Поверить в надежду

Чужой, совсем другой. Не ее Румпельштильцхен. Не безумный златоглазый монстр. Странный, удивительный, пугавший и одновременно притягивавший к себе – своим умом, обаянием, трогательным желанием поверить в надежду. А этот человек… усталый, с сединой в темных волосах, опирающийся на трость – такой же чужой, как мир вокруг. Белль ощупывает чужую одежду на себе. И меркнет солнце, забираясь за облака. Как и первая радость от встречи. – Моя дорогая Белль, как это случилось? Как Регина… Он не договаривает, а она не хочет отвечать. И отводит взгляд. Румпельштильцхен остался в прошлом. Он не спас ее, он ничего не сделал, не внял ее немым мольбам в ночной, удушливой тишине, когда Белль ждала – вот-вот распахнется дверь темницы и… Не пришел. – Давай потом поговорим об этом, – она облизывает сухие губы. Тоже чужие. В той жизни они были мягкими и ждущими невинного поцелуя. Прекрасного поцелуя. Который обернулся страхом и разбитым сердцем. И где-то в глубине души Белль спрашивает себя, что она тут делает. Пока этот новый человек, мистер Голд, берет ее за руку и молча ведет домой. Он чувствует, что она устала, и ей не до расспросов. Он чувствует свою вину, и она висит между ними, как приговор. А что еще он чувствует? Человек, который уже похоронил свою любовь, свыкся с тем, что от нее осталась только надколотая чашка? Снова надеется и верит? Белль хочется плакать оттого, что она ничего не чувствует сама. Голд приводит ее к себе домой – большой, красивый дом, он чем-то похож на тот замок, но тоже чужой; Белль послушно усаживается на широкий диван, пьет чай, растягивает губы в улыбке. Голд садится рядом, прислонив куда-то свою трость, пытается обнять Белль за плечи – она уклоняется. – Белль… что? С тобой все в порядке? Она молча кивает. Нет, не все; нет, она хочет вскочить и кинуться бежать, прочь из чужого дома, прочь от чужого мужчины, вернуться в Темный Замок, снова стать той Белль, которая… – Ты плачешь? Он берет ее за подбородок теплыми, человеческими пальцами, без золотых чешуек на них, смотрит – и наконец-то Белль решается встретить его взгляд. И только тогда она его узнает. Потому что перед поцелуем золотые глаза стали пронзительными и темно-карими, полными надежды и любви. Совсем как сейчас. Вот теперь Белль плачет уже по-настоящему. Плачет и придвигается ближе – и руки того, кто всего лишь мгновение назад был незнакомцем, смыкаются вокруг нее. И теперь она может отвечать. Через слезы, с узнаванием и облегчением. Лелея в душе собственную надежду, что все будет, как должно – пусть в чужом мире и не бывает сказок. – Румпельштильцхен… все хорошо.