Утром

Всё-таки у неё слишком длинные ноги, да и руки, да и вообще она, вся такая тоненькая и изящная, по утрам занимает так много места, что ему только и остается, что переворачиваться в её сторону, чтобы не свалиться c кровати. А ей ничего не будет, она спит у стены. — Ма-айк, ты меня раздавишь, - шипит сонно, но уже злобно и, кажется, в голосе сквозит желание придушить его подушкой. — Тогда подвинься, - он тоже не сама доброта, но всё же послушно переворачивается снова. — Куда?! Ну вот, разбудил вселенское зло. Нанаба вскакивает на постели и, упираясь ногами в широкую мужскую спину, пытается устранить источник опасности быть расплющенной, чтобы ещё поспать. Только бы сил хватило. Майк фыркает, хватая её за стопу, и дергает на себя. — Не лопни от злости. Так они и лежат: Майк на боку, лицом к краю, и Нанаба, головой и плечами опираясь о стену и перебросив ноги через чужой бок. Потом она возится, ворчит вполголоса отборным матом, от чего Майк морщится, но пытается снова уснуть, и ложится на своё место. Они любят засыпать вместе. На душе уютно, тепло и очень спокойно. Нанаба ложится на бок, лицом к стене, а Майк обнимает её со спины, перебросив руку через тонкую талию, и так сладко сопит в затылок. До того привыкли, что теперь, когда один уезжает, второй не может уснуть. Но утро! — Не наглей, а! У меня ноги мерзнут. Нанаба подтыкает одеяло под ступни, а со ступней Майка из-за большой разницы в росте одеяло задирается вовсе. — А мне в спину дует, я же молчу. Это правда, из-за широких плеч, тех самых, что будоражат воображение, когда он стоит перед строем – высокий и стройный, тех самых, в которые она впивается пальцами во время занятий любовью, одеяло встает как палатка и в образовавшемся пространстве гуляет холодный воздух. — Если я ложусь на спину, ты орешь, что тебе тесно. — Я не ору! — Орешь! Хотя скорее говорит охрипшим ото сна голосом. — А тебе никуда не пора? — У меня выходной, я хотел выспаться. — И у меня выходной. Как хорошо, у них общий выходной, они собирались поехать в город. Потом, когда выспятся. Нанаба переворачивается лицом к Майку, вернее, к его спине, чтобы нормально укрыть свою спину, но так неудобно, и отчего-то трудно дышать, она поворачивается снова. — Да улягся ты ради всего святого! И ведь кровать у них нормальная, даже больше обычных, но утром как будто уменьшается в размерах. Или это Майк всё ещё растет? — Просто кто-то слишком большой. Конечно, большой, почти два метра и сто с лишним килограммов. — Это ты о себе? Майк переворачивается и жестко, по-командирски, без разных там вечерних нежностей, укладывает Нанабу спиной к себе, притискивает покрепче и уже рычит в самое ухо: — Спи. Да, несколько часов ещё можно поспать. Хоть и майка чуть сбилась и давит в бок, да и подушка примялась, и рука у него гораздо тяжелее, чем вчера вечером, но Нанаба уже не спорит. Тихонько лежит, слушает его размеренное дыхание и засыпает тоже.