В мире животных - 2

После эфиров Иван Пышненко некоторое время старательно делает вид, что ему всё равно. Актёр-то он, конечно, хороший, вот только повторяется это уже не первый и не второй год. Поэтому близкие (включая Кожому и компанию, конечно же) хоть и подыгрывают, втайне понимают: Ваня больше всех переживает за оценки. Сначала за реакцию зала, потом за оценки жюри, а после – за отзывы телезрителей. Ещё во время эфира он украдкой обновляет страницу «В контакте», ожидая появления комментариев. Он беспокоится, когда не видит реакции, сильно расстраивается из-за критики, оживает, когда команду хвалят. Ваня – всегда тот, кому не всё равно. Когда Ваня сдаётся и срывает с себя неудачную маску безразличия, а обычно это случается довольно скоро, своим беспокойством он легче всего заражает Костю Обухова. Тогда они залезают на диван с ногами и, абсолютно трезвые, до умопомрачения обсуждают, что же было не так. Лёша и Вова стараются держаться подальше. Их иммунитет тоже не стопроцентен. Но они не любят долгие, изматывающие рефлективные беседы, поэтому просто обмениваются парой реплик на этот счёт и садятся смотреть футбол. Оценки, конечно, важны, но с победой любимого футбольного клуба им по ценности не сравниться. А вот Дмитрий Кожома в этом плане – абсолютный, непревзойдённый пофигист. Однажды, на "Вышке", он признался, что, если выбирать среди морских животных, представляет себя тюленем. Это действительно так – канонично забавный, добродушный и усатый Дима на суше на первый взгляд неповоротлив, а на самом деле просто искренне нетороплив. В отличие от непостоянных homo sapience, отчасти тюленистый Дима в любое время суток распространяет на окружающих несокрушимый запас спокойствия, а ещё, в качестве бонуса, своим присутствием обеспечивает всем вокруг смешные фотографии. С Димой редко говорят по душам, он для этого как-то откровенно не приспособлен. Зато с ним тепло, подолгу молчат или же ведут шутливые, ненароком исцеляющие разговоры без малейшей тени смысла и логики. Ваня же чувствует потребность разговаривать, много, самокритично, серьёзно и искренне. Поэтому после эфиров он с Димой особенно не пересекается. Просто, когда смотришь на Диму, а он смотрит на тебя своим этим простым тюленьим взглядом с поволокой, обычно понимаешь – всё, о чём ты беспокоишься, это полный бред. Надо жить, как тюлени. Не париться и подставлять животик арктическому солнышку. Но ведь чувство беспокойства реальное, и оно существует, оно остаётся. И чувствуешь себя ниже плинтуса – не способным на тюленью модель существования, никуда не годным, несовершенным. Такое чувство Ване неприятно, так что именно рядом с Димой он из кожи вон лезет, чтобы выглядеть крутым, невозмутимым парнем. И вообще Ване не очень понятно, почему многие считают их отличным дуэтом: на самом деле у них часто не клеится вдвоём. На сцене-то всё нормально, ведь это не друг с другом игра, по сути, а со зрителем. А вот при подготовке остаться наедине – это верный шаг в пропасть творческого кризиса. Нужен кто-то ещё, чтобы сталкивать их с позиций нескладного молчания и прокручивать рычажки, как у заводных игрушек. Иначе Ваня не может по-настоящему расслабиться, а Дима не может по-настоящему напрячься. Вот такие пироги. Всё усложняет Comedy Club. В организации Comedy Battle участвовали не только Дима и Ваня, но и остальные участники «Станции Спортивной». Но, волей судьбы, «камедиклабовцы» тоже сочли идеальным дуэтом именно Диму и Ваню и вскоре предложили им работу. Это хорошая возможность проявить себя. Даже очень хорошая. Более того, не такая уж и низкооплачиваемая, что для Вани в приоритете: семья ведь, жена, ребёнок маленький. Переварив в себе тонны мыслей различного толка, Ваня соглашается. Дима только рад, хотя и отказу не особо огорчился бы. Диму в общем-то прикалывает Comedy Club, шумные весёлые люди, прикалывает добивать шутку крепким словцом, которое звучит у него всегда как-то гармонично и естественно, без скованности и лишнего стеснения. Он вообще любит оказываться в большой тусовке, но при этом сохраняет вокруг себя такой большой невидимый пузырь тюленьей самобытности. Дима – точка опоры. Первые репетиции и съёмки проходят спокойно. Первый совместный номер на этой сцене - непривычен, и с первого взгляда на сценарий даже показался противным, но потом ничего, сыграли, смогли. Главное, обсуждать с Димкой особо не пришлось. Хорошо всё-таки иногда, что он так умеет – взять и сыграть, без лишних слов. Номер ведь уже написан, говорят, что с участием кого-то из Гариков: Ваня подозревает, что руку там приложил Харламов. Есть у него такой обычай, смущать новичков странноватыми номерами. В качестве посвящения. После съёмок Кожома предлагает отметить, но, сославшись на какие-то смутные семейные обстоятельства (кажется, «жену с сыном надо в поликлинику отвезти»), Ваня едет домой. У него во рту неприятное послевкусие после мата и инсценированных плевков, особым ценителем которых он никогда не являлся. Внутри странное ощущение пустоты. Может, голод: весь день не удавалось нормально поесть. Дома, за ужином Ваня беззаботно шутит с Олей и даже с маленьким сыном, не понимающим ещё папиных шуток, но радующимся вниманию. Похоже, навык «ты же КВНщик, скажи что-нибудь смешное» не теряется с годами. КВНщики вообще склонны шутить в сложных ситуациях, что периодически затрудняет эти ситуации ещё больше. В этот день Ване долго не удаётся заснуть, перед глазами откуда-то возникает то он сам в откровенном костюме с Юрмалы 2011 (хорошо хоть, отстоял тогда пиджак, ссылаясь на неидеальную фигуру), то громадные агрессивные роботы с тоненьким женским голосом, то Кожома в ластах. «Устал, наверное», - думает Ваня Пышненко и проваливается в беспокойный сон. В день выхода в эфир первого выпуска с его и Димкиным участием Ваня не находит себе места. Обычно его приводит в чувство компания сокомандников, но этот эфир не стоит, пожалуй, обсуждать с ними. Ваня знает, что Костя и Лёша втайне мечтают о Comedy, но даже не высказывают такие свои желания, потому что очевидно не подходят под формат. Слишком хорошие парни, слишком свойский юмор. Вова, наоборот, эту передачу недолюбливает, и не хочется надоедать ему такими разговорами. Он, скорее всего, просто скажет – «Уходи оттуда, если так переживаешь». Но не всё так просто. А что касается Кожомы, так он настолько не интересуется собственными выступлениями после того, как прошли съёмки, что мог вообще забыть об эфире. Эфир Ване не нравится. То есть, вроде бы всё в порядке, и не сбились нигде, и зал хохочет. Оле тоже понравилось, «какое-то новое измерение у вашего юмора появилось, повзрослели, что ли». Но Ваня чувствует смутную неудовлетворённость. Ему нужно больше информации. Ответной реакции, чужих эмоций. Открывая страничку своей команды «В контакте», он надеется на то, что его переживания окажутся надуманными, что их с Димкой работе зрители поставили более высокие оценки, чем он сам. Однако его взгляд натыкается на безжалостное «прогнулись под камеди», и на обжигающее «такого от ребят не ожидала((», и на ещё одно, и на другое, и на третье…ну и что, что прогнулись, ***! Сами бы попробовали! Неужели непонятно, что им не дадут с первого же раза собственные номера придумывать! Ваня знает, что в чём-то незнакомцы правы, но обижается и на них, и на себя. Отвечает им сгоряча, пытается оправдать себя и мат, который поклонники старой доброй «Станции» не ожидали услышать. В голове зудят мысли о том, почему необходимо оправдываться. Почему нельзя по-нормальному. Как те, кто во время эфира передачи со своим участием мирно спит или, может быть, варит макароны, басом мурлыкая под нос какую-то песенку из отбивок «Станции Спортивной». Как тюлени, вальяжно подгребающие ластами к краю льдины, чтобы плюхнуться в воду. Телефон щекотно вибрирует в кармане. Кстати, о тюленях. О тюленях же? «Вань, с дебютом! Вы классные, не парься там!» - гласит смс-ка. Экран телефона дразнится маленькими чёрными буквами на позитивном, светло-зелёном фоне. …нет, всё-таки не совсем о тюленях. Скорее об Алексеях Никифоренко и их жёнах, которые по долгу службы тоже активно следят за интернет-обсуждениями. «Спасибо )))))))» - отвечает Ваня, в смутной борьбе между чувством благодарности и смущением перебарщивая со скобочками, и выключает телефон. А потом снова включает. И выключает, чтобы ненароком не начать дозваниваться до недоступной Антарктиды, находящейся на противоположном конце Москвы. Ему просто как никогда нужна большая, ударная доза Кожомы. В качестве бунта против этой своей с-ума-сошедшей потребности, Ваня обновляет страницу «В контакте», читает новые комментарии, смутно вникая в их смысл. Такой явной, открытой критики в свой адрес он не слышал уже давно. Может, и не его это на самом деле – Comedy Club. Может, хватит. Так тихонько льётся время в песочных часах сознания, и тихонько, без стука приходит момент, когда Ваня вдруг обнаруживает себя набирающим знакомые цифры. Знакомые, потому что ну сколько можно опаздывать на репетиции! А ещё фронтмэном называется… Вспоминая об этом, Ваня ощущает смутный отклик раздражения, которое чувствовал тогда по отношению к беспечному, расслабленному капитану команды, явно не обременённому излишней пунктуальностью. Капитану команды, благодаря которому, так сказать, Ваня стал экс-капитаном. Эти чувства всегда отодвигались на задний план, но сейчас Ване почему-то хочется ощущать их. Он и так уже не будет идеальным, и до тюленьего спокойствия ему далеко, особенно сейчас. Так почему бы не быть честным хотя бы с собой, хотя бы в этот раз. - Да? – гулкий, хрипловатый голос по ту сторону трубки. Кажется, спросонья. Ваня молчит и немножко паникует. Он не успел морально подготовиться и вообще, честно говоря, понятия не имеет, зачем позвонил именно по этому номеру, именно на эту толстую заснеженную льдину, именно этому заспанному тюленю, явственно зевающему в трубку. - Прости, я тебя разбудил? – медленно вдохнув, Ваня начинает с этикетной фразы. Они всегда вселяют уверенность. Они – точка опоры для разговора с точкой опоры. - Ага, - весело отвечает Кожома, судя по голосу, окончательно проснувшийся, - Чё такое? Хм. И правда, чё такое происходит-то. - Ты эфир смотрел? – осторожно уточняет Ваня, стараясь сделать тон голоса как можно более отстранённым. Так просто, решил спросить между делом. Безупречный светский разговор. - Какой эфир?.. Ага. Как и следовало ожидать. - …а, Камеди! Прикинь, вообще забыл. И что там, мы красавчики? - Ну…э…в общем-то да. - Круто! – глубокомысленно восклицает Дима, и вот тут-то наступает она, неловкая пауза, которая сопровождала отношения «идеального дуэта» в течение всего времени их существования. Долгая, неуютная. И, как назло, рядом нет никого, кто обычно прерывал такие паузы. Оля, которая могла бы вдруг позвать Ваню помочь ей, давно уже спит в соседней комнате, и сынишка мирно посапывает рядом с ней. Дима тоже вряд ли кому-то срочно понадобится – в свою холостяцкую берлогу он кого попало не пускает, а на телефонной линии вот Ваня висит. Поэтому пауза длится целую вечность. Крошечную пышненскую вечность. - Вань, ты это… - Дима нарушает тишину, и в его голосе чувствуются непривычные нотки смущения, - приезжай, что ли? Если хочешь. - Уже ночь, - выдаёт первую более-менее логичную фразу, пришедшую на ум, Ваня. - Ты же не к любовнице едешь, - смеётся Кожома, - объяснишь потом Оле. Что чувствовал острую необходимость напиться со своим товарищем по несчастью. Или по счастью. По ходу посмотрим. Небольшая пауза. Не такая нескладная, как до этого, просто чуть нерешительная, пушистая пауза. - Дом шестнадцать, квартира три? - Два. Шестнадцать-ноль-два. Как дата рождения Лёхи. *** Ване кажется, что этот день прошёл для него наполовину бессознательно, с периодическими вылазками в реальность. Его немного трясёт, на него вдруг наваливается необычайная усталость – видимо, накопилась за последние, рабоче-напряжённые дни. И в то же время неожиданно резко, как если бы все близорукие органы чувств разом нацепили очки, Ваня ощущает себя сидящим на диване, прислоняющимся к чьему-то плечу. Он догадывается, к чьему, но не желает проверять свою гипотезу. Вместо этого Ваня протягивает руку к бутылке, которую, видимо, перед его приходом вытащил из холодильника Дима. - Слушай, Вань, - говорит Кожома сверху и сбоку, почему-то касаясь колючим подбородком его виска, - если тебе сейчас и надо чего-то выпить, то это валерьянка. - Не указывай, - вяло ерепенится Ваня. Он ещё чувствует смутные отголоски обиды, которую так явственно вспомнил, набирая телефонный номер. Но Дима не слушается. Он вообще никогда не слушается. У него другая роль. «Дима, почему, когда ты что-то говоришь, мы всегда с тобой соглашаемся?», помните? «Ну я ж всегда по делу говорю» - «Ну это да…». Дима отбирает у сокомандника увесистую бутылку, уходит на кухню и возвращается с большущей молочной шоколадкой в яркой обёртке. - Валерьянки не было, - хмыкает он, шурша серебристой фольгой, - Но это тоже неплохо. Как говорится, нот бэд. Ну да. В мире тюленей нет валерьянки. В мире тюленей вообще нет таких сильных эмоций, чтобы их нужно было заглушать. Только холод арктического воздуха и вязаное тепло свитера (для человекообразных тюленей, конечно). Дима отламывает кусочек шоколадки и протягивает Ване. Полумрак комнаты способствует тому, чтобы даже это простое действие выглядело интимным. Не интимно-эротическим, нет, скорее, интимно-близким, интимно-молчаливым. Но почему-то Ваня поддаётся моменту и тянется вперёд, осторожно перехватывая дольку шоколада зубами. Вкусно. Как шоколад «Из рук Кожомы». Интересно, он удивлён? Ну а что, сидит тут такой в темноте, шоколадками кормит…определённо сам виноват. Ваня ловит неожиданно серьёзный, показавшийся даже на мгновение сердитым взгляд хозяина квартиры. Чёрт, всё-таки зря повёлся? Но нет, всё нормально. Уже в следующий миг Кожома улыбается. Весело и с огоньками в глазах, на мгновение почти что осветившими комнату. Остаток ночи они сидят на диване, накрытом ворсистым покрывалом какого-то нейтрального цвета, плохо различимого без освещения. Скорее смеются и касаются, чем разговаривают, а если разговаривают, то невпопад, - но этот наполовину телепатический диалог гораздо искреннее, чем всё, что было между ними до этого. Они как будто налаживают осторожными прикосновениями связь, когда-то где-то по нелепой случайности потерянную. Кормят друг друга шоколадом. На тающем во рту шоколаде почти физически ощущают следы пальцев, одновременно катастрофически чужих и успокаивающе знакомых. Утром на пару часов засыпают, так удачно скомбинировав свои туловища на узком диване, что самый заядлый любитель тетриса позавидовал бы. - Надеюсь, ребята из Камеди не проводят тотальную слежку за резидентами в рамках испытательного срока. А то в следующий номер нам стопудово вставят что-нибудь про гей-армию, - ворчит с утра Кожома. - Какая гей-армия, идиот? – давится от смеха Ваня и постепенно сползает с дивана. Его взгляд всё ещё слегка расфокусирован, сказывается количество сна. А правый уголок губ перемазан шоколадом, который Диме уже все глаза измозолил. Вздох безысходности. - Пышненко, погоди. Не двигайся. *** «Всем спасибо за мнение, критику и мысли. Постараемся вас радовать:)» - печатает Ваня и ставит лайки ко всем комментариям, в том числе и к тем, которые вчера казались такими жестокими и несправедливыми. И правда, спасибо. Спасибо. Иногда полезно на минуточку потерять всё и всех вокруг – ну, как минимум чтобы узнать, что долгие, тесные, неуютные паузы страшно боятся человеческого тепла. Во рту всё ещё привкус шоколада и арктической свежести. Как Орбит «Офигительный поцелуй». А московская погода обжигает горло горячим кофе и задувает за шиворот холодный, пронизывающий ветер. Как мысль «Пышненко, у тебя вообще-то семья». И как следующая мысль - «Пышненко, тюлень тебя за ногу, ну ты и влип».