что занят.
Это было весною. После многочисленных попыток поговорить и узнать, что не так, он бросил это дело, дав мне побыть одному. Хотя это было то, чего я добивался, мне было дико обидно. Я злился. На себя, на него. На весь мир. Я ненавидел всё.
Потом меня отправили на дачу. Я всячески уговаривал сам себя, что не хочу его видеть. Но с каждым часом всё больше ждал, когда же он зайдет к нам и, поздоровавшись с бабушкой и дедушкой, спросит у них, здесь ли я...
Но его не было. Час, два, день, три, неделю... Я потерял терпение и убивал себя, уверенный в том, что обидел его. Я был готов идти мириться, но как-то встретил его маму в магазине и от неё узнал, что он на соревнованиях и приедет послезавтра.
Эти два дня я не находил себе места, думая, что он зол на меня. Думал, как же начать разговор. Боже, как же это ужасно! Каждый день я как бы невзначай проходил мимо его дома, проверяя, не приехал ли он.
В тот день он должен был приехать, и я в очередной раз маячил около его дома, высматривая. Вдруг сзади на меня кто-то налетел и, повиснув на шее, повалил на землю, как-то исхитрившись уронить меня спиной к земле. Сопротивляться у меня не было времени, и когда я уже был на земле с удерживаемыми руками, я увидел своего обидчика.
— Ты получше варианта приветствия не мог придумать? — улыбнулся я.
— Будто ты не рад, — как можно бодрее ответил он, хотя в голосе совсем не было радости.
— Рад, конечно! Я очень скучал, — с этими словами я, наконец, смог подняться на ноги.
— И я... — он повеселел. — Пошли на озеро?
Всё вернулось на свои места. Мы гуляли, общались, как и раньше. Ну, или почти как раньше... Только появились какие-то неловкие паузы, будто он хотел что-то сказать, но потом резко менял тему. И где-то через три дня состоялся такой диалог:
— Как у тебя на личном фронте? — такой вопрос меня сильно удивил: мы почти никогда не говорили о девушках.
— Никак, мне никто не нравится, — честно признался я. Я ещё даже никогда не влюблялся.
— Хочешь, с кем-нибудь познакомлю? — предложил он.
— Нет, думаю, всё само должно сложиться. Не хочу торопиться. Когда-нибудь я, может, влюблюсь, — я горько усмехнулся, а он только еле заметно улыбнулся.
Затем мы надолго забыли об этом разговоре.
Примерно через неделю, когда мы сидели молча, болтая ногами в прохладной воде, он неожиданно сказал:
— Хорошо, когда никого не любишь. Хуже, когда любишь, а объект воздыхания не догадывается о твоих чувствах.
— Тогда ты должен признаться!
— Не могу. Я сделаю больно этому человеку, он не сможет принять мои чувства...
Я был в шоке, хотел помочь, но не знал, что могу сделать.
— То есть ты так и не признаешься ей? Будешь молча ждать, пока её кто-нибудь другой уведет?
— Не знаю, просто понаблюдаю. Тем более не зря же говорят, что первая любовь всегда несчастная.
— Ладно, не переживай, удачи тебе там.
Мне вдруг страшно интересно стало, какой же велосипед лучше просить на день рождения. Только бы не обсуждать эту дуру: почему-то мне она уже не нравилась. Я ненавидел её за то, что страдал он.