Butterfly

– Хен, почему ты так долго? – Не переживай, скоро буду. Посидев немного на стуле, Реук подскочил с места и стал наворачивать круги по квартире. Так продолжалось на протяжении нескольких часов. Больше всего он ненавидел ожидание. Для Ре сидеть и ждать было целым испытанием. Хотелось кинуться на стену, пробежаться по потолку, разнести все к чертям. Именно когда ему в голову пришла гениальная идея, хен слишком опаздывает! – Мистер пунктуальность… – фыркнул Вукки и прилег на диванчик. Казалось, он прикрыл глаза на несколько секунд, но проснуться его уже заставили прикосновения сильных рук. Потерев кулачками глаза, Реук заметил усталость на лице старшего. – Долго ждал? – чуть улыбнувшись, спросил Шивон. – Наверное, вечность, – зевнув, Реук обвил руками шею старшего, тем самым позволяя взять себя на руки. Ши переложил донсэна на кровать в спальню и заметил весьма странную обновку в интерьере – рядом с фортепиано стоял небольшой мольберт. Не придав этому особого значения, Шивон направился к шкафу, дабы переодеться и поскорее лечь в теплую постель. – Хен, я понимаю, что ты устал, но не мог бы ты оказать мне услугу… – Ши заинтересованно посмотрел на младшего и слегка кивнул. – Побудь моим натурщиком. – Звучит как предложение руки и сердца, – рассмеялся старший и присел на мягкий матрац. – Пора спать, Реук-а. Или ты опять хочешь словить от Сонмин-хена за то, что пришел никакой? Все шишки полетят на меня. – Нет, хен, ты не понял. Художники – это люди, которые видят мир по-своему. Ты ложись спать, а я попробую как-нибудь тебя изобразить, посматривая периодически. Я спросил, чтобы тебя это не смущало. Потерев ручки в предвкушении, Реук уселся на удобный стульчик и взял уже приготовленную кисть. Он посмотрел на хена, но в голову ничего не приходило. Ре хотелось макнуть кисточку в коричневую краску и нарисовать резвого скакуна, но вот только таким Шивона видели только окружающие. Близкие же понимали, что на самом деле он не так свободен. Агентство гоняет подчиненного чуть ли не по всем мероприятиям, отрывает от группы, заставляет творить на сцене полный беспредел. Но он сам не хочет этого. Глядя на него, можно было сказать, что Ши просто хочет приобрести свободы и унестись подальше от этого места. Представив, что чувствует Шивон, Ре прислонился лбом о холодный холст и тихо прошептал: – Почему это происходит с нами? – О чем ты? – еще не погрузившись в сон, спросил старший. – Почему мы должны все это терпеть? – отложив кисть, Вукки посмотрел на пустой лист. – За что нас так наказывают? – Давай просто подождем, и нас щедро вознаградят, – младший, приоткрыв рот, повернул голову в сторону кровати. – Любой труд всегда оплачивается. Не сразу, но со временем. Например, труд гусеницы. – Гусеницы? – Бедняжка столько трудится, ползает по холодной земле, хотя рождена, чтобы летать. Мало кто любит гусениц, но всем нравятся бабочки. Все прекрасно знают, что гусеница и бабочка – одно и то же, но продолжают ненавидеть одно и восхвалять другое. Гусеница терпит все крики маленьких девочек и продолжает скитаться по земле. А потом случается метаморфоза, и она становится прекрасной бабочкой. Будучи полностью свободной, она поднимается над землей. Она понимает, что это превращение и есть награда за ее труд быть уродцем. Выслушав старшего, Реук еще несколько минут смотрел на него. Потом он схватил кисть, окунул в светло-желтую краску и принялся рисовать. Солнечные лучи потихоньку наполняли комнату своим светом. Поморщившись, Шивон проснулся и обнаружил, что всю ночь так и проспал один. Реук разлегся на крышке фортепиано, весь перемазанный, с кисточкой руках. – Безнадежен, – улыбнулся Ши и переложил донсэна на более удобную поверхность. Выпив чашку кофе, он вспомнил, что вечером к Ре все-таки пришло вдохновение. Заинтересованный, Шивон вошел в комнату и посмотрел на результат работы Вукки. На белоснежном холсте была изображена нераскрывшаяся куколка бабочки.