Obsession.

Мы становимся крепче там, где ломаемся. (с) Эрнест Хемингуэй 17 апреля - день пятый. Я не видела загадочного темноволосого уже пять дней. Да, я их считаю, с чего бы это? После того как я узнала, что он... Болен раком, я прям места себе не находила. Почему то именно ему мне хотелось помочь, отгородить от этой страшной болезни. Стоп, а почему это я решила, что он болен? Может быть он просто так проходил, или навещал кого-то. Надо узнать. Сегодня понедельник, а значит мне снова надо идти на ингаляцию. Я стала чихать еще больше, и вдобавок к этому у меня начал сильно чесаться нос. Весь день бегала по университету с носовым платком. Просто невозможно учиться, когда через каждые две минуты в приступах кашля на тебя смотрят почти все одногруппники и надоедливые учителя постоянно делают тебе замечания с просьбой выдти, и никакая справка их не успокаивает. В общем-то, сегодня я толком и не училась, а только бегала из аудитории в коридор и обратно. На последнюю пару я решила не идти, да и какой смысл? Все равно я нормально ничего не запомню, только сорву пару, и все. Два с половиной часа перед ингаляцией я решила убить в университетском кафетерии. В библиотеку я не решилась пойти, ведь там запрещено громко говорить, что бы не мешать другим, а чихать через каждые две минуты и подавно помешало бы посетителям. Кафетерий был вполне типичным для таких университетов, как наш. Круглые столики с зелеными стульями и обои темно-зеленого цвета с деревянными досками в середине по всему периметру делали это кафе похожим на обычный Старбакс, который очень популярен среди молодежи в нашем городе. За баром стоял молодой барист с зеленым фартуком, который отлично вписывался в интерьер кафетерия. Там играла обычная поп-музыка, и студенты, которые проводили время в этом кафетерии, иногда напевали припевы популярной музыки. Заказав кофе и творожный чизкейк я продолжила читать книгу, которую мне дала Диана. В ней главная героиня отправляется в колледж с помощью своего далекого родственника, которого она называла Дядюшкой. Он просит ее писать ему письма-оповещения, как бы заводя личный дневник, рассказывать в этих письмах ему все, что было и все, что происходит с ней, не дожидавшись ответа. Я дочитала до главы пятой, ведь посмотрев на время я поняла, что времени до ингаляции осталось полчаса. Положив книгу в сумку, я направилась на выход из кафетерия. Словив автобус, я поехала к своей больнице. Зайдя в это здание, я подошла к лифту, и, нажав нужную кнопку, зашла в него. Прибыв к третьему этажу, я направилась к аллергическому отделению. У кабинета на этот раз отбоя не было от пациентов. Везде сидели люди самых разных возрастов: от маленьких первоклассников до пожилых людей. Все места были заняты, и я стала у кабинета врача, возле двух болтающих между собой медсестер в белых коротких халатах и с ярко-накрашенным лицом. Не медсестры, а девушки легкого поведения, ей Богу. Я облокотилась об белую стену и от усталости закрыла глаза, ожидая послушать тишину, но рядом стоявшие медсестры не дали мне этого сделать, и начали разговаривать: - Знаешь, а Драгоций из онкологического снова перестал разговаривать, со вчерашнего дня. - сказала белобрысая медсестра, прикрывая одной рукой свой рот, что бы никто больше не услышал ее, кроме собеседника. - Только неделю назад пришел в себя и стал хоть что-то говорить, а пять дней назад захожу, что бы укол ввести, спрашиваю "Вы поели?" а он молчит и опять смотреть в одну точку в окне. - Какой Драгоций? Что-то я не помню такого. - сказала шатенка. Блондинка недовольно цокнула языком, закатив глаза, и дерзко ответила коллеге: - Ну Драгоций, темненький такой, с голубыми глазами, кучерявенький, из 304 палаты, ну? Теперь вспомнила? Шатенка на секунду задержала взгляд на противоположной стене и ответила: - А-а-а... Фэш Драгоций? Да, я вспомнила. Блондинка опять цокнула и отвернулась от шатенки. Меня как-будто молотком по голове ударили... Значит, этот парень, Драгоций, все-таки болен. Я задумалась... А почему бы это мне не помочь ему? То есть, конечно вылечить я его не смогу, но поддержать его морально я сумею. Точно, нужно придумать, чем ему помочь. Неужели он из-за меня снова перестал говорить? Я глубоко проникла в свои мысли, что даже не заметила, как доктор выкрикнул мою фамилию. Вдруг на моем плече оказались длинные ногти блондинки, и я обернулась к ней. - Эй, это тебя зовут? - пропела она слащавым голоском. - Ты единственная осталась здесь. Я оглянулась: действительно, я была последней в аллергическом отделении, не считая этой медсестры. - Да, да... Спасибо. Я просто задумалась. - сказала я, опустив взгляд вниз. Отдернув руку блондинки, я двинулась прямо в кабинет аллерголога. Выйдя из кабинета после ингаляции, я уже решила, чем смогу помочь темноволосому. Теперь, когда я знаю, в какой палате он лежит, сделать это будет гораздо проще. Я решила, что зайду к нему послезавтра, после ингаляции. План у меня уже есть, осталось только выполнить еще один его пункт и осуществить его в конце концов. 19 апреля - день седьмой. Аллергия все не стихала: я так же чихала, поэтому два дня не была в университете и провалялась дома, и даже читать книги мне было скучно, поэтому единственным, чем я могла развлечься, была еда. Мысли о темноволосом не покидали меня, и я все-таки решила осуществить свой план в назначенное время. Одевшись, я вышла из общежития и направилась в магазин канцтоваров. Купив все необходимое там и парочку интересных журналах о гонках, интерьере и путешествиях я, с огромными пакетами всякой всячины, поехала в больницу. Не буду описывать, как на меня там смотрели, но скажу одно: мне было стыдно. Поднявшись в уже знакомое отделение я, как всегда, села подальше от двери моего лечащего врача и достала телефон. Проведя пальцем по экрану, я включила первую попавшуюся игру и начала играть, что бы как-то убить время в очереди. Когда наконец я достигла своей очереди, я взяла сумку и пакеты и зашла в кабинет на ингаляцию. Доктор посмотрел на меня с удивлением, но ничего не сказал. Я поставила сумки на стул и прошла в комнату на ингаляцию. Когда я вышла из кабинета, времени было примерно около полседьмого. Глубоко вздохнув, я направилась в сторону онкологического отделения. Идя по многочисленным коридорам и проходя возле многих дверей, ведущих в палаты, мне было не по себе. Все таки, очень страшно болеть такой болезнью, это действительно страшно. Каждый день просыпаться с мыслью что, может быть, сегодня у тебя случиться приступ, а через месяц ты можешь вообще умереть. Это страшно. Страшно не от того, что ты можешь умереть. Страшно от неизвестности и безысходности. Найдя нужную палату "304", я покрепче сжала кулаки, в которых были пакеты и, освободив одну руку, три раза постучала в идеально белую дверь. Ждать долго не пришлось, ведь дверь открыл он... Его кудри сегодня были неряшливыми и непослушно разбросались по лицу, а голубые глаза смотрели с удивлением и его тонкие губы даже чуть-чуть приоткрылись в недоумении. Он был одет в футболку с логотипом бейсбольной команды и черные спортивные штаны свисали с его бедер, почти открывая верхнюю линию боксеров. Я не дала ему вымолвить ни слова, и без разрешения ворвалась в его палату. Он удивленно провожал меня взглядом, но ничего не сказал. В принципе, палата ничем не отличалась от какой-то другой: металлическая кровать напротив двери в ванную комнату, грязно-белый комод в углу и телевизор, висевший в противоположном углу комнаты так, что бы можно было лежать в кровати и смотреть его. Пульт, лежавший на прикроватной тумбочке, говорил о частом использовании телевизора. Лампа, стоявшая там же, была включена, что отдавала комнате приглушенный свет. Я прошла на ковер и села на него, скрестив ноги по-турецки лицом к двери, в какой, облокотившись плечом об стену, все еще стоял темноволосый. Вынув из пакета большой ватман белой бумаги, двое ножниц, цветные карандаши и много журналов я осмелилась и посмотрела на него. На его лице была легкая ухмылка, что значительно удивила меня. В его глазах плясали чертики и он, не выдержав, спросил: - Что ты делаешь? - наконец-то я услышала его голос. Он был бархатным, которого хотелось слушать и слушать, с легкой примесью баритона. Пока я доставала все вещи, моя прическа испортилась и локоны повалились мне на лицо. Я посмотрела ему прямо в глаза. В них читались самые разнообразные эмоции: удивление, неожиданность и даже какое-то определенное веселье. Сдув надоевшие локоны с лица, я произнесла: - Пытаюсь наполнить твою жизнь яркими красками.