Scars

Шрамы рассказывают истории наших жизней. Худшие из них. Некоторые, правда, не относятся к ним. Такие, как те, что ты получаешь, когда обжигаешься, когда печешь печенье, или царапины на коленях от неудачного падения. Одни рассказывают истории о приключениях, о которых никто бы и не мог подумать, другие - об обычных жизненных ситуациях, которые просто пошли не так. Но есть те, которые рассказывают о кошмарах, местах, в которые никто не захочет вернуться и никто не захотел бы побывать. Реальных местах, которых не должно быть, и чье существование отмечено на коже. У Китнисс именно такие шрамы. Она будет всегда хотеть забыть это и будет делать все, чтобы никогда не думать об этом. Она никому не пожелала бы помнить все то, что произошло. Никто из ее окружения не был достаточно храбр, чтобы сказать ей правду. Но она и сама ее знала. Она знала, что ее сознание было сломлено, что оно не выжило в войне так, как это произошло с ее телом. Она не могла сказать точно, когда это произошло, но, если бы кто-то спросил, она бы сказала, что оно пошатнулось, когда она потеряла Прим. Она бы никогда не жаловалась на это, потому что брешь в сознании позволила ее мыслям исчезнуть. И медленно, и болезненно, она забывала ужас войны и игр. Единственной проблемой было то, что ее тело было все еще помечено, а шрамы по-прежнему напоминали о том, что она так хотела бы забыть. Удивительно, но она была рада некоторым из них. К примеру, тем, которые она получила в семь лет, когда, помогая отцу готовить обед, случайно схватила горшок тушеного мяса, слишком горячий для того, чтобы вот так вот просто взять его голыми руками. Это было самое счастливое время, которое она так хотела помнить, но Капитолий забрал это у нее: после первых игр из нее сделали "совершенный" экземпляр, и шрамы, а вместе с ними и все воспоминания, ушли в никуда. Затем было время затишья, когда она охотилась, и случайно попалась в одну из ловушек Гейла. Она провисела в ней несколько часов, прежде чем они встретились. Веревки оставили на ее колене тонкую линию, но и этот шрам был забран Капитолием. После того, что произошло с Прим, она не знала, быть ли благодарной за это... Даже после того, как она избавилась от самых страшных, боль от полученных ран и ожогов осталась. Капитолий позаботился о них после игр. Но, не смотря на пробелы в сознании, ей казалось, что она по-прежнему смутно видит их очертания, и то, как она получила их. И даже ее сломленный разум не давал ей этого забыть. Затем были вторые игры. Ее шрамы были еще более мучительными и неожиданными. Она не планировала выжить. Но выжила. А ОН - нет... С этого момента все для нее потеряло смысл: все шрамы, полученные после этого, остались. Все они были тут, на ее коже, рассказывая историю войны. Все было здесь: сражения, бомбардировки и пожары. Вещи, которые она хотела забыть больше всего на свете, навсегда были запечатлены на ней. Даже после падения Капитолия и ухода из Дистрикта 13 у нее не было ни малейшего шанса избавиться от них. Она не была глупой. Никогда не была. Она просто хотела все забыть. вырезать все шрамы из сломленного сознания было бы шагом в верном направлении, даже если бы какие-то воспоминания и остались... Она ненавидела их и ненавидела себя. Долгое время она отказывалась смотреть на себя в зеркало из-за страха вспомнить все. Память отправила бы ее на первые или вторые игры или, что еще хуже, на войну. Она не хотела ни с кем говорить, отказывалась покидать дом... Однажды она поняла, что не может заставить себя даже подняться с кровати. Пропасть, в которую она попала, день со днем становилась все глубже и глубже, и ее сознание постепенно затуманивалось. После всего этого к ней вернулся Пит. Вернулся, чтобы больше не оставлять ее. Она медленно стала самой собой ( насколько это было возможно). Вернув ей прежнюю себя, он обнаружил, что тоже был покрыт шрамами. Даже после всего того, что он сделал, он по-прежнему любил ее. Но любовь была уже иной. Он часто не мог отличить реальность от вымысла. В его сознании тоже были вспышки воспоминаний о войне, но война, которую он помнил, отличалась от той, что помнила она. Их память была растоптана Капитолием, поэтому, не было ничего странного в том, что их воспоминания о том, что происходило во время восстания, абсолютно отличались от остальных, даже не смотря на то, что они были участниками тех событий. Место, которого не коснулась война, казалось им нереальным; они вновь и вновь приходили в себя во время сражений, хотя и не должны были уже этого делать. Сейчас им было очень сложно найти свое место в мире, когда им уже не надо было сражаться за то, чтобы выжить. Но кое-как они все же справились. Вместе они создали новые воспоминания. В них не было ни голода, ни болезней, ни смертей. Они представляли, что их шрамы - это мертвые трибуты, потому как они, в отличие от всего остального, не исчезали. Они не отпускали их. Их сознания были сломлены, и хотя они потеряли все, что у них было, они по-прежнему были вместе. Его нисколько не смущали ее шрамы, и со временем она смогла принять их как часть себя. Хотя она и забыла многое, но шрамы помнили все. Они были ее памятью, которая навсегда останется на ее коже. Они выжили кое-как и смогли завести детей. Но Пит так никогда и не оправился от ментального шока: бывало, он спрашивал, реально ли то, что он помнил, или это был вымысел. А Китнисс никогда больше не приближалась к огню. Никогда.