Счастливая

— И что там? — Джош смотрит тяжело и уверено, словно готов вырвать эту коробочку из ее рук и отбросить подальше, закрывая ее от опасности потрепанной курткой. Губы Давины дрожат и растягиваются в безумной, счастливой улыбке. Пожелтевшая бумажка в ее пальцах выглядит как-то жалко, но она крепко-крепко ее сжимает в кулаке. Так, что даже Женевьев была бы не в силах отобрать у нее подарок Майклсона. — Клаус подарил мне заклятье для дневных колец, — выдыхает Давина сквозь зубы и огонь в высоких канделябрах едва заметно меняет цвет. Всего на мгновение пламя становится ярко-желтым, будто то самое солнце, которого Джош не видел уже добрых пару месяцев. Джош пока мало осознает происходящее, но улыбается, понимая, что все хорошо. Давина с этими нелепыми перьями в прическе выглядит донельзя счастливой, и, когда она порывисто обнимает его, он чувствует тепло, волнами исходящее от нее. Давина вжимается лицом в его рубашку, царапая нос металлическими кнопками, и тихо-тихо смеется. — То есть я смогу теперь выходить на солнце? — недоверчиво поднимает брови Джош и аккуратно кладет руки на ее талию. Высокий корсет мешает нормально обнимать ее, а перья в прическе щекочут нос. — Сможешь, обязательно сможешь, — судорожно шепчет Давина, поднимая голову вверх. И после все, о чем может думать Джош, сводится к тому, не снесли ли кофейню напротив музея с высокими пиками башен. Сильно сжимая ее ладонь в своей руке и впечатывая ее в собственную грудь, чтобы защитить от бегущих людей и падающих со столов блюд, Джош думает, что Давина наверняка была в том самом музее, где он ни был ни разу, но никогда не пила капучинно в кофейне напротив. Музей работает до семи вечера. В семь вечера ещё светло. Джош просит Давину сходить туда с ним. Давина соглашается за чашку кофе.