Couches and Conditions.

Он провел совсем немного времени в кровати, так и не сомкнув глаз. С тех пор как под мраком одной ночи он вернулся домой, обнаружив, что его худший кошмар стал явью, он уже не мог преспокойно спать, укрывшись одеялом, совершенно не думая о том, что потерял навсегда. Так он добрался до своего дивана. Даже ему было не под силу существовать совсем без сна. Он нуждался в чем-то безопасном. Если он лежал на диване, все было хорошо. Столь обыденное и публичное место, где он засыпал. Сон в кровати лишь подчеркивал, что он был один. И он чертовски от этого устал. В попытке избежать одиночества он снова очутился на диване, по-прежнему не сводя глаз с места, где в последний раз видел Лисбон. Она давно ушла, собираясь выпить и поужинать с Пайком, одетая в то самое платье, от которого у него перехватывало дыхание. Она выглядела ослепительно. Она была настоящей красоткой. Казалось, что единственным способом сказать ей об этом – сделать мягкий комплимент, наблюдая за тем, как она направляется к другому мужчине. Он не был уверен, как до этого дошло. Он приехал обратно из Венесуэлы, думая, что его возвращение могло послужить отличным стартом. Они вновь стали бы партнерами и если бы их отношения перешли в нечто большее, это было бы естественно. После закрытия очередного дела он пригласил бы её на ужин, весь вечер развлекая непринужденными беседами. Взял бы её под руку, пока они шли к машине. Однако, слишком поздно. Он слишком опоздал. Ждал слишком долго. В этих двух словах вся история его жизни. Слишком поздно, чтобы спасти Анжелу и Шарлотту, слишком поздно, чтобы остаться с той единственной другой женщиной, которую он сумел полюбить. Превосходно, – с горечью думал он. Мучительно долгий день. На самом деле, несколько мучительно долгих дней. Даже он понемногу начинал падать духом. Оставалось надеяться, что Лисбон слишком устала, задремав прямо в кафе, и Пайк не получил шанс переспать с ней. Опять. Когда он осознал, что обладает не всей информацией об их отношениях, то выдержать подобный удар оказалось жесткой тренировкой самоконтроля. Он не был уверен, каким оказалось его первое побуждение: закричать или дать ей почувствовать стыд. Он не сделал ни того, ни другого. На протяжении двенадцати лет он был единственным, кто знал её лучше всех. Знал, сколько ей выпито чашек кофе, знал её тайные покупки в Victoria's Secret (определённо не то, о чем ему следовало думать), знал, что она может наизусть процитировать любую строчку из «Завтрака у Тиффани». Но теперь Пайку было известно больше. Он знал ощущение её кожи под своими руками, знал, как выглядит её лицо, освещенное безумной влюблённостью, знал, как приятно положить голову на её грудь. Все то, о чем он когда-либо думал и пытался представить. Он услышал стук каблуков на кафельном полу и приоткрыл глаза, через которые проскользнула резкая вспышка надежды. Но это была всего лишь Ким, осторожно шагавшая по направлению к нему. – Вижу, ты еще здесь, – вскользь произнесла она, присаживаясь в кресло Лисбон. Он пожал плечами. Очевидно. – Мне удобно на этом диване. – Ты выглядишь опечаленным, – сказала она, и мужчина почти ухмыльнулся. – А ты измученной. Иди домой и ложись спать, – его голос был мягок. – Ох, я-то пойду, – заверила она, – но тебе бы не помешало сделать тоже самое. Он сопротивлялся циничному желанию сообщить ей, что у него нет дома. Хотя, это казалось не такой уж и плохой идеей. Он мог легко заполучить несколько очков сочувствия. Однако она заговорила прежде, чем он что-либо решил. – Что думаешь насчет Лисбон и Пайка? – За её словами скрывалось нечто большее, нежели праздное любопытство. Он ощутил, как вокруг вырастает стена привычной защиты. – Я думаю, что Лисбон вольна быть с тем, кого она выберет, – осторожно произнес он, – и я надеюсь, она обретет счастье. Он не был готов к скептической ухмылке Ким. – Чушь, – её глаза посмеивались над ним. – Не надо так удивляться, – продолжила она, – твои чувства к ней не настолько незаметны, как тебе может казаться. Готова поспорить, что ты только и мечтаешь о том, чтобы Лисбон не понравилось свидание, и она больше никогда не увиделась с тем парнем. К такому заявление было абсолютно нечего добавить, учитывая, что оно ужасно близко подобралось к правде. – Ты ревнуешь, – сказала она, – и, в общем-то, тебе бы следовало. – Ревную? – Эхом откликнулся он. – К Маркусу Пайку? Брось. Он не потрудился скрыть насмешку. – Несомненно ревнуешь, – возразила Ким. – Если под ревностью мы воспринимаем страх потерять то, что должно быть нашим, – сегодня она не собиралась играть честно. Он встретился с ней глазами, в которых проглядывалось сочувствие и совсем немного раздражения. – Она не принадлежит мне, – медленно сказал он. – Верно. И чья, черт возьми, это вина? – Что ты пытаешься этим сказать? – он приподнялся, требуя ответа. – Я пытаюсь сказать, что ты идиот, который позволяет ей уйти. Идиот, который без борьбы отпускает её к другому, – голос Ким становился резче. – Если она хочет быть с ним, – повысив голос, сказал он, – она может быть с ним. Я не буду её останавливать. Ким щелкнула пальцами. – Именно. Ты ни черта не делаешь. Она позволила словам повиснуть в воздухе. – Ты знаешь, что я думаю о том, чего действительно хочет Лисбон? – Что? – его голос был наполнен сарказмом. – Я думаю, она хочет, чтобы ты в прямом и переносном смысле отодрал свою задницу с дивана и сделал хоть что-нибудь, – она выдержала его взгляд, – я думаю, она ждет тебя уже очень долгое время, думаю, что она устала ждать. Она проделала весь этот путь в Техас ради тебя, помнишь? На секунду он позволил себе расслабиться. – Да, но я тоже согласился вернуться в Штаты только ради неё. Ким вздохнула. – Ну, может, тебе следовало рассказать ей. Тебе необходимо бороться за неё. Если, ты, конечно, не хочешь, чтобы она ушла навсегда. В её словах звучал вызов, и в Джейне вспыхнули огоньки раздражения. – Нет? – Обманчиво мило поинтересовалась она. – Мог бы обмануть меня. Хотя это не столь важно. Важно, что ты уже обманул Лисбон. Она поднялась, перекидывая через плечо свою сумку. – Молодец, – она помедлила, прежде чем окончательно уйти. – Иди спать. Потом в этом разберёшься. Я порядком устала от хандрящего тебя, околачивающегося поблизости КПЗ. Мы раскрыли дело, и я не хочу, чтобы люди страдали только из-за того, что ты слишком напуган, чтобы начистоту поговорить с женщиной, которую любишь. Она ушла, оставляя в воздухе лишь небольшой след аромата своих духов. Он откинулся на подушку, размышляя о состоявшейся беседе. Прямотой своих слов Ким напомнила ему Чо. Он хорошо помнил тот разговор о Грейс. Дело в том, что в похожих ситуациях Чо всегда оказывался прав. Был ли он напуган? Ему не нравилось думать о себе, как о трусе. В конце концов, последние десять лет он охотился на серийного убийцу, разве он мог быть трусом? Голос в глубине души подсказывал ему, что именно он притворился, будто не помнит слов любви к Лисбон, что именно он предпочел уйти, избегая разговора о том, что он в действительности чувствовал. Он сделал глубокий вдох. – Дерьмо, – прошептал он. Была ли Ким права и в остальном? Лисбон, правда, хотела, чтобы он боролся? Казалось, это было несколько не в её характере, но опять же. Она могла испытывать его, ожидая, как и сказала Ким, что он оторвет свою задницу от дивана и хоть что-нибудь сделает. Теперь, размышляя над этим, он понял, что не дал ей ни единого намека, что здесь, в Техасе, что-то хоть чуточку изменится. Черт, разве это не то, чего она так жаждала? Он не принимал за неё решений, не пытался заставить её делать только то, чего, по его мнению, она должна была. Он поступал так, как она просила его в той ужасной воздушной поездке. В забытьи он провел рукой по волосам. Это было глупо, смешно и невероятно болезненно. Он инстинктивно повернул голову, услышав дребезжание лифта. Он всмотрелся внимательнее. Лисбон, по-прежнему одетая в то черное платье, шагала ему навстречу. Она выглядела... разочарованной? Он моргнул, убедившись, что может доверять своим глазам. – Почему ты вернулась? – Спросил он. Она вздохнула и, подойдя ближе, приземлилась на диван рядом с ним. – Долг зовет. Он немного улыбнулся. – Непредвиденная кража произведений искусства, – догадался он. – Что-то вроде того. Она была явно опечалена тем, что вечер завершился столь неожиданно быстро. Так разодеться и никуда не пойти... – думал он. – Хоть получилось опробовать те тканевые салфетки? – Нет, – она покачала головой. – Мы лишь добрались до стоянки. Я вернулась, чтобы захватить пару документов и свою машину. Это оказалось той возможностью, которой он был обязан воспользоваться. Он поднялся, и её удивленные глаза проследили за его движением. – Досадно было бы не использовать это платье по назначению, – сказал он. – Могу я пригласить тебя на ужин? Она заколебалась, и он точно знал, на что похожи её внутренние метания. – Да ладно тебе, Тереза,– вновь сказал он, убедившись, что назвал её по имени. - Тебе нужно поесть. Пожалуйста. – Умоляющим голосом добавил он, и брюнетка с небольшой дрожью качнула головой. Когда они достигли тротуара, ведущего к ресторану, он предложил ей взять его под руку и, к удивлению, она не ответила отказом. Возможно, тебе стоит бороться за неё. Хорошо. Он будет. Как он однажды сказал, он редко терпит неудачи. И это не будет исключением. За двенадцать лет жизни, у него никогда не было большего, что можно потерять. Или заполучить. Хорошо, – вновь подумал он. Он будет бороться. И он победит.