Между разных миров

      Место, занятие и даже внешний вид можно было назвать непривычными, но едва ли это имело какое-то значение. Это немного удивляло, но в кроссовках и маггловском спортивном костюме Люциус чувствовал себя не хуже чем в мантии, а уж на Нарциссу в леггинсах он был готов любоваться не только в спортзале. Далеко не только в спортзале. Раздражало, что на неё такую, да ещё закидывающую ноги за уши смотреть мог не он один, но тут не самое приятное чувство приглушила шутка ещё хогватских времён: «мол, он относится к ней как к произведению искусства, когда восхищаться можно всем, а трогать только ему».       Физическая нагрузка была непривычного вида, но и приходилось согласиться с супругой — в последнее время своему телу он уделяет чрезмерно мало внимания. Чуть ли не единственной нагрузкой стал секс. Из-за замечаний жены времени не становилось больше, но вот возможность пойти у неё на поводу он нашёл. В том числе прекрасно зная насколько коварен недостаток движения, имея свойство накапливаться и постепенно лишать всякого желания шевелиться. Это уже происходило, так что мотивация порадовать Нарциссу не была лишней.       Постепенно он втянется, перестроит рабочий график и так далее. Так уже происходило и не единожды, Люциус всё это знает, но всё равно будет ворчать какое-то время. В том числе и из-за выбранных женой в этот раз методов.       Нарцисса задерживалась, решив перекинуться с кем-то парой слов. В это время Люциус всё ещё старался напиться водой и заканчивал приходить в себя. Он уже успел переодеться, прибрать насколько это было возможно без магии растрепавшиеся волосы, и теперь оставалось только ждать. Потом они немного пройдутся и спокойно аппарируют домой.       За этим занятием к Люциусу подошел ещё один такой же адепт здорового образа жизни, ясно давая понять, что хочет о чём-то спросить.       — Привет, не знаешь, как зовут ту эффектную блондинку? Хочу пригласить её поужинать.       Поняв, что деятельный маггл высматривает ту же женщину, что и он, Малфой поначалу разозлился, но быстро уловив забавную мысль и задержавшись на ней, с трудом сдержал смех.       Такое у него если и спрашивали, то очень и очень давно. Всё их окружение всегда знало, что Нарцисса его, а пара абсурдных попыток попытать счастье идиотов не в счет. Для всех остальных они неизменно являлись неразделимым дуэтом, что изначально расставляло все точки над «i».       — Её зовут Нарцисса, — ответил Люциус, увидев, как супруга спешит в их сторону. — Но сомневаюсь, что она примет предложение.       Пока его новый знакомый открывал рот намереваясь уточнить, отчего же его ещё не озвученное предложение будет отвергнуто, она оказалась рядом и заговорила.       — Прости, что долго. Можем идти?       Жена вопросительно кивнула в сторону растерявшегося мужчины, Люциус лишь отрицательно мотнул головой и насмешливо посмотрел на незнакомца. Мужчина к своей чести примирительно поднял руки, с трудом сдерживая смех из-за абсурдной ситуации. На том и разошлись.       Покинув спортивный клуб, супруга уточнила, что пропустила. Услышав о возникшей ситуации, она продолжила выспрашивать интересные себе подробности.       — И что ты ему ответил?       Насколько Люциус мог судить, Нарцисса чувствовала себя польщённой. Ему это казалось непонятным и даже немного обидным. Словно она предпочла кого-то его сиятельной персоне.       — Что тебя уже пригласили, — с достоинством ответил Люциус.       — Это ты сейчас серьёзно? — заинтересовалась жена.       — Вполне. Мы давно никуда не выбирались, а мне нравится ходить с тобой на свидания, — пожал плечами Люциус.       Им предстояло пройтись ещё немного, прежде, чем аппарировать, скрывшись от посторонних глаз.       — Дети? — спросила жена.       — Леди Вал будет рада увидеть Асцелу, а Сириус всё ещё не просился обратно в Азкабан, — пожал он плечами, давая понять проблемы нет. — Чем тебя заинтриговал его интерес к тебе?       Не выдержал Люциус и спросил напрямую. Он догадывался, что ничего особенно интересного не услышит и всё же. Червячок упорно грыз, не давая оставить такую мелочь без внимания.       — В последнее время мне всё больше интересны и нравятся магглы, — призналась жена. — Мне кажется, они гораздо претенциознее большинства волшебников. Если говорить той же внешности, то их возможности гораздо меньше наших, но зато желаемые результаты в разы выше. Главное же добиваются. И я, конечно, преувеличиваю, но чувство ограниченности у меня раз за разом возникает в последнее время.       С каждым её словом Люциус всё больше хмурился. Если поначалу Нарцисса подбирала слова, думая как лучше выразить волнующую её мысль, то в конце озвучила наболевшее, как оно есть.       — Тебе не нравится твоя жизнь? — спросил он.       Если какое-то время она размышляет над этим, то поговорить им необходимо. Раньше или позже значения не имеет.       — Моя жизнь меня устраивает. Мне не на что жаловаться и не о чём сожалеть. Я люблю тебя, но мне хочется быть кем-то большим, чем только твоя жена. Раньше у меня не было этого чувства, пока мы не оказались в этом мире, порой приходилось задумываться, но оборачиваясь вокруг, размышляя, чем я занята большую часть времени…. В основном мне было, что делать, пусть и не всегда значительное. Иногда приходилось ненавидеть себя за трусость и ограниченность, но это случалось не так уж и часто, а сейчас…. Даже не знаю, что сказать.       Они давно остановились и теперь стояли, замерев на месте. Выслушав проникновенную речь супруги, Люциус не знал, как реагировать и что говорить. Все слова поддержки, которые он мог сказать ей, вся признательность и благодарность были с позиции мужа, максимум отца её детей. Человека родного и любящего, но не способного судить о ней с требуемой стороны объективно, пусть они всю жизнь и делили всё пополам, будь то радости или горести.       При этом Люциус хорошо понимал испытываемые Нарциссой чувства. Оказавшись в этом мире, вынужденный крутиться и искать возможности, он увидел жизнь, которой никогда толком не знал. Будучи ограниченным своим кругом, традициями и представлением об окружении. Малфоев поколениями считали чуть ли не выскочками из-за пластичности и умения приспосабливаться к обстоятельствам, на которые они не могли повлиять. Увы, ничего подобного о самом Люциусе сказать было нельзя, погрязнув в махровом консерватизме, он не только не видел изменений происходящих в мире, но ещё и пытался их тормозить. Эти попытки походили желание остановить поезд на полном ходу картоновыми заграждениями. И всё это вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией! Большинство предков, включая родного отца, не поняли бы такого странного и неэффективного поведения. Не секрет, если Америка открыта, то её следует осваивать, а не пытаться стереть со всех новомодных географических карт.       Делая глупейшие ошибки и потом злясь на себя же за них, прикрываясь понятными и известными вещами, Люциус долгое время не понимал, что всему виной он сам перепутавший величие (о котором в глубине души мечтает каждый слизеринец) с амбициозностью, а мудрость с высокомерием. Всё, предъявляемое как обоснование действий оказалось не только суррогатом, но подделкой, завёрнутой в яркую подарочную бумагу брендовой вещи.       Оказавшись один на один с нуждой, без большинства привычных ориентиров, и без пригодного к использованию набора методик, Люциус нашёл в себе те самые заявленные изворотливость, находчивость, хитрость, умение приспосабливаться и способность достигать поставленных целей. Хотелось верить, что и с величием рано или поздно повезёт. Ценой, а вместе с тем и следствием стал резко расширившийся мир. В котором не было единственно правильного мнения и справедливости, зато была возможность дышать полной грудью и постигать себя званого.       Если Нарцисса чувствует тоже самое, нечестно не поддержать её. Не сделать хотя бы того, что в его силах. Дать любимой женщине необходимое.       — Я люблю тебя, Цисс, — сказал Люциус, обнимая жену. — Не знаю, чем смогу помочь, но поддержу любое твоё решение.       — Спасибо, — отозвалась Нарцисса.       Малфой мог поклясться, что она в полушаге от слёз, но поняла его правильно.       — Наверное, странно слышать такие заявления? — немного сменила тему супруга.       — Нет, скорее обнадёживающе, — ответил Люциус. — Если бы ты зациклилась на доме и детях, а я унёсся вперед — было бы страшно. Я уже видел какого это.       Нарцисса улыбнулась, расслабляясь. Она понята и принята. Её совсем нескромные, неправильные мысли его не тревожат.       Разговор вновь перетёк в менее серьёзное русло, пока они не скрылись от посторонних глаз и не аппарировали домой. После чего настало время детей и общения с ними.       Своё обещание по поводу свидания, Люциус сдержал. Вечером под всеобщее одобрение близнецы повисли на Сириусе, поставив того перед фактом очень веселого времяпровождения. Глядя на чуть ли не умоляющее о пощаде лицо кузена, Нарцисса с трудом сдерживала смех. Как дети всё же чувствуют людей! С Абраксасом или Люциусом близнецы вели себя гораздо сдержаннее, пусть и тоже заставляли побегать, но в Сириусе они чувствовали родственную душу. Не выросшего ребёнка.       Глядя на эту картину кроме всего прочего Нарцисса чувствовала ещё странное чувство отменности. Тётя все уши прожужжала жалобами на дурное состояние своего сына, вот пусть восстанавливает форму, а ещё осознаёт какого было им всем с ним в детстве.       — А где Спика? — спросила Вальбурга.       — Осталась на внеплановый урок зелий, — пояснил Люциус. — Не знаю как, но она вьёт из Северуса верёвки.       О последнем он заявил не без гордости. Нарцисса с трудом сдержала усмешку: отношения мужа со старшей дочерью были чуть ли не темой для анекдотов, а после не заставившего себя ждать замечания тётки и вовсе с трудом не рассмеялась в голос.       — Было бы чему удивляться — ей есть, у кого учиться.       Всё это время леди самозабвенно продолжала нянчиться с Асцелой. Неизвестно как, но малышка растопила давно загрубевшее сердце родственницы в первые же минуты знакомства. Чего бы там не напророчила ей старшая сестрица один безоговорочно любящий человек в жизни Асцелы уже останется навсегда.       — Если всё в порядке, то мы пойдём, — уточнила Нарцисса.       — Идите, идите, — отослала их Вальбурга.       С того момента, как она заполучила в руки внучатую племянницу, родители девочки перестали быть леди интересны.       Вновь почувствовав себя неоправданно рано родившей ребёнка женщиной, Нарцисса поспешила на выход, а за ней последовал и её муж, напоследок что-то крикнув расшалившимся близнецам.       Оказавшись в дорогом ресторане, Нарцисса чувствовала себя, словно вернулась во времена, когда только вышла замуж за потрясающего мужчину напротив. Может быть чуть позже, где-то до рождения Драко. Позже они всё больше предпочитали вечера дома, прогулкам куда-либо, после смерти Абраксаса и вовсе стали чуть ли не затворниками. Выходы в свет — не в счёт, это почти работа. В них нет ничего интимного, личного и по-настоящему важного.       — О чём ты думаешь? — спросил Люциус, с полминуты рассматривавший её лицо.       — Что мне нравится это место, пусть пианист и мог бы играть получше, — поморщилась женщина.       — По-моему, он не так уж и плох, но ты всегда лучше разбиралась в таких вещах. Так что поверю на слово.       — Почему мы перестали бывать на свиданиях? — вопрос родился сам собой и удивил и задавшую его волшебницу.       Наверное, всему виной было захватившее их в последнее время ощущение юности и новизны. Из-за них привычная, устоявшаяся, правильная рутина начала выглядеть не просто непривлекательной, а утомительно чопорной, покрытой приличным слоем нафталина.       Великие люди, как Боги, всегда должны оставаться молоды. Иначе начинается серия неудач и такая ерунда, что и не придумаешь намеренно. Они здесь не исключение: мечтатели, идеалисты, верившие в возможность вознестись над самой сутью человеческой, по праву рождения имея на это право, обратились, в лучшем случае, непоколебимые столпы Общества. В своих маменек, тётушек и дядюшек, просиживающих жизни в тех же помпезных кабинетах и гостиных.       В мире полном всевозможных достоинств, но лишенном страсти. В действительности над которой сами же и смеялись, будучи молодыми оболтусами, высмеивающими портреты изуродованных старостью великих вождей.       Ей и Люциусу ещё рано отправляться на заслуженный покой, как и остаться в роли всё пыжащегося старика, застрявшего между настоящим и прошлым. Рано как здесь, так и в родном мире, где результаты войны, казалось бы, именно к этому и приговорили Малфоев. Отголоски этого приговора слышатся в Люциусе даже здесь в то и дело проскакивающей тяжести взгляда и беспричинно возникающей хромоте. Нарцисса отдала бы многое, чтобы избавить его от этого груза. Чтобы молодой Бог, в которого она когда-то влюбилась, появлялся чаще, вытеснив в забвение поломанного мужчину, состоящего из одних червоточин и поперечин, в которого он потом превратился.       — Потому что я был не слишком хорошим мужем, — стараясь не смотреть ей в глаза, сказал Люциус.       — Люци, с тех пор прошло двадцать лет!       Нарцисса сразу поняла, какая дурная мысль пришла ему в голову. Если бы она ошиблась и речь шла о чём-то другом, он не прятал бы от неё глаза.       — До сих пор не понимаю, чем заслужил такое твоё отношение.       — Тем, что я тебя люблю. Да и не случилось тогда ничего совсем уж выходящего за рамки. Ну, кроме момента, когда нас поймал твой отец, — поспешила заверить супруга леди.       Прекрасно зная какую реакцию вызовет её последнее замечание. В той истории был всего один эпизод, который Люциус мог вспоминать без внутренних содроганий. Вот пусть о нём и думает. Тем более по прошествии лет, Нарцсса сменила своё мнение по поводу этого случая. Он перестал казаться неприлично смущающим, а стал скорее пикантным. После упоминания давней, но не прошедшей бесследно истории за едой каждый из них волей-неволей возвращался к случившемуся.       Люциус рассыпался на части под давлением то ли обстоятельств, то ли внутренних демонов, то ли и того и другого вместе. Теперь не имело смысла искать причины почему он не нашёл ничего лучшего саморазрушения, дабы выразить обуревавшую его бурю страстей и похоронить рухнувшие идеалы. Началось, как это и бывает задолго до того, как стало невыносимым, и была забита тревога. За это виноватой себя чувствовала уже Нарцисса. Она была с ним всё это время, но не смогла спасти от самого себя. Более того лишь замыкалась, решала другие вопросы, обижалась и плакала от отчаянья. Тогда они чуть не потеряли друг друга. Память о самой вероятности до сих пор приводила в дрожь. Два молодых идиота не знающие как выразить всё переполняющее душу и от того не слышащие никого кроме себя.       Тогда она считала, что вопросы взаимопонимания и коммуникации для них давно и навсегда решены. Они столько переговорили и переделали в хогвартские и первые года совместной жизни! Казалось всё, человек изучен вдоль и поперёк. Никакая лигаментия не нужна, всегда знаешь о чём думает.       Оказалось нет, отношения процесс динамический, да ещё нестабильный до ужаса. Хуже самого упрямого зелья, за которым необходим неусыпный надзор, если не хочешь получить мгновенный яд вместо маски для волос.       Возможно, части проблем можно было избежать, выбором другого партнёра, но, увы, в своём решении Нарцисса никогда не сомневалась. Никого кроме Люциуса она никогда даже не рассматривала как потенциального спутника жизни. Каким бы дурком Малфой порой не был.       Особенно острыми этим мысли стали в тот период потерянности, холода и одиночества. Мелочные дела, флирт и условности света. Им приходило и раньше, и позже ревновать друг друга, но оно было иначе. Никогда чувство потери не было таким липким, застревающим под ногтями слизью, а ещё никогда больше леди Малфой не чувствовала себя настолько обессилившей.       Хотелось что есть сил, вцепиться в мужа ногтями и прямо в губы высказать всё наболевшее. Нарцисса поняла, отчего люди используют непростительные, и какие чувства необходимо испытывать для их исполнения. В то время она с удовольствием бы применила все три: одно на мужа, второе на увивающихся за ним баб, а третье на весь остальной мир, чтобы ему сбежать было некуда. О последнем леди Малфой мечтала больше всего, переживая истерики и никогда не бывшие ей свойственными приступы неконтролируемой ярости.       Ей не нравилось видеть себя такой, свой брак в подобном состоянии, своих близких преисполненных раболепия, своего сына заливающимся неугомонным плачем. Последний год войны и первый в жизни Драко были очень тяжелыми, в последствии волшебница считала себя виноватой за недоданное тепло, за возникавшее то и дело желание придушить младенца, которого ещё недавно желала больше всего на свете.       Нарцисса плакала, стараясь собрать себя прежнюю по кускам и выстроить хоть что-то на пепелище, в которое обратилась жизнь. Страх потерять своё счастливое прошлое не отпускал ни на минуту. Она не хотела выпускать его, словно пойманную в руки птицу, мечтающую выпорхнуть и улететь в синеющую даль. Эта иллюзорная птичка была единственным, что осталось. Последним напоминанием о былом великолепии.       А потом Тёмный Лорд исчез и вынудил подняться на изрезанные, истерзанные ноги — пожинать последствия, объявленного им крестового похода. Хвататься слабыми с обломанными ногтями пальцами за полотно реальности. Запереть рвущуюся на волю истерику за семью замками. Нарцисса — не Беллатрикс, чтобы вымещать отчаянье на каждом подвернувшемся под руку человеке. Хотелось бы, конечно, это простой и приятный вариант. Жаль не подходил, потому что у Нарциссы было нечто большее, чем она сама — близкие нуждающиеся в защите.       Вот она и затянула корсет до предела, нанесла макияж, подобрала туфли на высоком каблуке и бесстрашно ринулась в бой. Деятельность спасала, остужала голову и клокочущую в ней гремучую смесь. Люциус сильно ошибался рассказывая позже, что пока он проходил через личный ад, его героическая супруга творила великие дела. Ничего подобного! Скорее проблески сознания случались с ней чаще, а жажда обладания оказалась сильнее отчаянья, только и всего.       День, когда Абраксас в сопровождении колдомедиков, доставил в менор полуживого Люциуса, Нарцисса запомнила навсегда. Темноту за окнами, холод камней древнего поместья, шум вторжения группы людей, и испуганную себя, чуть не уронившую сидевшего на руках Драко с крутой лестницы. Как судорожно перехватывая трепещущего сынишку и целуя его в светлую макушку, следовала за траурной процессией в комнату ещё недавно бывшую их с мужем спальней.       Пока колдомедики размещали Люциуса на постели, а Абраксас руководил процессом, Нарцисса успокаивала раскапризничавшегося, требующего допустить его к отцу сына. К общему действу, она смогла присоединиться лишь в самом конце, уложив Драко спать, умаслив сказкой и представлением с игрушками. Ночные визитёры заканчивали свой труд и прощались с хозяином замка. На появившуюся Нарциссу они обратили внимания не больше, чем требовала вежливость. Объяснения она получила уже после их отбытия от казалось постаревшего на десятка два лет свёкра.       — Переломаны обе ноги, — начал перечисление повреждений он. — Лодыжка на левой не представляла бы угрозы не будь повреждён позвоночник, а вот правое колено уничтожено почти полностью, да ещё сдобрено проклятьем. Врачи не уверены сможет ли он когда-нибудь ходить. При самом лучшем раскладе на лечение уйдут месяцы.       Парадоксальным образом Нарцисса была спокойна. Словно треснувший внутренний стержень наконец встал на место. Прививка на молодом розовом кусте прижилась и скоро он распустится прекрасными пахучими цветами.       Полумрак родной спальни казался уютным и привычным. В постели с резными столбиками и изголовьем, под тяжёлым балдахином спал муж. Ехидное сознание и вовсе подкинуло крамольную мысль, мол, теперь точно никуда не денется. Собравшись с силами она заговорила спокойным, не вяжущимся с трауром свёкра тоном.       — Всё будет хорошо. Говорят, магглы болеют годами, прежде чем вылечиться.       Среди волшебников такое тоже случалось, правда, гораздо реже. Как правило, не поправленные немедленно или около того увечья так и оставались на всю жизнь. Напоминая владельцам, чего делать не следует. Именно такую судьбу Абраксас успел примерить на сына. Не говори Нарцисса столь уверенно, речи невестки показались бы ему издевательством, не иначе.       — Может, ты и права, девочка. Глядишь, тебе и удастся поставить его на ноги. Спокойной ночи.       Поцеловав её в лоб, старик направился к себе. Удалось ли ему последовать своему совету, Нарцисса никогда не узнала. Она ещё какое-то время просидела в полупустой комнате, осмотрела своего спящего красавца и с тяжелой головой отправилась мыться.       Люциус проснулся утром. Осознав случившееся, он плакал, кляня свои глупость и непредусмотрительность. Под тяжестью навалившихся событий его голова тоже начала вставать на место. Спрятанный глубоко в душе, не успевший повзрослеть, мальчишка вырвался на волю. Умоляя вернуться в восемнадцатилетние, можно двадцатилетие, когда за плечами не было груза совершенных ошибок и постигших разочарований. Вины, которую в первую очередь сам себе не простишь. Там, в юности, это было не страшно, мир казался проще и изучение. Хотелось посмотреть в свои же глаза, предупредить, вовремя подстелить солому, чтобы не так обидно было садиться в лужи, а лучше и вовсе наметить новый маршрут.       Заметив притаившуюся в кресле жену, Люциус подобрался и попробовал принять гордый вид.       — Есть будешь? — как ни в чём ни бывало, спросила Нарцисса.       Спрятанный под чарами на прикроватном столике обед, ждал своего часа. Недоуменно переведя взгляд с него на жену, Малфой кивнул.       После его согласия, повинуясь волшебной палочке Нарциссы поднос заспешил к нему, а подушки приподняли голову и плечи, насколько это было дозволено колдомедиками.       — Предварительно. Тебе придётся потерпеть неудобства от пары месяцев до полугода, — сообщила она как самую простую в мире вещь.       После чего вооружившись ложкой и приготовилась кормить благоверного. Эта идея допекла Люциуса окончательно. В первый, но далеко не в последний раз за тот период он начал ныть. В ход шло всё: и давно наболевшее, и отношение к происходящему, и принесенные из детства, так и не потерявшие значения установки «должно быть».       Сейчас Нарцисса если и смогла бы вспомнить весь перечень претензий, то только при помощи думосбора. Что она помнила хорошо, так это настигшее впервые за долгое время спокойствие и внутренние умиротворение. Тугая повязка на хребте её души давала результат, залечивая не хуже, чем зелья и чары восстанавливали позвоночник Люциуса.       Леди Малфой знала, что нужно делать и как. Нет ничего проще, чем следовать чужой исчерпывающей инструкции. Знала, что поставит своего упрямца на ноги, даже если он сам того не хочет. А ещё его травма дала им редкую возможность проводить бесконечно много времени вместе. Разговаривать, смеяться, обсуждать глупости и не очень, но главное быть вместе, а не увязать в принятых на себя обязательствах.       Не просыпайся в муже время от времени желание пострадать, она бы и вовсе полагала, что они на курорте. Не на привычном морском, конечно, но говорят с возрастом предпочтения меняются.       Как-то раз, устав от мужниных заверений в непривлекательности для неё, Нарцисса провокационно забралась на постель и оседлала его бедра, правда предусмотрительно удерживая свой вес на коленях. Навредить супругу она не собиралась, а вот заткнуть рот самым действенным из возможных способов очень даже. Боги, как же она его любила! За время проведённое в вынужденном покое словно влюбилась заново, хотя, казалось бы, больше некуда. Его вздохи, приуменьшающие собственное значения словно обращали её в витающую в фантазиях о прекрасном принце школьницу! Кому как не ему при этом знать о ком она в те годы мечтала!       Маленькая провокация ой как понравилась Люциусу. Он с энтузиазмом ответил и присоединился, потянув руки к её волосам, спине груди. Сдержаться и остановиться на достигнутом становилось всё сложнее и менее возможно. Появление Абраксаса было очень ко времени. Увы, не став от того менее смущающим. Растерявшаяся Нарцисса с грохотом полетела на пол, больно приложившись затылком о прикроватную тумбочку.       Сией элегантнейший полёт сопровождался взглядом двух пар серых глаз. Ошарашенным Абраксаса и недоумевающим Люциуса. Пару раз выругавшись по пути, Нарцисса выбралась из положения в котором оказалась, и смущенно начала искать пути отступления.       На помощь ей пришёл свёкр. Откашлявшись, он сообщил о целях своего визита и попросил Нарциссу последовать за собой — играть роль любезной хозяйки перед служащими министерства магии.       Под косым взглядом Абраксаса и под аккомпанемент приглушенного рукой смеха мужа, леди Малфой чувствовала себя школьницей перед директором, и не знала, куда делать рука, а главное куда смотреть. Вновь картинно откашлявшись, привлекая к себе внимание, разделив их с Люциусом тяжёлой дверью, Абраксас обратился к ней.       — Надеюсь, ты сможешь проявить ещё немного благоразумия. Уже недолго осталось.       Больше он ни тогда, ни впоследствии случившееся не комментировал. Но по выражению лица свёкра, Нарцисса догадалась, что в целом он доволен. Это понимание помогло взять себя в руки, спешно поправить причёску и одежду, и последовать к визитёрам, не отвлекаясь на посторонние измышления.       Постепенно всё становилось по местам, предреченным леди ещё в первую ночь. Люциус шел на поправку, и вставал на ноги. На костылях, но по дому он передвигался, постепенно восстанавливая форму и подвижность. Правая нога всё ещё была непригодна для ходьбы и даже в виде опоры служить не могла, но он уже смог вернуться к делам, проводить не номинально время с сыном, ну и возобновить супружескую жизнь тоже.       Все эти факторы и самоотверженность супруги (как убеждал колдомедик) сделали возможным полное излечение, пусть оно и заняло больше предлагаемого срока. Люциус обзавёлся тростью в качестве бессменного аксессуара, изначального необходимого для передвижения, а позже дающего моральную поддержку и лишнюю возможность быстро наложить щитовые чары. От фантомных болей и то и дело воскресающей хромоты он так никогда не избавился. Природу таковых подтверждал опыт этого мира.       И всё же далеко не только воспоминаниями о былом был наполнен вечер. Достаточно дорого ресторан и живая музыка напоминали лишний раз о том, чего они лишились в этом мире — круга общения и положения в обществе. Нельзя сказать, что на этом жизнь заканчивалась, но понимание себя подпиливало. Особенно у неё. Будь у Нарциссы возможность, как и раньше, заниматься покупкой и оценкой произведений искусства, да помощью всем подругам и их знакомым в уходе за растениями, она бы не чувствовала себя такой бесполезной. Из-за этого в какой-то момент возникло чувство, которого леди никогда прежде не ощущала, да и не слишком-то могла вообразить возможность такого происшествия с ней. Слишком древним было семейство в котором она родилась и удачным брак, чтобы чувствовать себя горничной, подглядывающей за господским балом.       — О чём ты думаешь? — спросил Люциус, кружа её в танце. — Не нравится свидание?       — Наоборот, считаю, что повезло выбраться, — возразила Нарцисса.       — Тогда почему на тебе лица нет? Снова себя накручиваешь?       Дальше предстояли долгие переубеждения, которые не факт, что не закончатся ссорой. Портить вечер совсем не хотелось, поэтому обдумывая возможные пути избегания такого исхода, Нарцисса не заметила, как танец закончился, а к ним целенаправленно приблизилась женщина, миновав остальные пары. Оклик застал врасплох. Оторвавшись от мужа, леди узнала зовущую её.       — Дебби! Сколько лет?       — В самом деле! — рассмеялась собеседница. — Люциус рада встрече. В мире есть нечто вечное!       Хогвартская соседка по комнате выглядела потрясающе со стрижкой гарсон, вечерним макияжем и с иголочки одетая. Волосы вероятней всего были выкрашены в чёрный, слишком уж ровным казался цвет. На её фоне, вынужденная обращать время в спять для отданных на волю времени и заботам лицу и телу, ослепительной себя не чувствовала. Пусть Дебби и уверяла в обратном, но Нарцисса смогла отложить подобные мысли на потом и позволить втянуть себя сначала в светский разговор, а потом и в богемную компанию когда-то подружки.       Наверное, Люциус прав, сердясь на неё. Настала её очередь заново учиться ходить, а леди Малфой вместо этого лишь ноет о собственной неполноценности, попусту тратя драгоценное время.